«Злой гений» Порт-Артура (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 40

Сейчас же были вполне современные, причем отнюдь не для начала века, образцы — паровоз, десантный вагон и две орудийные площадки были забронированы в два слоя полудюймовыми стальными листами на деревянной прокладке. На каждой бронеплощадке две массивные башни почти с круговым обстрелом, и в каждой по скорострельной пушке. На каждой еще по гатлингу или митральезе в каземате, и точно такие же предтечи пулеметов поставили на тендере и десантном вагоне.

Фок поступил вполне рационально — эти установки были тяжелыми, но в скорострельности почти не уступали «максиму». Трофеев, взятых у китайцев, пока имелось в достатке, как и патронов, а железнодорожной платформе вес гатлинга, или картечницы, как его порой называли, совсем не в тягость, такую здоровенную «дуру» не по грязи же тащить. А станковые пулеметы приберегли, они для полевого боя необходимы.

Но если строительство трех штурмовых бронепоездов пошло ударными темпами, благо материалов и квалифицированных работников хватало в избытке, то вот с экипажами возникли проблемы. В железнодорожном батальоне просто не было такого большого числа специалистов, а нужны артиллеристы, пулеметчики, телеграфисты, стрелки. Хорошо, что паровозные бригады имелись в достатке — машинисты и кочегары, да ремонтники к ним — всех призвали на военную службу.

А с экипажами выручил флот — сам наместник взял новый вид оружия под свое попечение, прикрепив к броненосцам строившиеся бронепоезда и подвижные артиллерийские батареи.

Так что сейчас среди грязных спецовок мастеровых было больше матросских форменок, да и часто в глаза попадались офицерские тужурки — да оно и понятно, если на тендере уже шло нанесенные краской старославянскими буквами название — «Севастополь». И Эссена здесь можно было встретить, пожалуй, чаще, чем на самом броненосце, что стоял на якоре в гавани Дальнего рядом с «Полтавой».

В Порт-Артуре уже были практически готовы три подвижных «блиндированных» батареи — все же их обустройство заняло гораздо меньше времени. В каждой по паровозу, обшитому стальными листами, по две площадки с установленными на них 152 мм морскими пушками старого образца, со стволами в 35 калибров, и прикрытых противоосколочными щитами. При стрельбе устанавливались опоры, иначе был риск, что платформу могло просто опрокинуть. И два пассажирских вагона в четыре оси, по одному на орудийную площадку. Очень необычного типа — «Полонсо», изготовленные на Путиловском заводе специально для КВЖД.

Вагоны были очень тяжелые, потому что на них пошла сталь толщиной в полсантиметра, которую ружейные пули не пробивали. Они были известны как «бронированные», или «Владикавказского типа», по названию первого заказчика, так и проходили по всем документам. Так что возиться с ними не пришлось — просто переоборудовались одной половиной для хранения внутри боеприпасов, а вторая оставалась жилой для экипажа. Только выше окна навешивали стальные экраны с прорезью для бойницы, в боевой ситуации они опускались, так же как и стекло. И пассажирский вагон за полминуты превращался в каземат, в котором для самообороны и отражения внезапного нападения вражеской пехоты или хунхузов ставилась мелкокалиберная пяти ствольная пушка револьверного типа. Плюс у команды имелись винтовки и револьверы — вполне достаточно, чтобы охладить пыл у рискнувших напасть на железнодорожную батарею.

«Ретирадные» орудия сняли с канонерских лодок — там они были ни к чему, раз корабли перевооружались новыми системами Кане. Первые площадки уже были готовы к бою, а на вторые только доставили из Владивостока снятые с крейсера «Рюрик» пушки.

— Федор Иосифович, прошу ускорить работы и по двум бронированным мотодрезинам, они будут нужны для разведки. Двигатели для них подобрали в порту — газойль есть у «Нобеля», хватит на все наши новинки топлива, — Фок только скривил губы, проклиная мысленно Куропаткина и Стесселя за оставление Дальнего в той истории — оставить столько ценного имущества противнику могли только предатели. Или глупец — и нет страшней напасти, когда такие являются властью.

В свое время, проходя курс русско-японской войны в академии, он поразился, насколько был недальновиден генерал Куропаткин, разработавший совершенно нереальный план войны с Японией, который должен был напоминать победоносную войну с Наполеоном в 1812 году. При этом совершенно не учитывалось современное положение дел, а логистика была просчитана на «пещерном» уровне.

А чего стоит письмо Куропаткина, направленное военному министру с его «наполеоновскими планами» совсем недавно, 15 апреля, за три дня до злосчастного для русской армии боя под Тюренченом:

«Японцы зашевелились на Ялу; с радостью буду приветствовать их вступление в Маньчжурию; охотно можно устроить им «золотой мост», лишь бы ни один из них не вернулся на родину. Вторжение японцев в Маньчжурию служило бы значительным указанием, что в этом направлении они двинут свои главные силы. Страх за Владивосток и Порт-Артур уменьшится; вместе с тем явится возможность улучшить наше ныне вынужденно весьма разбросанное не только в Южной Маньчжурии, но и на всем театре действий, расположение войск».

Фок тяжело вздохнул — эти строчки запомнил на всю жизнь, настолько они ему врезались в память. Непонимание реалий войны тут проявлено Куропаткиным наиболее ярко — сделать все от тебя зависящее, даже «построить» противнику «золотой мост», чтобы… проиграть войну как можно позорнее. Ему бы взглянуть на карту и понять, что вражеский десант необходимо сбрасывать в море обратно, атаковать его без промедлений. И пусть японцы все необходимое для своей армии несут по раскисшим корейским дорогам, которые лучше называть тропами. Причем таскать все будут кули, сгибаясь под невыносимой ношей. Быков и лошадей в Корее мало, а потому повозками много не навозишь, тем более на тысячу верст. Для победной войны армии нужна железная дорога с ее подвижным парком…

— Нашему флоту дорого обошлось победное сражение!

Алексеев пристально посмотрел на приехавшего из Петербурга вице-адмирала Скрыдлова, назначенного после гибели Макарова командующим 1-й Тихоокеанской эскадрой. Вот только после победных боев под Бицзыво и Дальнего, в столице передумали, решив, что коней на переправе не меняют. И раз наместник сам на себя добровольно взвалил тяжелую ношу командования эскадрой, и при этом стал одерживать славные виктории, то пусть так оно и будет дальше, от добра добра не ищут.

Так что еще в Чите Скрыдлов получил телеграмму от императора с повелением состоять при Алексееве старшим флагманом эскадры, которая теперь входила во флот «Тихого океана». Это по статусу намного выше, тем более, когда в состав вошла «Сибирская флотилия». Последнее название закрепили за Владивостокским отрядом, командовать которым отправился прямо из Мукдена контр-адмирал Безобразов.

— Сейчас в море не может выйти ни один из броненосцев 1-й Тихоокеанской эскадры. «Ретвизан», «Цесаревич» и «Победа» до сих пор ремонтируются в Порт-Артуре. И войдут в строй где-то ближе к концу июня, никак не раньше. Ремонт на «Севастополе» и «Пересвете» в Дальнем затянется до конца мая. «Полтава будет подготовлена к выходу в течение пяти дней — броненосцу меньше всех досталось в морском сражении. В ремонте также и крейсера — «Аскольд» и «Диана», каждый в доке стоит. Вот такие дела у нас, Николай Илларионович, ничем порадовать вас не могу.

Алексеев заметил мимолетную гримасу, что появилась на лице старого сослуживца, известного своей храбрость еще в войне с турками, когда молодым лейтенантом тот атаковал на минном катере «Шутка» турецкий монитор на Дунае. Вот только прошло с той поры больше четверти века, и отважный офицер стал матерым вице-адмиралом, проведшим большую часть своей морской службы на Средиземном море, где проявил отличные дипломатические способности, принимая участие в международном урегулировании ряда конфликтов, в том числе греко-турецкого по поводу Крита. Именно этими способностями Скрыдлова и решил воспользоваться Алексеев — тот подходил как нельзя лучше для такого поручения.