Право на эшафот (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 25

— А вдруг я удивился тому, что вы узнали тайну, доверенную только близким мне людям?

Голос был мягко-заигрывающим, но меня на экскурсию в королевскую спальню никакими пряниками не заманишь. Я приняла самый чопорный вид, на который оказалась способна, и заявила:

— Ваше Величество, при всём уважении, мы отвлеклись от того, ради чего вы тратите своё драгоценное время на столь незначительную персону, как я.

— Дон Густаво? — повернулся к нему король.

— Да, донья не сама ставила, — ответил тот. — Блок был поставлен близким родственником, таким близким, что я бы предположил сестру-близнеца. Знаете, вариант, когда тела отличаются только личностью внутри.

Он изобразил перед собой руками что-то странное, но Теодоро его понял и даже кивнул, в подтверждение этого.

— Сестры-близнеца у меня нет или я об этом не помню, — поторопилась я напомнить.

— Нет никакой сестры, — нетерпеливо бросил король, — иначе бы об этом все знали. У вас из родственников по линии Эрилейских только тётя, которая родственников супруги вашего батюшки на дух не переносит и к дому не подпускает. Да и не сильны они в магии. Загадка…

Он увлечённо засиял глазами, а я подумала, что сложить слова консультанта в правильный ответ не так уж и сложно, если подумать хорошенько, поёжилась от возможных последствий и с надеждой спросила:

— Но снять-то вы сможете, дон Густаво?

— Увы, Ваша Светлость, это не так просто.

— Дон Густаво, донья спросила, сможете ли вы снять, а не насколько это сложно, — нетерпеливо влез король, почему-то уверенный, что как только я получу доступ к своим тайнам, непременно с ним поделюсь и перестану быть загадкой.

— Сейчас нет, — ответил дон Густаво. — Разве что подцепить край блока?

— И что мне это даст?

— Если блок один, то воспоминания постепенно буду просачиваться, встраиваясь в пустые лакуны вашей памяти, — почти поэтично сказал он.

— Что значит «если блок один»? — недовольно уточнил Теодоро, опередив меня буквально на долю мгновения.

— Есть основания подозревать, что блоков несколько. Видите ли, Ваше Величество, человеческие мозги — очень сложная структура, лезть глубоко я опасаюсь, но…

И дальше он заговорил на совершенно непонятном для меня, но понятном для Теодоро языке, потому что король умудрился даже пару вопросов задать, ответом на которые были опять же непонятные мне тирады, а не снисходительная усмешка, какая бывает, когда спрашивают откровенную глупость.

Я откашлялась, потому что мне показалось, что про меня совсем забыли. А ведь я была куда интереснее, чем блок на моей памяти. Блок рано или поздно уберётся, а я останусь, что и должны были вспомнить спорящие мужчины. Они и вспомнили: посмотрели на меня так, словно я была в гостиной лишней. Пришлось улыбнуться сладко-сладко и жалобно пролепетать:

— Дон Густаво, так вы попробуете подцепить мой блок?

Ответить он не успел, так как в гостиную почти бегом влетела тётя, притормозила, склонилась в реверансе.

— Садитесь, донья, — скомандовал Теодоро. — Мы как раз решаем, что делать с памятью вашей племянницы.

— Вы зря тратите ваше драгоценное время, Ваше Величество, на такую мелочь, — пропела тётя, элегантно усаживаясь на стул. — Нас вчера консультировал сеньор Охедо и даже набросал примерный план по избавлению блока.

Дон Густаво потёр правый глаз указательным пальцем, словно тот внезапно зазудел, и сказал:

— Гм, сеньор Охедо, вне всякого сомнения, авторитетный специалист, и я ни в коей мере не подвергаю сомнению его мнение.

— Но вы-то авторитетней. Он обычный преподаватель, а вы — ректор нашего широко известного университета, — заметил Теодоро, — поэтому ваше мнение может отличаться от мнения сеньора Охело. Кстати, хотелось бы его услышать.

Тётя выпрямилась на стуле так, что по ней можно было проводить калибровку линеек.

— Сеньор Охедо сказал, что сама Эстефания блок не снимет, но он может слететь под влиянием всплывающих воспоминаний. Ещё он сказал, что посторонним лезть нежелательно, потому что это может привести к непредсказуемым последствиям.

— Сеньор Охедо — известный перестраховщик, — недовольно проворчал дон Густаво. — Блок можно не снять, а сделать чуть более проницаемым.

По губам тёти зазмеилась нехорошая улыбка.

— И потом она должна будет находиться под вашим присмотром, не так ли, дон? Желательно — в университете?

— Я этого не говорил.

— Но подразумевали, — отбрила тётя, резко, словно ей было нанесено оскорбление. Возможно, так оно и было. — Эстефания сегодня отбывает домой в герцогство. Прямо сейчас.

— Прямо сейчас я никого не отпускал. — Теодоро улыбался, но его глаза были колючими, как куст терновника.

— Прошу меня простить, Ваше Величество, — покаянно сказала тётя. — Но я знаю, что вы не можете уделять нам много времени, вы — персона необычайно занятая. Насколько помню, ваша невеста, теофренийская принцесса, прибывает завтра утром? Подготовка к браку — слишком серьёзное дело, чтобы его игнорировать.

— Донья, неужели вы считаете, что я буду этим заниматься? — чуть неестественно рассмеялся Теодоро. — Мне принесли бумаги, я посмотрел на итоговую сумму и подписал. Всё остальное — не моя забота.

— Невеста — тоже не ваша забота? — елейно поинтересовалась тётя. — Доверите её сеньору Бласкесу, пока вы будете заниматься с моей племянницей, которой, к слову, есть кому помочь?

Они замерли, гипнотизируя друг друга взглядами столь яро, что почувствовала неловкость не только я, но и дон Густаво. Воздух между ними потяжелел и заискрился. Причём заискрился в буквальном смысле этого слова.

— Дон Густаво, — обратилась я к не занятому гипнозом дону, — а поясните мне, пожалуйста, почему поступление в университет — такой серьёзный проступок.

— Фани, — прошипела тётя, — мы это с тобой обсуждали. Не отвлекай дона из-за ерунды.

— Почему же из-за ерунды? — Дон Густаво сложил пухлые руки на груди, как будто показывая, что не собирается применять магию. — На самом деле, это очень серьёзный вопрос, почему Сиятельные рода не отправляют своих отпрысков к нам учиться. Если, конечно, они лояльны к нашей монархии.

Тёте намёк не понравился. Её ноздри затрепетали от едва сдерживаемого гнева, и она выдала:

— Дон Густаво, а не вы ли не так давно выступали за то, чтобы девушкам вообще блокировали магию?

Теодоро откинулся на спинку дивана. На лице его появился живейший интерес, подобного которому я не заметила при упоминании о невесте. Надо же, оказывается, монаршая рука не только обещана, но уже почти отдана. И это при том, что девушки в этой стране ничуть не уступают зарубежным. Уж одна точно. Нет, портрета принцессы я не видела, но всё равно была убеждена, что она должна мне уступать внешне. И внутренне.

— Я и сейчас на этом настаиваю, — неожиданно ответил дон Густаво. — Не только девушкам, но и юношам, которые не контролируют дар и не занимаются его развитием, магию следует блокировать во избежание несчастных случаев. Либо ты учишься и берёшь под контроль всё, что тебе дано, либо расстаёшься с ним. И это должно быть закреплено на государственном уровне.

Он повернулся к королю, тот кивнул с некоторой ленцой. То ли подтверждал, что услышал, то ли собирался воплотить идею дона в жизнь.

— У Эстефании всё было в порядке с контролем, пока она не попала в королевскую тюрьму, — обвиняюще сказала тётя.

— Донья, так то, что было, не значит, что будет, — мягко возразил дон Густаво. — не лучше ли…

— Вовсе нет, — высокомерно прервала его тётя. — Мы как-нибудь без вашего участия разберёмся с тем, что нам делать. Девушке из семьи Эрилейских не место в вашем притоне.

— Простите, донья. Как-как вы назвали учебное заведение под патронажем нашей монархии?

— Оно не только под патронажем нашей монархии, — ехидно заметила тётя, — но и под патронажем других Сиятельных донов. Как будто им мало домов специфической направленности, где такой интерес более уместен.