Ужас Дикого Леса (СИ) - Горъ Василий - Страница 4

Старший торопливо сполз чуть пониже, привалился к здоровенному валуну и потянулся к коммуникатору. Зря — я вышел из скачка как раз между ним и его напарником, открыл земляной капкан точно под первым, сначала прихватив, а затем и раздробив кости таза, а второму тем же самым навыком превратил в кашу обе ноги.

Мужику, лишившемуся задницы и естества, было не до контратаки — болевой шок напрочь выключил его из игры. Зато напарник среагировал на мое появление похвально быстро и успел кинуть испепеление с сожжением. Только я был к этому готов, так что ушел в сторону и всадил ледяной шип в левый висок, благо после капкана покров бедняги приказал долго жить. А уже через мгновение, снова накрывшись отводом глаз, помчался в сторону второй пары. Само собой, не напрямик, а по дуге: судя по количеству одновременно атакованных поместий, транспорта у Доломановых было выше крыши, а от Новоалексеевки до этого места можно было долететь от силы минут за пять-шесть.

Эти тоже прятались за валунами. Точно в такой же «невидимости», как я. Однако легендарным навыком обнаружение жизни не владели. Поэтому смотрели по сторонам через камеры целой стайки мини-дронов, держали в руках по гранате и ждали любого шороха. С тем, кто находился чуть выше по склону, мне откровенно повезло — он стоял, прислонившись к камню правым плечом. Так в него и «провалился». Поэтому во время смыкания земляного капкана разом потеряв треть руки и часть грудной клетки. А последнего, четвертого, сразу после вопля напарника сорвавшегося в скачок, пришлось ловить. Но тут, в Диком Лесу, любителей попрыгать от охотника было предостаточно, так что перемещении на пятом-шестом мужичок все-таки вляпался в подставленный капкан и потерял правую ногу вместе с покровом.

Этого я добил сам. Потом вспомнил о душевном состоянии Рыжей, метнулся за ней и притащил к типу, лишившемуся плеча.

Увидев тело, «вросшее» в монолитный камень, дочурка отставного пластуна скинула отвод, расплылась в счастливой улыбке, выхватила тесак, одним ударом под усилением смахнула мужику голову и поинтересовалась, что с остальными.

— Расскажу по дороге… — пообещал я и присел на корточки. — Иначе влипнем.

Лада без лишних слов запрыгнула в изуродованный рюкзак, деловито обвязала мою грудь репшнуром и спряталась под навыком. Я тоже не стал отсвечивать и сорвался с места. А прыжке на третьем-четвертом заговорил. Все с теми же задержками, ибо несся вниз по склону, перепрыгивая с камня на камень, и не мог себе позволить отвлекаться:

— Одного… укоротила ты… Еще двое… схлопотали… по ледяному шипу… и тоже мертвы. А последний… врос в валун… и, считай, лишился таза… Вместе с камнем… его не увезут… Отрезать — не вариант… В общем… ему сейчас грустно… Даже без учета… беркута-Дичка… уже сорвавшегося в пике…

…Первый час после побега с места побоища я несся вдоль безымянной речки, можно сказать, в прогулочном режиме, перелетая через узкие притоки, перебираясь с одного горного склона на другой и иногда поднимаясь повыше. Впрочем, петлял крайне редко и лишь в том случае, если понимал, что этого конкретного хищника лучше обойти с подветренной стороны, чем потом сбрасывать с хвоста.

На втором пришлось порубиться. Сначала с двухгодовалым медведем, а затем со стаей волков из пяти особей. Зато после них нам словно ворожили боги. Поэтому до нужного входа в сеть Ррейсских пещер я долетел всего за три с половиной часа, что для путешествия с «живым рюкзаком» за плечами было фантастически быстро.

В любой другой день это достижение неслабо подняло бы настроение, а тут испортило. Ведь все опасности маршрута остались позади, а значит, в скором времени предстояло остаться наедине с горечью утраты. В общем, сворачивая со звериной тропы к нужным зарослям маральника, я был мрачен, как грозовая туча. И постарался отвлечься на объяснения: рассказал не менее мрачной Ладе, как искать в этих дебрях каменную плиту с секретом, сдвинул в сторону «крышку» узенького, но довольно глубокого «камина», спустил девушку в подземный лабиринт вниз, поднялся обратно, «затер» запахи и закрыл проход. А через полминуты зажег светляк, разрешил сестренке снять отвод глаз и, тыкая пальцем в каждый условный значок, нацарапанный на стенах, устроил получасовую прогулку по своим владениям.

Закончил, естественно, в логове, где потратил последние секунды относительного спокойствия на описание назначения каждого помещения «благоустроенной двухкомнатной квартиры» в толще земли:

— Слева от «центрального входа» располагается тренировочный зал. В нем я обычно медитирую на матах, которых в свое время натащил с большим запасом. Вот это ответвление называю коридором: по «камину» у дальней стены можно спуститься к подземной реке, а там и чистая вода, и туалет. А в дальнем тупичке у меня спальня. Да, «дверной проем» широковат, зато в ней нормально дышится. Единственный минус — температура воздуха: летом он прогревается до двенадцати градусов, а зимой остывает до шести-восьми. Впрочем, при наличии пекла, водяного матраса и двух пуховых спальников это не так уж и страшно. Далее, в ящиках у изголовья хранятся запасная одежда, белье, обувь и всевозможное тряпье. В двух средних складируются сухпайки, консервы, приправы и другие продукты длительного хранения. А вот в этих я держу снарягу, которая может пригодиться в Диком Лесу — альпинистские «системы», веревки, крючья, «кошки», аптечки, шины, жгуты и много чего еще. Чтобы, в случае чего, не кусать локти.

На этом слова закончились. Вместе с желанием говорить. Ибо эти запасы я делал персонально для матушки. На всякий случай. А все, что могло потребоваться лично мне, таскал в пространственном кармане. Поэтому покосился на водяной матрас, представил, как падаю на него мордой вниз и закрываю глаза, а затем заставил себя повернуться к Рыжей:

— Лад, давление этого места для тебя великовато. Подставляй руку — приложу своим усилением.

После того, как она выполнила просьбу и с облегчением перевела дух, я вытащил из пространственного кармана дорогой механический хронометр без единой электрической схемы и протянул ей:

— Я сейчас не в лучшем состоянии. Постарайся засечь время до полного выгорания, чтобы я мог обновлять навык до того, как тебе поплохеет. И не стесняйся пинать, если я уйду в себя слишком глубоко.

Потом наткнулся взглядом на любимый розовый коврик матушки, сжал зубы и закрыл глаза. А через вечность услышал уверенный голос Рыжей:

— Я, Лада Мстиславовна Нестерова, клянусь Силой и Жизнью, что буду жить тобой, пока дышу!

В смысл этих слов я, каюсь, не вник. Даже после того, как жжение в средоточии подтвердило искренность побуждений. Но буквально через миг жжение ударило в левое плечо, прокатилось по главной жиле до центра ладони и, вернувшись к предплечью, «осело» на нем на редкость приятным теплом!

Тут я невольно пришел в себя, запоздало ужаснулся чрезмерной жесткости полученной клятвы, повернулся к сестренке и потерял дар речи: на ее правом предплечье переливалась всеми цветами радуги татуировка в виде переплетения Нитей Судьбы, местами образовывающих символ Родовик !!!

— Знак Макоши! — ошалело выдохнул я, торопливо закатал к локтю свой левый рукав, обнаружил под ним почти такое же украшение и зачем-то потер его рукой.

Оно посияло еще секунды три, а потом начало блекнуть. Именно так, как описывалось в учебниках. Проверять, вспыхнет ли Знак снова при новом вливании Силы, мне и в голову не пришло — в этот момент сознание само собой переключилось в боевой режим, и я уставился на Ладу:

— Зачем тебе такая клятва?

Она удивила снова, поклявшись Силой, что будет говорить мне правду и ничего кроме правды до конца своих дней. И только после этого перешла к объяснениям:

— Сколько себя помню, мечтала стать такой же великой целительницей, как Радослава. Само собой, не просто так: папа называл ее честью и совестью рода Нестеровых, а еще говорил, что задолжал ей четыре жизни. Пятый раз твоя матушка вытаскивала его из Нави при мне, и я видела, чего это стоило. Те кошмарные двое суток только усилили мое желание нести в мир добро, и на следующий год я поступила в КМА, сдав тесты на максимально возможный балл. Так же добросовестно училась и весь первый год. А во время экзаменов умер отец — вроде как, не выдержало сердце. Только в это я, убей, не верю. Хотя бы из-за того, что о его смерти мне сообщили только через двое суток и за это время как-то успели переоформить на себя особняк в центре города за несуществующие долги перед родом, вскрыли очень серьезный сейф и наложили лапы на награды. А когда я примчалась домой, обнаружила уже живущего в нем главу нашей ветви рода и потребовала объяснений, он отобрал у меня комм и приказал выбросить на улицу. Я дождалась ночи, вернулась обратно через слуховое окно на крыше, нашла этого урода спящим в моей спальне и попробовала вырубить, чтобы наложить на его средоточие печать обрыва связи и выбить чистосердечные признания. Увы, продавить покров не хватило ранга, и меня упекли за решетку. В итоге на похороны папы я не попала. И если бы не Радослава, загремела бы лет на восемь-десять за… попытку вооруженного грабежа и причинение тяжких телесных повреждений дворянину.