Синдзи-кун и дорога домой (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 10

Выпусти уже это, перестань себя сдерживать, сожги их всех! Они — не понимают, они — бестолковые, они — тянут тебя назад, погляди! Это Майко виновата, но даже не в том, что их схватили, а в том, что ты сама себя назад тянешь, все это время! Поиграли в демократию, один человек — один голос, но если большинство идиоты — то и решения будут идиотские. И беззубые.

Синдзи-кун, старик в теле юноши и до сих пор — дурак, развел тут телячьи нежности, кто в лес, кто по дрова, любители. В результате — никто ничего толком не делает, все как будто погулять вышли. Приказов не исполняют, инструкции не слушают, делают все небрежно. Это не могло длиться долго. Не только старый Джиро предал тебя и передал в руки палачей — все они виноваты. Они все — своей безалаберностью, своей мягкотелостью, своим непониманием что все серьезно, своей игрой в бирюльки — все виноваты. Син — не смог их сплотить, внедрить дисциплину, при том, что является формальным лидером — категорически отказывается брать на себя ответственность за происходящее, в результате — она все и делает. Как там — кто тянет, на том и пашут. Тебе же надоело пахать, надоело что ты за все отвечаешь, и ты же при этом — зануда, к которой все относятся как к надоедливому Джимини… надоело же? Сожги их всех — сперва тех, кто рядом, а уж потом всех остальных… чего ты медлишь?

Она все же сдерживала себя, она говорила сама себе, что все в порядке и что все ее ценят и любят и что это только кажется, что в коллективе она играет роль педанта. Они восхищаются мной, говорила она себе, ты же видишь, что они восхищаются и любят меня.

Любят? — шептало ей пламя — любят? Они боятся тебя. И завидуют тебе. И правильно делают, потому что ты — пламя. Все боятся пламени. Никто не может встать у тебя на пути. Завидуют? Потому же.

Уйди из моей головы — думала она, ты — это не я. У меня не может быть таких вот мыслей. Я — другая. Я — Акира Нисимура, маг, любимый человек, хороший друг и ужасный враг. Я знаю, кто мой друг, а кто мой враг.

Думаешь? — вспыхивали мысли в голове — ты же даже не поняла, что Джиро-сама тебя бросил. Что он никогда тебя не любил. Это для тебя он был как отец родной, даже больше, чем отец. А ты для него, как выяснилось — всегда была только зажигалкой. Сигарету ему прикуривала. Это же простая логика — если ты тогда не смогла распознать кто твой враг, а кто друг — как же ты можешь быть в этом уверена сейчас? Ты же чувствуешь, что я — это ты. Эта сила, эта мощь, это правота — это все твое. Только протяни руку, и ты станешь могущественней чем кто-либо. Только впусти меня, только перестань сопротивляться, отдай управление, и мы покажем всем, что никто не смеет связываться с Акирой! Потому что ты — это пламя. А пламя не испытывает сомнений. У пламени нет жалости. Пламя всегда право.

Но она держалась. Юки очень помогала ей ночами — сдерживая обжигающее пламя и охлаждая ее голову. Но и Юки… она же видела, как та глядит на Сина и это не ревность. Это интуиция, которая говорит ей, что и Юки может ее предать. Это горькая мысль и она не несет в себе ни мудрости, ни света — только боль. Но она видела как Юки глядит на Сина и что они делали вместе в тот день, когда она уже было решила, что пожирающее ее пламя успокоится наконец — как и всегда, после процедуры импринтинга. Но увидев обнаженную Юки вместе с Сином и лже-Акирой, пафосной версией самой себя, подделкой от босой девчонки — она не решилась переступить черту. И как результат — осталась без успокоения. Как результат — горячие толчки крови били в виски, требуя действий. Сжечь, сжечь, сжечь.

Но она все еще держала себя. На грани, сжимая кулаки, стискивая зубы и понимая, что ее друзья — не виноваты в том, что она сама себя накрутила, что это — ее же способность, которая требует выхода и не найдя такового — туманит ей голову. Все что ей надо — это выплеснуть наконец море огня куда-нибудь, где это будет безопасно. А потом — можно будет и поговорить. С Юки, которая в последнее время так беспокоится за нее. С Сином, которому она похоже нагрубила. И с Майко, перед которой следует извинится. А сейчас, сейчас было главное — сдержать себя и найти способ выплеснуть пламя. Куда-нибудь, где никто не пострадает. Ну или — туда, где будут только враги. Например, на этот идиотский флот, который стоит на траверзе портового города. Хватит уже сопли жевать и нежности разводить, если кто и заслуживает сгореть в аду, так это захватчики. Хотя и местные тоже не лучше, чума на оба их дома. Сжечь. Сжечь. Сжечь.

Она все еще сдерживала себя, когда на их яхту спикировали молодые ведьмы. Пламя сразу же узнало кто это. Ведьмы были пирокинетиками, но их сила была ничтожной, они извращали саму суть огня, приводя в движения свои реактивные ранцы. Ярость мгновенно ударила ей в виски, глаза заволокло кровью, и она сама не заметила, как оказалась в воздухе. Пламя бушевало в ее венах, пламя застилало ей глаза, пламя было ее руками, ее волей. Доля секунды и эти смешные людишки, пытающиеся укротить огонь — попадали вниз. Но ей этого было мало…

Под ее ногами вспыхнули плазменные факелы, и она устремилась к горизонту, туда, где виднелись поднятые паруса Флота Вторжения…

Конец POV

POV Оно Юки

Юки знала, что рано или поздно это случится. Она видела такое и не раз. Как молодых магов ломает их собственная сила, как их индивидуальность распадается в их собственной способности, в магии. Она, черт возьми, была первым ректором Академии Магии Бартама и насмотрелась на это. Где-то поэтому она и играла роль «все той же Юки» — отчасти потому, что немного впала в детство, вернувшись в привычную среду, но по большей части потому, что не хотела травмировать Акиру своим резким изменением. Если раньше Акира-сан была недостижимой вершиной, столпом общества и опорой в любой ситуации, то теперь … теперь Юки видела, как она кусает губы и отгоняет мрачные мысли, как она сжимается при шуточках Майко, как она сужает глаза, глядя на нее и Сина. И как у нее начали дрожать руки, когда она достает свой портсигар.

Это как будто вернуться домой через столько лет и увидеть, что твой старый дом уже не такой большой, каким казался в детстве и что в трещинах стены уже проросла трава, что женщина, которая возвышалась над тобой и от которой вкусно пахло молоком и свежестью с мороза — тихая, сгорбленная старушка. И что теперь уже не ты у нее, а она у тебя просит защиты и доверчиво поднимает лицо навстречу твоей печальной улыбке. Это как будто ножом по сердцу. Вот что значит быть взрослым. Именно поэтому Юки и вела себя как прежде — чтобы не показать, как сильно она потрясена тем, что она увидела в Акире.

Она всегда была рядом, помогала ей с ее неконтролируемыми выбросами пламени и сбивала температуру ночами, держала ее руки, когда она засыпала, и долго смотрела в темноту — даже когда Акира наконец засыпала. Она гладила ее по голове, когда та ночью задыхалась от кошмаров и шептала на ухо какие-то милые глупости. Она была рядом.

Но она знала, что этот путь каждый проходит сам. Кто бы ни был рядом, как бы не помогал — этот путь каждый должен пройти сам. Встретиться с самим собой, дать бой и выстоять. Или магия поломает тебя, оставив лишь пустую оболочку, через которую наполнит мир пламенем. Кровью. Холодом.

Она не хотела, чтобы ее Акира проходила через это, она помнила, чего это стоило ей самой, но что она могла поделать? Только держать горячие руки в своих, только шептать на ухо что она будет рядом, только сидеть и смотреть в темноту пустыми глазами.

Акира-сан. Она больше, чем старший товарищ. Больше, чем юношеская любовь. Больше чем друг. Когда Юки думала, что осталась в Бартаме навсегда — она выплеснула всю свою любовь и весь свой страх в рассказах. Про Акиру-сан. Про Сумераги-тайчо. Про своих друзей, свою семью. Она и подумать не могла что это превратится в легенды, но сейчас она была счастлива, что так вышло. За те годы, что она прожила тут, образ настоящей Акиры в ее голове сменился образом идеальной Акиры, такой, какой никогда не существовало, которую она выдумала сама для себя. Потому … только потому она и сорвалась, увидев ту самую улыбку, но не на лице у Акиры. На лице у подделки, у той, которую сделала Джин, талантливо обыграв образ легкого, игривого огня, какой Акира всегда казалась.