Горький вкус времени - Джоансен Айрис - Страница 9
- Предыдущая
- 9/115
- Следующая
– Можно понять, что в любом случае рисование – весьма болезненное времяпрепровождение. Но зачем же вы так страдаете? Стоит ли?
Жюльетта резко кивнула.
– О, конечно, стоит!
– Ради прекрасного? – тихо спросил Жан-Марк.
Жюльетта наконец внимательно посмотрела на него, на его тонкое смуглое лицо и с трудом отвела взгляд. Густые черные волосы Жан-Марка взлохмачены, белая полотняная рубашка расстегнула почти до пояса, открывая повязку и темные волосы на груди. Жан-Марк умудрялся оставаться элегантным и в постели. Силы небесные, как же ей хотелось написать его! Однако он все так же упорно отказывался.
– У меня такое чувство, что мой долг – избавить вас от этого болезненного удовольствия, – произнес Жан-Марк. – Лучше сыграйте со мной в «фараон».
– Сейчас. Я хочу закончить этот свет…
– Немедленно.
– В последние дни вы совсем избаловались. По-моему, вы таким и были еще до ранения.
– Избалован? – Жан-Марк сел, прислонившись к спинке кровати. – Я ведь не фаворитка королевы. Как можно изнежить бедного делового буржуа?
– Я тоже не фаворитка королевы. Она добра ко мне, но привязана к моей матери, – сообщила Жюльетта. – Месье Гииом говорит, что мало кто из дворян так богат, как вы.
– Вам незачем слушать сплетни.
– Почему бы и нет? Вы о себе ничего не рассказываете. Вы как стекло в зеркальной галерее Версаля. Только отражаете.
– А вы, как художница, обнажите мою скрытую душу.
– Напрасно иронизируете. – Жюльетта повернулась к картине. – Я уже кое-что узнала о вас.
– Да неужели? – Улыбка сошла с лица Жан-Марка. – Любопытно бы узнать.
– Вы избалованы.
– Позвольте с вами не согласиться.
– Вы не терпите, чтобы вас видели слабым и беспомощным.
– Что в этом необычного?
– Ничего, я и сама этого не люблю. И вы далеко не такой жесткий, каким хотите казаться.
– Вы уже об этом как-то говорили. – Губы Жан-Марка скривились. – Уверяю вас, небезопасно делать обо мне такие предположения.
Жюльетта покачала головой:
– Вчера вы расспрашивали месье Гийома о положении крестьян в округе и дали ему кошелек с золотом для нуждающихся.
Жан-Марк пожал плечами.
– Некоторые из бедняг, напавших на экипаж, выглядели ходячими скелетами. Неудивительно, что они дошли до полного безумия.
Жюльетта продолжала перечислять:
– И вы гораздо легче переносите боль, чем скуку.
– А вот это я признаю. Сыграйте со мной в карты.
Просительная улыбка озарила лицо его редкой красотой. Жюльетта перевела взгляд на картину.
– Почему я должна играть с вами, когда могла бы писать?
– Потому что я этого хочу, а вы ведь такая кроткая и любезная.
– Я не любезн… – Жюльетта осеклась на полуслове, заметив удивленно приподнятую черную бровь. – Врач сказал, что завтра вы можете ненадолго встать. Скоро вы будете обходиться без меня.
– И вы вернетесь в Версаль? Жюльетта энергично кивнула.
– И буду очень рада не видеть вас больше. Вы смеетесь надо мной, отвлекаете меня от работы, заставляете меня развлекать вас, словно я…
– Вы сами решили остаться, – напомнил Жан-Марк. – Я предупреждал, что буду плохим пациентом.
– И, видит бог, вы сказали правду.
– Сожалею, что вам пришлось нелегко со мной. Уверен, что время, проведенное в этой комнате, вы считаете безвозвратно потерянным.
Этот дьявол прекрасно понимает, что все как раз наоборот, разозлилась Жюльетта. Он знал, что ей доставляли удовольствие и острое подшучивание, и успокаивающее молчание. Быть рядом с ним – это подбадривало и возбуждало ее каким-то странным образом. Временами он дразнил ее, словно малого ребенка, в другое время разговаривал с ней так, словно она была взрослой женщиной. Теперь же Жан-Марк обращался с ней с раздражающей снисходительной веселостью, словно она его забавляла, и Жюльетте вдруг захотелось шокировать его.
– Я еще сказала не все, что знаю о вас. – Она помедлила, а потом выпалила:
– Вы прелюбодействовали с гостиничной служанкой, что подает нам еду.
Улыбка сползла с лица Жан-Марка.
– Жермен?
– Так ее зовут? Та самая, у которой грудь, как у богини Юноны.
С минуту Жан-Марк молчал.
– Дамы из общества не говорят о прелюбодеяниях, Жюльетта, и, уж конечно, с мужчинами.
– Я знаю. – Рука Жюльетты, набиравшая белую краску на кисть, слегка дрожала. – Но все равно это правда.
– Почему вы так думаете?
– Она смотрит на вас, словно хочет съесть.
– Посмотрите на меня, Жюльетта.
Жюльетта бросила взгляд через плечо и резко вздохнула, увидев выражение его лица.
– У вас есть желание узнать, что я делал с Жермен?
К лицу девушки прилила краска.
– Я просто поинтересовалась. Не надо ничего описывать.
– Описывать? Я говорил не о словах.
– Вы снова меня дразните.
– Разве?
– Да. – Жюльетта добавила белой краски в голубизну неба на картине, отчаянно раздумывая, как сменить тему. – Если мое присутствие вам так скучно, может, следует пригласить Маргариту, чтобы она заботилась о вас?
– Вы не поступите так жестоко. Удивляюсь, как вы терпите рядом с собой эту старую злобную каргу! Она рыскает по гостинице с мрачной физиономией, как ворона в поисках падали. Эта женщина что, никогда не улыбается?
– Она улыбается только моей матери. Она была няней со дня рождения матери и очень любит ее. Во дворце я ее почти не вижу. – Жюльетта не смотрела на Жан-Марка. – Маргарите не нравится здесь, но королева сочла нужным отослать ее назад в гостиницу, чтобы присматривать за мной, пока я ухаживаю за вами.
– Очень достойно. Впрочем, в этом нет необходимости. Вы едва вышли из детского возраста.
Жюльетта не спорила, хотя и не могла вспомнить, когда считала себя маленькой, и совсем не как на ребенка он смотрел на нее несколько минут назад.
– Королева верит в благоразумие.
Жан-Марк поднял брови.
– Так и есть, – настаивала Жюльетта. – Не считайте правдой то, что пишут о ней в этих ужасных памфлетах. Она добрая, хорошая мать и…
– Нелепо экстравагантна и расточительна.
– Она ничего не понимает в деньгах.
– Тогда ей следовало бы научиться. Страна на грани банкротства, а она разыгрывает пастушку в своем сказочном саду в Версале.
– Она пожертвовала личными расходами и дала деньги в помощь голодающим. – Жюльетта положила кисть и повернулась к Жан-Марку. – Вы ее не знаете. Она подарила мне краски, пригласила ко мне в учителя известную художницу. Она добрая, говорю вам.
– Не будем спорить. – Жан-Марк, прищурившись, смотрел на пылающее лицо девушки. – У меня такое чувство, что, скажи я еще что-нибудь о ее возвышенном величестве, вы всадите мне кинжал в другое плечо.
– Вы сами убедитесь, узнав ее в Версале, – убежденно сказала Жюльетта. – Она не такая, какой ее изображают.
– Для вас, возможно, и нет. – Жан-Марк поднял руку, предупреждая возражения Жюльетты. – Вы считаете, что я смогу судить сам тогда, когда меня допустят к ее августейшему величеству?
Жюльетта нахмурилась.
– Она как бабочка, что всегда жила в саду, утопающем в цветах. Вы не станете ждать от бабочки, чтобы она разбиралась в деньгах.
– Но бабочка стала королевой величайшей страны в Европе, а это ко многому обязывает, – мягко заметил Жан-Марк.
– И все же вы, не раздумывая, собираетесь обратиться к ней с просьбой, как все остальные в мире. Чего вы от нее хотите?
– Танцующий ветер.
Жюльетта изумленно воззрилась на Жан-Марка.
– Она никогда вам его не отдаст. Только не эту статуэтку.
– Посмотрим. – И Жан-Марк заговорил о другом:
– Вы не натравите на меня вашу Маргариту. Я попросил завтра привезти из Парижа мою кузину Катрин Вазаро. Возможно, она с большим пониманием отнесется к хандре бедного раненого мужчины.
Жюльетта замерла.
– Ваша кузина?
Жан-Марк кивнул.
– Дальняя родственнице и подопечная моего отца. Племянник Филипп сопровождал ее из моего дома в Марселе, и вчера я получил известие, что они прибыли в Париж. – Он дразняще улыбнулся. – Катрин – сама мягкость и доброта. Не то что вы.
- Предыдущая
- 9/115
- Следующая
