Золото для Дракона - Зайцева Мария - Страница 3

Прикосновение к нему, как ожог, до самых костей пробирает. И хочется касаться еще и еще. Больше. Сильнее. Сжать. Укусить.

Кто-то стонет, низко, чувственно, мучительно. Не сразу понимаю, что это я… Я так не умею. Не умею.

Умею.

Дракон наклоняется ниже, разглядывает меня. Черный, черный, черный… Я тону в его взгляде, не выплываю, бесполезно, все бесполезно… Больше всего на свете мне хочется, чтоб прикоснулся. Хочется руки его на себе почувствовать, губы… Почему на мне так много одежды? Она же мешает…

Я понимаю, уже остатками меркнущего в горячке похоти сознания, что сейчас за меня говорит только мое тело, одурманенное драконьей слюной, но от этого нисколько не проще. И мысли в голове невероятно тяжелые, словно снулые рыбы на дне озера. Вялые. Глупые.

Я смотрю на него. Жесткое, жестокое даже лицо. Он не пожалеет. А я и не хочу, чтоб жалел. Хочу, чтоб взял. Полностью. Чтоб пожар этот в моей крови унялся, наконец!

Он молча подхватывает меня на руки и несет обратно, в мрак пещеры.

Я слышу, как скрипят под его ногами камешки, которыми усыпан пол.

Мамочка моя, ты это видишь? Отвернись, прошу…

В пещере я сразу слепну, настолько яркий контраст между светом и мраком. И это хорошо, очень хорошо! Не вижу его глаз, выражения его жесткого лица. Но чувствую. Пока несет меня, провожу пальцами по шее опять, не могу удержаться, внутри все жжет, требует утоления, трогаю щеки в жесткой щетине, губы, твердые, крепко сжатые.

Дракон ловит мои пальцы, прикусывает и неожиданно говорит, низко и гулко, вроде бы тихо, но эхом по пещере отдается и моих ушах биение крови заглушает:

– Потерпи, золотинка… Сейчас…

Я – золотинка? Почему так странно назвал? Из-за цвета волос? Наверно, поэтому обратил на меня внимание: с высоты мою голову бедовую углядел…

Мысли исчезают так же, как и появились, странными тенями по краю сознания. Потому что вообще не важно, почему…

Важно, что дальше будет делать со мной. Хотя… Я знаю, что. Я же не дура, пусть и девственница.

И это внушает мне не страх, нет! Желание! Предательски острое, заставляющее в волнении цепляться за мощную шею, облизывать мучительно сухие губы, запрокидывать в бессилии голову и душить в себе низкие, пошлые стоны…

Почему так медленно идет? Донеси уже скорее!

Я, уже не останавливаясь, вожу ладонью по широченной груди, поглаживаю жесткие волосы и от этих молниеносных ощущений в голову бьет так, что хочется кричать. Но я только откидываюсь в бессилии и, все же не удержавшись, издаю тихий низкий стон, который отдается эхом в пещере. Призывный…

Дракон вздрагивает и ускоряется.

Его ложе неожиданно мягкое. Это странно, я думала всегда, что драконы на золоте спят… Смешно, если он и в самом деле на цвет моих волос повелся… Глупо так…

Он стаскивает с меня одежду, деловито и грубо, но не рвет, просто снимает, как шкурку с домашней колбаски. Я не сопротивляюсь.

Его руки на моей коже – о-о-о-о-о! – это нечто нереальное! Бьет множественными молниями каждый самый маленький участок тела! Дракон шумно дышит, похоже, он видит в темноте, потому что по мере моего обнажения, дыхание его учащается.

Я не вижу ничего. Меня раздевает сама тьма.

Потом мне резко раздвигают ноги, и в следующее мгновение я… Чувствую его ТАМ! Прямо ТАМ! Внизу! Его… Язык? Ах, распутная бабка Катаржина! Почему не предупредила, что так тоже могут мужчины делать? Или это только драконы?

Он лижет меня, с пошлыми хлюпающими звуками, проводит узким жестким языком по складкам, раздвигает, проникает В МЕНЯ! Каждое его движение – это маленький взрыв! Это полет со скалы! Я же разобьюсь! Я же не выдержу! Я же… А-А-А-А-А!!! Я не выдерживаю.

Тело трясет с такой силой, что дракону приходится держать меня за бедра, словно я могу ускользнуть.

Не могу! Не могу ускользнуть! Не хочу ускользать! Не хочу, чтоб это останавливалось!

Я выгибаюсь, ослепленная удовольствием, кричу. Эхо от моего крика отражается от стен пещеры, множится, накладывается на хриплое жестокое рычание.

Он злится? Ему что-то не нравится?

Я таращу слепые глаза в черноту, все еще подрагивая от произошедшего, ловлю желтый жгучий, полный радостного предвкушения взгляд, и уже через мгновение понимаю: ему все нравится. Просто он тоже хочет. Большего.

Тьма ложится на меня, прижимает к мягкому ложу, забрасывает безвольные ноги высоко на плечи, хрипит низко-низко:

– Сла-а-адкая… Золото мое…

А потом я чувствую… Давление. Боль. Заполненность. Ожог! И это тоже больно. Но по-другому. Так, что хочется двигаться, чтоб одновременно потушить и разжечь сильнее. Не знаю, как так можно, но это именно то, что я испытываю.

Тьма хрипит еще что-то о том, какая я красивая, какая я золотая, какую-то полнейшую бессмыслицу, которая странным образом дурманит голову еще сильнее, еще отчаяннее.

Тьма заполняет меня, двигается, вперед и назад, сначала медленно и неотвратимо, словно море, бьющееся сейчас о скалы в едином с нами ритме, завораживающем танце, которому я подчиняюсь, от которого я схожу с ума. Потому что тянусь к моему (МОЕМУ!) дракону, подставляю губы. Мне хочется, чтоб он заполнил меня еще и здесь, мне это необходимо.

И тьма с радостью подчиняется. Меня целуют. Глубоко и грязно. Долго, не давая дышать, завораживая голову, ловя единый ритм с движениями во мне и волнами снаружи. И это длится и длится, то медленно и длинно, то быстро и ритмично, долго-долго…

Пространство вокруг нас наполняется звуками, полностью подстраивающимися под происходящее: плеск волн далеко внизу, хриплые выдохи, мои тихие стоны в такт каждому движению, эхо нашего порочного танца, кружащее, завихряющееся в кокон.

Мне уже давно не больно, просто безумно сладко и хочется тоже чуть-чуть двигаться, навстречу ему, хочется трогать, прижимать к себе, проводить ногтями по мокрой от пота спине, вдыхать полной грудью мускусный, тяжелый аромат возбуждения. И моей в том числе возбуждения!

Он сильный, этот черный бешеный дракон. Неутомимый. Словно железный.

И насыщается мною, не торопясь, обстоятельно, смакуя каждое мгновение.

И вот я уже даже не нахожу сил стонать, только тихо выдыхаю в такт глубоким, долгим движениям. И не могу понять, где я уже: в дурмане, или в реальности? Бессильно скольжу пальцами по широченным каменным плечам, не в силах их удержать, раскидываю руки в стороны, периодически проваливаясь в непонятный сладкий морок, полубред. Нет меня больше. Нет Катаржины Касси, дерзкой, веселой, неугомонной, вечной папашкиной занозы, бабушкиной любимицы…

Я больше не существую. Я – просто что-то аморфное, неспособное даже двигаться самостоятельно, неспособное мыслить. Только чувствовать. Только раскрываться еще сильнее, впуская в себя все больше и больше тьмы…

А тьма неумолима. Она все шепчет, целует, утешает, раскачивает в своих объятиях, не позволяя вынырнуть на поверхность.

А потом, совершенно неожиданно и без какого-либо перехода, я чувствую, как внутри опять начинает жечь драконий огонь, он ширится, растет, разливается по всему телу, и, словно понимая это, укоряет темп тьма. Вспыхивают и гаснут желтые драконьи глаза, и на мгновение я вижу жесткое лицо над собой. Я тянусь к нему, хочу провести опять пальцами, поймать это ощущение реальности, но пальцы мои снова прихватывают зубами, прикусывают, причиняя боль и разливая дополнительное удовольствие по телу.

И тогда я взрываюсь. Совсем не так, как до этого, когда дракон облизывал меня внизу. По-другому. Ярче, грубее, сильнее. Я кричу и бьюсь под ним, полностью потеряв себя, и только ощущаю, как движения его во мне становятся жестокими, дракон вбивается в мое тело уже с дикой скоростью, и я не могу понять, почему в этот момент все еще в сознании, а не в отключке от удовольствия и слабости.

Последняя мысль, перед тем, как улететь в спасительное беспамятство – если дракон бабки Катаржины был хотя бы в четверть такой же, то я ее понимаю. Очень хорошо понимаю.