Холод 2 (СИ) - "Amazerak" - Страница 39

— Простите, вы кого-то ищете? — спросил длинный сгорбленный человек с деформированным лицом.

— Да, ищу, — я подошёл к нему. — А где все?

— Так в храме служение началось только что. Вестимо, братия вся на служение отправилась. А кто именно вам нужен?

Он не сразу обратил внимание на саблю в моей руке, а когда заметил её, попятился.

— О как! Спасибо, — я рубанул ошарашенного монаха. Тот закрыл лицо рукой, и удар пришёлся по предплечью. Монах вскрикнул. Следующий удар рассёк ему шею.

Покинув жилую часть, я направился в храм — небольшое каменное здание с двускатной крышей и квадратной в основании колокольней.

Когда я вошёл, за трибуной перед алтарём стоял человек в фиолетовой сутане и читал нараспев текст из толстой книги, лежащей перед ним. Остальные сидели на скамьях и внимали словам проповедника — они были одеты либо в серые рясы, либо в серые кафтаны. Всего — человек сорок.

Я вошёл и закрыл за собой дверь на засов.

— Эй, прекращайте проповедь, — крикнул я. — Молитесь своему богу, чтоб он принял ваши души.

Монахи повскакивали с мест и уставились на меня. Настоящее сборище уродов! Каких только тут не было: очень низкие и распухшие, как на дрожжах, длинные и неестественно худые, сгорбленные, кривые. А физиономии такие, что от одного вида их тошнило: непропорциональные, скособоченные. Словно неумелый скульптор пытался слепить человеческое лицо, но у него никак не получалось, и он бросал свои поделки, так и не довершив начатое. Но были среди них и нормальные: монахи из следственного отдела, которые тоже тут присутствовали, не имели уродств.

Прежде чем братия опомнилась, я ринулся на них. Одних я замораживал, других рубил и колол. Старался чаще орудовать клинком, чтобы не тратить магические силы. Кровавые брызги летели во все стороны, орошали скамьи. Украшенный мозаикой пол быстро покрылся красными кляксами. Я чувствовал кровь на лице и руках, а в ушах моих стояли вопли. Кто-то вопил от боли, кто-то исторгал проклятия, кто-то взывал к Господу.

А я рубил и колол, распаляясь от вида крови. Я их резал, словно беззащитных овец, словно жертв на заклании. Ни капли сожаления — лишь азарт и ярость наполняли мою душу, превращая в дикое животное.

Несколько человек бросились к выходу, но наткнулись в закрытую дверь, которую я на всякий случай ещё и заморозил. Пока они пытались совладать с засовом, я подошёл сзади. Всадил одному клинок в спину, отпихнул в сторону, второго рубанул по голове, и так до тех пор, пока возле двери не образовалась куча из десяти окровавленных трупов.

Ещё одного я нашёл в углу. Юноша примерно моего возраста с уродливым лицом пытался спрятаться. В итоге мой клинок и его настиг.

Человек в фиолетовой сутане и трое монахов выскочили на улицу через другой выход и побежали к воротам. Я вышел вслед за ними. Я не торопился, у ворот беглецов поджидала Даша. Всех четверых прошили каменные осколки.

Когда всё закончилось, я тщательно обследовал главное здание с хозяйственными пристройками, но никого не нашёл.

Жилище настоятеля располагалось в одной из пристроек. Я поднялся на второй этаж, где находились спальня и кабинет. Убранство смотрелось простовато, но элементы роскоши тут тоже присутствовали: ковёр на полу, гобелен на стене, украшенный резьбой массивный стол и шкаф во всю стену, забитый книгами в дорогих тиснёных переплётах.

Я чувствовал себя уставшим. Резня отняла много сил, как физических, так и ментальных. Хотелось спать. Кровавый азарт отпустил меня, уступив место ужасу от осознания содеянного. Во мне как будто находилось два человека: один — продукт современной мне эпохи, пропитанной гуманизмом, второй — жестокий убийца, не ведающий жалости входящий в состояние боевого транса от вида крови.

«А что если это бессмысленно? — подумал я. — Что если убийства эти не остановят Мару и не прекратят произвольное появление брешей?» Я не знал, сработает ли это — просто доверился тем странным сущностям. Я не знал, где правда, истина, где реальность.

Я посмотрел на окровавленный клинок и руки, а когда поднял взгляд, увидел за столом одноглазого старика Томаша. Он сидел на стуле с высокой резной спинкой и посмеивался.

— Какого хрена? — пробормотал я. — Что ты здесь делаешь?

Но старик не отвечал — он смеялся всё громче и громче, и меня объял ужас. Я попятился и выскочил из кабинета.Опять видения. Уже третий раз я его встречал. Третий раз покойник являлся мне.

Я спустился и направился к своим. Одно сейчас понимал: нельзя собственные сомнения показывать Гордею и Даше. Они ради меня пошли на чудовищный с их точки зрения поступок, и я должен был поддерживать в них уверенность, что мы совершили это ради благого дела. И плевать, если это ошибка. Обратного пути нет.

Даша еле стояла на ногах.

— Что мы наделали, — пробормотала она, глядя на убитых возле ворот монахов. — Нам не будет прощения.

— Нам не нужно прощение, — возразил я. — Мы очищаем этот мир, избавляем его от страшной участи. Однажды нам скажут спасибо.

Сотник молчал, но по лицу было видно, что его гложут не менее мрачные мысли.

— То, что мы сделали, — проговорил я уверенным тоном, — шаг на пути к спасению мира. Судьба его в наших руках, и я не отступлю, я пойду до конца, я буду истреблять посвящённых до тех пор, пока бреши не закроются, а Мара не вернётся в Сон. Вы со мной?

— А у нас есть выбор? — спросила Даша.

— Боюсь, нет, — ответил я.

— Вы забываете, Даниил Святополкович, — мрачно пробасил Гордей, — есть дела, касающиеся вашей семьи. Вы хотите бросить семью, которой так нужны, и заняться... вот этим?

— Пока у меня не появился дар, что-то никто не разглагольствовал о том, как я нужен семье, — заметил я.

— Тогда ситуация не была столь критичной. Поймите...

— Я понимаю, — перебил я. — Я подумаю над этим вопросом и приму решение. Сейчас нам надо доделать начатое и сжечь тут всё.

Мы сложили тела в трапезной и развели огонь в разных частях здания. После чего покинули монастырь.

Хоть здание и находилось на вершине холма вёрстах в пяти от Ярска, по утоптанной дороге мы быстро добрались до города. Когда подъезжали к особняку Малютиных, монастырь уже пылал вовсю, даже отсюда было видно.

После обеда мы с Ярославом сидели в кабинете Игоря Изяславича и разговаривали. Я был одет в чистый новенький кафтан светло-зелёного оттенка, голубой камзол с вышивкой и бежевые кюлоты. После трапезы я вздремнул пару часиков, и теперь чувствовал себя вменяемо.

Я рассказал Ярославу обо всём, что случилось во Сне, а тот поведал о событиях в городе. Впрочем, почти ничего нового я не узнал: загадочная хворь вспыхнула одновременно в нескольких частях Ярска, власти ввели карантин, и теперь нам оставалось лишь сидеть и ждать, пока не выздоровеем или не сдохнем.

У Ярослава тоже начали появляться пузыри, а некоторые из слуг и дружинников уже слегли. Их разместили во флигеле.

— Жаль, очень жаль, — сказал Ярослав, когда услышал о смерти родственника. — Мой брат в бегах, дядя погиб. Остался я один, — он вздохнул. — А ещё и эта проклятая болезнь... Худые дела нынче творятся. Словно наказаны мы за что-то.

Он поинтересовался, как так вышло, что монастырь сгорел сразу после нашего визита туда?

— Да без понятия, — пожал я плечами. — Наверное, монахи замёрзли, развели огонь, где не следует... Почём мне знать?

Ярослав пристально посмотрел на меня. Кажется, он всё понял.

— Похоже, следственный отдел теперь нам не грозит, — проговорил он. — Что ж, может и к лучшему. Хорошо бы сходить в Сон, забрать тела наших родственников и похоронить по обычаю. Нельзя их там остались.

— А кто займётся-то? — спросил я. — Светлейших в городе по пальцам пересчитать, а мор во Сне — прорва. Не пробиться. Людей посылать — только гробить.

— Даст Бог, поправлюсь, сам схожу. Послушай, Даниил, а ты уверен, что... не ошибся?

— Что ты имеешь ввиду?

Ярослав не ответил, но я и так прекрасно понял, о чём он.