НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 18

Но мне хотелось бы избежать всех этих поединков хотя бы на некоторое время и для этого есть только один выход. И этот вариант даст мне как возможность восстановиться и хотя бы немного привести в порядок свое тело, а также оградит меня от других желающих поправить свой социальный статус поколотив меня. Решено — на перемене подойду к Дзинтаро первым. Хотя бы потому, что бегать от него утомительно и непродуктивно. И унизительно.

— Класс! Встать! — командует наша староста, Наоми: — Поклон! Спасибо за урок, сенсей! — мы послушно встаем, кланяемся и гудим привычную фразу «аригато годзаримашта, сенсей!». Я думаю о том, что вот так и тренируется покорность и следование социальным нормам в Японии — всеми этими поклонами и «позаботьтесь обо мне пожалуйста», структурой иерархии, где с самого детства приучают думать, что начальник, сенсей, старший — всегда прав. Да половина аниме и манги имеют героя, который не подчиняется этим самым социальным нормам и бросает вызов своим поведением — видимо это своего рода морально-этическое порно. Сами японцы не могут так, вот и реализуются, читая или смотря такие сюжеты.

— О. — как только учитель уходит за дверь под запоздалый «динь-донн-динь», рядом с моей партой материализуется Хироши: — слушай, Кента, я тебе уже говорил, что ты — классный друг и все такое?

— Денег нет. — я сразу же обламываю его надежды на халяву.

— Жаль — грустит он: — но вообще я не только о деньгах. Я…

— Погоди-ка, мне кое-что сделать надо — говорю я, вставая: — потом продолжим. — и я иду туда, где у окна стоит Дзинтаро со своими двумя приятелями. Они о чем-то говорят и хохочут — слишком громко, чтобы это звучало вежливо. Когда я слегка заведен, такой вот смех действует на меня как красная тряпка на быка. В голове сразу проносится мысль — подойти поближе и наклоном-поворотом головы вперед — снести ему переносицу, вдавив ее в лицо, а когда он схватиться за нос и наклонится — схватить его за шею и всадить колено — еще раз, туда же. Возможно, локтем или основанием ладони, ребром кулака — по затылку. Поднять его за шиворот и вдавить этот мерзкий смех ему в глотку, заставить подавиться им… и я выдыхаю.

Отлично, думаю я, такие вот мысли — первый признак, что тело Кенты стало перестраиваться и в ответ на стресс реагировать агрессивно. Тестостерон, адреналин, это все нам сейчас нужно, пусть вырабатываются. Нельзя отбивать у тела первые реакции такого вот рода. Нужно их поощрять. Мысли — это только мысли, так? Неверно. Мозг часто не может отличить воображаемое от реального и если ты часто прокручиваешь в голове свою победу — он будет верить что ты победитель. И выделять гормоны, которые помогают тебе чувствовать себя таким, становиться сильнее, наращивать мышечную массу, быстрее реагировать на опасность.

— Чего тебе? — поднимает взгляд Дзинтаро. В его глазах — чистая, незамутненная ненависть. Вот и нажили мы себе первого врага, Кента-кун, но ты не переживай, их у нас еще много будет, мелькает мысль и я отодвигаю ее в сторону, сейчас мне нужно сосредоточиться.

— Дзинтаро-кун — говорю я: — мне кажется, что у нас с тобой остались… нерешенные вопросы.

— Остались — кивает тот: — мне надо тебе голову отвернуть. Тот раз был случайностью и ты это знаешь. Я хочу реванша.

— Конечно — отвечаю я: — давай разберемся раз и навсегда.

— Отлично — он встает с подоконника: — пошли сейчас?

— У меня растяжение руки — показываю ему забинтованное запястье: — ты же не хочешь, чтобы результатом была еще одна случайность? Хочешь победить как мужчина?

— Что? — он смотрит на бинты, потом пожимает плечами: — ну так лечи свои болячки. Как будешь здоров — я набью тебе морду в любое время.

— Договорились — киваю я: — тогда до встречи — и я разворачиваюсь. Иду к своей парте и только сейчас замечаю, что в классе стоит тишина. Все провожают меня взглядами. В основном сочувственными, но были и сомневающиеся. Томоко на первой парте опять сжалась в комочек. Надо будет с ней поговорить… если, конечно, она не против. Хотя фотография, которую она мне прислала в выходные — как минимум говорит о том, что она не против общения, но, видимо — не в школе. В школе она демонстративно избегает меня и даже не поздоровалась с утра. Хотя с Кентой никто особо и не здоровался, но от нее-то я ожидал хоть какого-то приветствия. Впрочем, спишем на культурные заморочки аборигенов.

— А ты неплох — такими словами встречает меня Хироши: — весьма неплох. Ты даже напоминаешь мне меня самого, но в молодости. Когда я был еще юн, наивен…

— О чем это ты? — спрашиваю его я. Он явно хотел, чтобы я задал ему этот вопрос, так что я и сопротивляться не стал — все равно же расскажет.

— Я о том, что все эти идиоты подумали, что ты и вправду хочешь с ним драться, а ты просто развел здоровяка, и теперь будешь до конца учебного года ходить с бинтом, а потом переведешься в другую школу. — говорит Хироши: — а при этом он сам скорее будет защищать тебя от других желающих надрать тебе задницу… ты почти так же хорош, как я в детском садике, когда заставил всех детей отдать мне свой десерт, подсадив на свой паука.

— Я думаю, что недели достаточно — отвечаю я: — ну или двух — как заживать будет — молодой организм показывает чудеса восстановления и на самом деле рука у меня уже не болит. У меня болят мышцы, но это пройдет. Мне нужны эти две недели скорее не для наращивания мышц — мышцы не успеют вырасти. Не для укрепления связок, которые тоже не будут укреплены достаточно, даже не для наработки привычки к агрессии. Мне нужны эти две недели для того, чтобы мои старые рефлексы были перенесены в новое тело, приспособится к новым размерам и возможностям. Да, будет лучше, когда это тело станет сильнее, быстрее и крепче, но единоборства изначально были созданы для того, чтобы люди со слабым телом — побеждали тех, кто сильней. За счет знания. За счет техники. А знания и техника у меня уже с собой, и я могу победить даже с телом Кенты, таким, какое оно есть сейчас. Первая тренировка показала, что это так. Нобу-сенсей даже спросил, не занимался ли я раньше боксом или иным боевым искусством. Пришлось соврать, что тренировался дома самостоятельно, перед зеркалом. Это объяснение вполне удовлетворило его, и он доверительно заметил, что знать технику удара и уметь ее делать — две большие разницы и что я молодец, что знаю, но вот силы и скорости мне не хватает. Что и требовалось доказать. Так что заставлять Дзинтаро ждать полгода я не буду, да и напряжно это будет — в первую очередь для Томоко, потому что у меня есть план, как заставить ее перестать сжиматься в комочек и жить с гордо выпрямленной спиной. У меня есть план, мистер Фикс.

— Что? — округляет глаза Хироши: — ты и вправду решил с ним биться. Вот серьезно. Я забираю свои слова о том, что ты умный и возвращаю свое мнение о том, что ты глупый. Но храбрый. То есть — отчаянный парень.

— Да, я понял. Слабоумие и отвага — наш девиз. — киваю я: — от тебя Хироши я иного мнения и не ожидал.

— Если превратить это в событие, то можно и денежек срубить на билетах — рассуждает вслух Хироши: — так и назовем «вечер избиения Кенты»… или нет — «Гордость и предубеждения Кенты и его падение»… хотя нужно короткое название для афиши… скажем — «Боль» или «Страдание». Уверен, билеты разлетятся как горячие пирожки.

Я не обращаю внимания на его треп и смотрю на переднюю парту, где сидит Томоко с закаменевшей спиной.

— Правда я не совсем понимаю твоих мотивов? Ты садомазохист? Любишь одеваться в сетчатые колготки и стегать себя хлыстом? Что с тобой не так? — заливается Хироши.

— Нет такого понятия — садомазохист. Есть садисты и мазохисты. Что в общем тоже не совсем верно — отвечаю ему я, потому что если не заткнуть Хироши, то это будет продолжаться долго. Лучший способ заткнуть человека — прочитать ему лекцию. Желательно скучную, нудную и долгую. Монотонным голосом, не обращая внимания на то, что он говорит. Метод глухаря на току.

— Половое поведение человека это всего лишь продолжение социального поведения. Изначально это такая же потребность, как и еда, сон, дефекация… с одной лишь разницей. Весь этот секс — это явление социальное, пожрать ты можешь и в одного, и поспать тоже. А вот секс в одного уже не получится, потому что то, что ты делаешь вечером под одеялом, Хироши — сексом не является. Пусть даже при этом ты и представляешь маму соседа. Ей, кстати уже пятьдесят пять, постыдился бы.