Дочь Моргота (СИ) - "calling my name" - Страница 32

— Нет, — быстро ответил новый сын Дэнетора, сверкнув предательски почерневшими глазами.

— Почему тебе больше не наплевать на смертных, папа? — Силмэриэль мгновенно вскочила на ноги, словно не засыпала от истощения всех сил ещё совсем недавно. — Не надо с ним бороться, он… сам развоплотится, когда уничтожат кольцо. А Минас Тирит…

— Не жалко? — как обычно закончил за неё неБоромир, обнимая за плечи. — Ты права, но… дело не в нем. Не бойся, тем более за меня.

========== Часть 20 ==========

— Милый, ты скажешь папе, что… — даже на то, чтобы закончить короткую фразу, дыхания не хватило.

Обратный путь в Изенгард отличался от похожего на сон ночного полета на орлах, как жаркий летний полдень от туманно хмурого утра поздней осени. Второе за до смешного недолгую для айну жизнь путешествие измотало ее окончательно — полуорки бежали без остановки не разбирая дороги — заснуть или даже просто отдохнуть, когда тебя немилосердно трясут, неудобно пристроив на плече, не было никакой возможности. Но не идти же пешком, а лошадей только в Бри найти можно, слишком долго туда добираться и незачем. Да и не пробовала она до сих пор верхом ездить, хотя очень бы хотела, не держи отец ее взаперти в Изенгарде. Может, когда-нибудь…

— Он сам поймет. — Неприятно застивший зрение мутный туман сделал любимые (в любом виде) черты расплывчатыми. — А лошади…

— С драконами им не сравниться, я уже знаю. — Силмэриэль поморщилась от промозгло-неприятной головной боли и пошатнулась, когда Луртц не слишком бережно поставил ее на ноги. Что откуда-то все же найдется немного сил улыбнуться, было сродни чуду. — Они лучше всех… как и ты.

Заметно дрожащие пальцы неловко коснулись колючей щеки прежнего Боромира, сердце дрогнуло, согреваясь нахлынувшим теплом… то, что новый и по-настоящему любимый присвоил облик прежнего, больно ранившего ее чувства, можно считать особой формой торжества справедливости?

— Это ненадолго, — то ли мысленно, то ли просто очень тихо пообещал чем-то (она обязательно вспомнит чем, когда отдохнет) известный майа, или… нет, не вала, такого не может быть. Согревающие знакомым успокаивающим и головокружительным жаром руки легко поддержали ее, не дав потерять равновесие и подняли, позволив наконец расслабить онемевшие мышцы и вспомнить совсем не далекое детство.

Очертания уходящей в туманную высь предутреннего неба башни терялись в волглой серо-черной мгле. Силмэриэль с некоторой опаской — резкое движение могло усилить боль в затылке — запрокинула голову, но рассмотреть венчающую Ортханк любимую смотровую площадку не удалось. Тихая радость от возвращения в единственное родное и знакомое место Средиземья разливалась в груди, вытесняя тревогу от неизбежной встречи с отцом.

— Я говорил, что ты недалеко уйдешь… дочка. — Словно доселе скрываемая милосердным туманом фигура отца в неизменной белой мантии на вершине лестницы заставила по привычке испуганно замереть сердце. А дочкой он ее до сих пор ни разу не называл… или так редко, что стерлось из памяти. Хотя вряд ли она такое забыла бы, все выпадавшие на ее долю теплые и счастливые мгновения бережно хранились на дне души.

— Тебе нужно восстановить силы. — Почему в детстве ей не довелось сладко заснуть на заботливо не позволивших упасть с ног от усталости надежных руках? Саруман только злился на нее и недоглядевшего за ней помощника, а на руках слуги, хотя он и держал дочь хозяина почтительно и осторожно, все было совсем не так. А сейчас она на мгновение вновь почувствовала себя маленькой, только счастливой, блаженно защищённой от отцовского недовольства.

— А тебе нет? — вяло спросила Силмэриэль, потеряв интерес к ожидающему у двери отцу. Саруман недовольно нахмурился, сложив руки на груди, но ей стало все равно. Глаза неудержимо слипались.

— Нет. — Живительно-теплая, в отличие от холодных рук Сарумана, ладонь накрыла глаза, окончательно прогоняя в мир снов остатки из последних сил бодрствующего разума. Прикосновение магии приятно щекочущим дуновением тронуло сомкнувшиеся веки и прошло легкой дрожью по спине.

Растерявшийся от бесцеремонного поведения гостя (не ясно пока, гостя или пленника, но неопределенность в столь важном вопросе ничуть не волновала молодого человека), Саруман лишь молча смотрел, как не удостоивший его приветствием сын Дэнетора подхватил Силмэриэль на руки, словно она ничего не весила, легко поднялся по лестнице и без приглашения зашёл в башню. Даже не взглянув на полноправного хозяина Изенгарда, великого мага Сарумана Белого, будто это и не он собственной персоной стоял у двери, а какая-то старая пыльная статуя.

— Если я не ошибаюсь, ты пока не хозяин здесь, Боромир, — приторно вежливо произнес Саруман, заглядывая в странно поменявшие цвет глаза. Ставшего заметно нахальнее и невыносимее гондорца все сильнее хотелось сбить с ног нетерпеливо пульсирующим под ладонью в рукояти посоха разрядом, а еще лучше — отправить подумать о жизни на смотровой площадке.

Или ошибаюсь…

Саруман чуть было не закашлялся и нервно сжал ладони, стараясь как можно плотнее переплести пальцы — желание поставить на место обнаглевшего юнца улетучилось без следа, как горстка пепла на ветру. Хорошо и раздражающе знакомый взгляд павшего от стрелы Луртца любимого сына Денэтора раздражал лишь глупой заносчивостью смертных — замораживающей душу тьмы в нем не было, и не могло быть. Такой же, как вытеснившая все человеческое чернота в глазах чуть не убившей его собственным посохом Силмэриэль. Он почти не держит на нее зла, непонятно почему, но это…

— О Эру, Силмэриэль, с кем ты связалась? — одними губами прошептал маг, не подумав, что поразительно спокойно и крепко спящая девушка услышать его не может, а скрывающаяся под личиной Боромира пугающая сущность не должна.

И ему совсем не хочется узнавать, что же это за сущность, пусть остается смутной догадкой, а просто как можно скорее выполнить указание Галадриэль — невыносимо раздражающее и ранящее гордость самим фактом, что она ему приказывает, а он вынужден послушаться, но теперь уже все равно. Главное, Владычица хочет отправить ставшего непонятно кем Боромира подальше от Изенгарда, в Минас Тирит, и он жаждет того же, возможно, даже больше нее. Галадриэль еще ответит за это — потом, может быть. Такая мелочь… уже не важно.

А там, дай Эру, Саурон покончит и с Гондором, и с носителем пробирающей до костей тьмы, если совсем уж повезет. Потом проклятое кольцо Всевластия сгорит в пламени Роковой горы, возомнившей себя наместницей Илуватара эльфийке останется только убраться в Валинор, он же будет спокойно создавать полуорков и править Роханом, и Силмэриэль никуда… Надоевший за многие столетия облик старца можно и нужно будет сменить за ненадобностью, благо Белый Совет и Саурон останутся лишь в неприятных воспоминаниях.

Даже и не вспомнить, когда он в последний раз уносился так далеко в своих мечтах. Неразумно, и неосторожно забываться, когда опасности и проблемы окружают со всех сторон, и любой неверный шаг…

Саруман содрогнулся всем телом, еще крепче сжимая посох. Если он, не дай Эру, недостаточно хорошо закрыл сознание… хотя вторжение чужой воли не осталось бы незамеченным, он же не глупая наполовину человеческая девчонка.

— Нам нужно побеседовать, Боромир, а ей поспать, — призвав на помощь все свое красноречие, с казалось идущим от сердца мягким дружелюбием, приправленным беспокойством и чуть извиняющимися нотками, произнес Саруман. — Не стоит терять время, вспоминая прошлое, когда настоящее и будущее туманно и неопределенно. Я видел тебя в Зеркале… расплывчато и смутно, но то, что удалось рассмотреть, нельзя истолковать как-то еще.

Возлюбленный глупой девчонки небрежно кивнул и, не спрашивая дороги и разрешения, поднялся по ведущей в ее комнату лестнице. Не проявить удивления и недовольства, особенно досадной и огорчительной влюбленностью дурочки — она и понятия не имеет, в кого — оказалось нелегко, но, больно оцарапав ногтями ладонь, Саруман даже мысленно остался добродушно не наблюдательным старым волшебником.