Где деньги, мародер? (СИ) - Фишер Саша - Страница 4

Мы промолчали, ожидая продолжения.

— Во-первых, вы никогда не должны спускаться в подвал, даже если его дверь открыта, — сказал Егоров. — Во-вторых, по пятницам вы не должны выходить из своих комнат в общий коридор ни при каких обстоятельствах. Если вам вдруг потребуется войти или выйти — воспользуйтесь окном. В-третьих, если вы слышите музыку… Впрочем, это несущественно. В-третьих, находясь в общей гостиной вы не имеете права трогать шторы, шевелить их, открывать или иным способом менять их расположение. В-четвертых, вам запрещено задавать вопросы прислуге. Раз в неделю в ваших комнатах будет проводиться уборка. Вы можете присутствовать при этом или нет, но не разговаривайте с прислугой, не задавайте вопросы и вообще не вступайте ни в какое общение. В-пятых, в моем доме запрещены животные. Никаких кошек, собак, мышей, ручных змей и прочих зверей. В-шестых, если часы бьют полночь, и вы находитесь дома и бодрствуете, вы должны в этот момент плотно зажмурить глаза. В-седьмых, вы не должны пользоваться серебром. Если у вас есть серебряные предметы, в моем доме вы должны хранить их в полотняных чехлах и использовать по назначению только вне этих стен.

Он замолчал и по очереди посмотрел на наши лица. Лично я ничего не понял. Эксцентричный мужик с довольно экзотическим набором закидонов. Дом у него — закачаешься, настоящий стильный особняк, насчет удобств не знаю, пока не проверял, но, скорее всего, тоже все в порядке. Что там в таких случаях надо говорить? «Shut up and take my money?» (Заткнись и возьми мои деньги. — англ)

— И в какую сумму нам обойдется проживание? — спросил Бюрократ.

— Пятьдесят соболей с человека в неделю, — сказал Егоров. — Если на ночь остается кто-то из гостей, то десять соболей за ночь за гостя. Оплата по понедельникам. Если вы не застанете в гостиной меня, просто положите деньги на бюро. Стирка и починка вещей — по соболю за корзину. Корзина стоит в чулане вашей части дома, если вам нужно что-то постирать и починить, просто положите вещи в нее. Неважно, одна там будет вещь или вы набьете корзину доверху, оплата не изменится. Вам подходят условия?

Мне ужасно хотелось пожать плечами и сообщить, что я понятия не имею ни о ценах, ни о местных договорах об аренде. Но я сохранил невозмутимое выражение лица и посмотрел на Бюрократа. Тот слегка поморщился, по всей видимости, ценник был чуть выше, чем он себе представлял.

— Могу я ознакомиться с договором, прежде чем мы его подпишем? — спросил он, поправив очки.

— Разумеется, — сказал Егоров и легонько хлопнул в ладоши.

В гостиную бесшумно вошел молодой пацан. Очень бледный и болезненный, через тонкую кожу просвечивал узор синих вен. Темные волосы приглажены назад. Положил на столик перед Егоровым несколько листков напечатанного на машинке текста и так же, не издав ни звука, вышел. Когда это хозяин успел отдать ему указание?

— Пожалуйста, — Егоров взял бумаги и протянул их Бюрократу. Тот немедленно уткнулся в текст, водя по строчкам пальцем.

Я посмотрел на Натаху. Она выглядела слегка рассеянной и уставшей, никакого беспокойства на ее лице я не заметил. Гиена был слегка напряженным, сидел на краешке дивана и, кажется, был готов в любой момент вскочить.

— Вы не против если я закурю? — спросил Егоров. Мы все синхронно покачали головами. Он поднялся, неспешно, опираясь на трость, подошел к бюро и извлек из верхнего ящика трубку с длинным черным чубуком и кисет. Вернулся в кресло, неспешно набил ее и подкурил от тяжелой золотой зажигалки. Выпустил несколько колечек дыма.

— Прошу прощения, — заговорил Бюрократ, когда молчание слегка затянулось. — На пунктах два, четыре и шесть стоит пометка «periculo suo», что означает…

— На свой страх и риск, — кивнул Егоров.

— То есть, это не подразумевает каких-либо санкций и наказаний с вашей стороны, но…

— Снимает с меня всякую ответственность, если с вами случится что-то плохое, — Егоров снова выпустил изо рта несколько колечек дыма.

— Тогда как пункты один, три, пять и семь помечены «aliqua actio», — проговорил Бюрократ. — Также как и пункт об оплате. Включают ли эти «любые действия» нашу смерть или подразумевается что-то другое?

— Возможно, — Егоров пожал плечами. — Я бы не рекомендовал вам нарушать договор. Впрочем, я не настаиваю, чтобы вы непременно его подписали. Если мои условия вам не подходят, вы можете просто поискать другие варианты.

— Какой печатью будет скреплен договор? — спросил Бюрократ.

— Малой личной, — ответил Егоров. — И подписью каждого из вас.

«Кровью?» — хотелось спросить мне, но я благоразумно промолчал.

— Все вполне логично, — Бюрократ кивнул. — Договор составлен идеально, если не брать во внимание не вполне… гм… традиционный набор требований. Можем мы осмотреть комнаты?

— Да, конечно, — Егоров снова кивнул. — С вашего позволения, я не буду вас сопровождать. Вам нужно вернуться ко входу и пройти в другое крыло. Последняя дверь.

Егоров взял со стола газету и развернул ее. А мы вскочили со своих мест и пошли смотреть свое возможное будущее жилье.

Обставлены комнаты были попроще, чем гостиная, очевидно они изначально были предназначены для бедных родственников или не самых желанных гостей. Всего комнат было три, все они выходили в общую гостиную, часть которой была отделена тонкой стеной. Там были пустые полки и стояла большая плетеная корзина. В гостиной был обеденный стол, рассчитанный на шестерых человек, в комнатах — простые деревянные кровати, правда, довольно широкие. Шкаф был общий, в гостиной. Еще в гостиной имелось какое-то подобие дивана — большой сундук, крышка которого была обита тканью. За неприметной дверью рядом с чуланом — вход в «санитарный блок», где была баня, помывочная комната и душ. Туалет, судя по всему, во дворе. И наверняка под каждой кроватью, куда я не заглядывал, стоит ночная ваза.

— Не слишком ли все шоколадно? — спросил я, остановив руку в паре сантиметров от черной глухой портьеры, скрывающей окно.

— Вообще-то… — Бюрократ замялся. — Даже по имперским законам, согласно этому договору, хозяин при нарушении имеет право порезать нас на кусочки, зажарить и съесть, и ему не будет ровным счетом ничего. Подписав это, мы даем ему такое право. Кроме того, меня немного беспокоит это вот… periculo suo. Но я в Сибири человек новый, так что не знаю, насколько это вообще нормальная практика.

— А что ты на меня смотришь, Бюрократ? — Гиена развел руками. — Я такую штуку тоже впервые слышу. Но у меня все равно есть уточнение. Он может попробовать нас порезать на кусочки. Или эти подпись и печать означают, что в случае нарушения мы превратимся в недвижимых болванов?

— Нет, ничего такого, — быстро ответил Бюрократ.

— А можем мы, например, заключить договор на неделю, а если нам не понравится что-то — разорвать его и съехать? — спросила Натаха.

— Ммм… — Бюрократ еще раз посмотрел в бумаги. — Да, точкой отсчета договора каждый раз считается понедельник. И если мы оповестим в субботу, что с понедельника прекращаем взаимоотношения, то…

— Тогда не вижу никаких препятствий, — легкомысленно сказала Натаха. — Давайте подписывать уже, и спать. Я устала, как не бывает. У нас первый этаж, так что в пятницу как-нибудь потерпим без дверей. А серебра у меня отродясь не было…

Я проснулся, как будто меня кто-то ткнул в бок. Вокруг было темно, только откуда-то с улицы доносился обычный утренний шум — кто-то громко болтал, надсадно фырчал мотор машины, в попытках проехать через раскисшую дорогу. Уже утро? А почему тогда темно?

Ах да, шторы… Я сполз с сундука-дивана, на котором меня вчера сморило, наощупь нашел выключатель настенного светильника. Да, точно. Мы вчера подписали договор, вернулись в комнаты, я присел и подумал, что сейчас, пару минут, а потом пойду обратно в универ, разберусь с общагой, но как-то прикрыл глаза…

Кто-то заботливо укрыл меня шерстяным одеялом. Я по очереди заглянул во все три комнаты, послушал ровное дыхание моих друзей.