Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого (ЛП) - Гаймер Дэвид - Страница 16

Дариил замолчал, обдумывая услышанное.

Лев улыбнулся так, словно, воздержавшись от ответа, случайно навел своего сына на правильную догадку. Свет далеких люменов Шейтансвара отражался от белых зубов примарха.

— Продолжай свои приготовления, сын мой.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Как долго мы собираемся стоять гарнизоном в этом мире, сир?

Лев оглянулся:

— Столько, сколько потребуется.

— Есть и другие сражения, которые нужно выиграть.

— Они важнее?

Дариил на мгновение замешкался, но затем кивнул.

— Однажды мой отец посчитал необходимым напомнить мне, что все битвы равны, разница лишь в том, как мы предпочитаем изображать их. Взгляни туда. — Примарх повернулся обратно к серым горизонтам. — Опиши, что ты видишь.

Темный Ангел присмотрелся.

— Я вижу крепости на мосту Нигриса. Вижу огни эскадронов нашей бронетехники, которая двигается по дорогам Нигриса и Меригиона. Я вижу десантно-штурмовые корабли и челноки, переправляющие все больше воинов и снаряжения с флота на Плач.

— Сказать тебе, что вижу я?

— Да, сир. Прошу.

— Я вижу досаду, вижу хищника, который лежит уже слишком долго в ожидании убийства. Он остерегается нас, надеется, что мы уйдем, но этого не происходит. Зверь голоден и с нетерпением ждет трапезы. Когда ему станет очевидно наше намерение остаться, он наконец нападет.

— Сир?

— Начни демобилизацию муспельских частей. Задействуй еще две роты легиона, чтобы заменить их, и столько подразделений поддержки ауксилии, сколько потребуется. Пусть Двенадцатому помогут другие. Дай свою руку, сын мой. — Дариил протянул примарху раскрытую ладонь, и тот положил на нее высеченный диск со стилизованным изображением калибанского льва. Это была печать великого магистра, что даровала своему обладателю абсолютную преданность Шести Крыльев Гексаграмматона и Темных Ангелов. Примарх еле слышно пробормотал длинную фразу, которую Дариил не смог разобрать даже благодаря измененному слуху, и по краю диска с писком зажглось кольцо из электролампочек. — Я санкционирую активацию протоколов Крыла Ужаса.

Во рту у Дариила пересохло.

— Сир… Крыло Ужаса?

— Проследи, чтобы это было сделано.

Темный Ангел сжал в руке печать великого магистра.

— Да, сир.

— Дадим нашему прячущемуся врагу увидеть, что мы твердо намерены удерживать это место. Пусть знает — либо он наносит удар по нам сейчас, либо отдает мне планету без боя. Третьего не дано. А еще пусть знает следующее — какой бы выбор он ни сделал, я собираюсь отдать Крылу Ужаса приказ сжечь мир дотла.

В этот ночной час Ванискрай выглядел едва ли не заброшенным.

Свет давали жужжащие трубковидные настенники, непрерывно атакуемые мотыльками и дождем. Ливень барабанил по зубчатым стенам из пластбетона, создавая впечатление, будто кто-то стучит костяшками пальцев по толстым защитным стенам, а вода стекала по изгибам покрытых ямочками орудийных казематов и образовывала нечто вроде крошечных, похожих на нити водопадов. Далее вода попадала в находящиеся ниже рвы и эспланады. Почти четыре тысячи легионеров, которые держали под контролем ворота и парапеты Ванискрая, стояли на позициях абсолютно бесшумно. Ни один слуга Империума никогда не скажет, что Темный Ангел способен шагать в тенях с незаметностью Повелителя Ночи или, лежа в засаде, проявлять терпения больше, нежели легионеры Двадцатого, однако это не значит, что воины Первого не способны на такое. От патрулей Легио Оседакс на крошечном острове-крепости исходил ритмичный стук, который в такой сильный ливень, пожалуй, можно было спутать с неспешными и скрежещущими раскатами грома.

Льву нравилась тьма.

Холодные каменные стены напоминали ему об Альдуруке и доме, покинутом по зову долга. Та же промозглость, то же неконтролируемое чувство гнета. Даже электрическая пульсация люмотрубок напоминала открытый огонь жаровен, пусть даже лампы и создавали лишь иллюзию тепла, а в воздухе не витал запах золы.

Те немногие смертные, у которых были дела в этот час, носили шапки из густого меха и вощеные шинели, однако Лев шел по залам с непокрытой головой, облаченный в толстый доспех и простой белый рыцарский стихарь.

Сам повелитель Первого считал, что он просто шагает, но любой наблюдающий за ним человек сказал бы, что Лев рыщет: спустившийся на землю ангел, который крадется в ночи, выискивая добычу. С каждым шагом он манил хищника устроить на него засаду, провоцировал показать зубы. Лев знал, что тот выжидает. Чувствовал. Если зверь видел Эль’Джонсона в этот момент, то его глазам представал расслабленный король-рыцарь, оставивший Спутников-стражей в своих покоях наблюдать за неистовым океаном и вооруженный лишь символическим Львиным мечом да Фузеей Актинейской, которые висели на бедрах примарха.

Восприятие было могущественным инструментом. Или же оружием, если использовать его умело.

Каменная кладка замка задрожала, когда Лев прошествовал по променаду с высокими круговыми окнами. Тьму пронзили летящие низко над крепостью «Грозовые птицы» и сопровождающие их ударные истребители, держащие курс на взлетно-посадочные полосы Плача. От мощи двигателей сверхтяжелых летательных аппаратов задребезжали в своих рамах толстые листы бронестекла, которое явно было новым добавлением к голым костям скелета изначальной крепости. На Муспеле все выглядело, словно восстановленное недавно, — ложь, прибитая к неприкрытой полуправде старины. Да, отчасти в целях укрепления сооружений, но, как подозревал Лев, и для того, чтобы заставить выглядеть по-имперски то, что не имело отношения к истории Империума. Камни до сих пар пахли раствором извести и свежей краской, а на нижних краях ярких гобеленов, висевших на стенах, виднелись следы скручивания, оставшиеся с той поры, когда стенные ковры лежали в хранилище на борту крейсера IX легиона.

Пройдя половину длины променада, Лев замедлил шаг и повернулся к окнам, чтобы взглянуть на корабли, и все это время левая рука примарха висела над рукоятью плазменной фузеи, что покоилась в кобуре. Тускло-коричневые контуры летательных аппаратов смазывались, а звук их двигателей становился все тише по мере того, как корабли погружались в завесу дождя.

Коридор перед примархом вел к сторожевой башенке — угловой турели с высокими окнами, которая отделяла эту секцию Ванискрая от следующей. С нее просматривались весь остров и нижние ярусы многоуровневых укреплений.

Проездную башню, через которую можно было попасть в юго-восточное крыло замка, и лестницу, что поднималась к самому верхнему ряду зубчатых стен и зенитных батарей Ванискрая, охраняло тяжеловооруженное подразделение смертных солдат. Четыре отделения муспельских ополченцев с автоматическими винтовками и небольшим количеством специального вооружения бездельничали за разборными пластальными баррикадами и возле переносных обогревателей, сутулились над походными кухнями и покуривали палочки лхо. Подступы к сторожевой башенке, образовывавшей в плане неправильный пятиугольник, прикрывала пара батарей «Рапира» на гусеничном ходу и с установленными мультилазерами. Двое скучающих наводчиков-операторов лежали, лениво развалившись за толстыми масками своих орудий.

Дежурный офицер был крупным мужчиной в бронзовом панцире с ярко-красными отличительными знаками муспельских полков. Слабый ветер трепал вощеный плащ за его спиной, но опрятный внешний вид и знак различия капитана говорили о том, что родился офицер не на Муспеле. Муспельские подразделения были сформированы совсем недавно, поэтому пока не имели собственного офицерского состава. Исходя из всего услышанного и увиденного Львом, эти люди в принципе не подходили для службы в высоких чинах.

Капитан безучастно смотрел в сильно глазурованные высокие окна, что сходились вместе тупоугольным клином, и казалось, будто мужчина утопает в меланхолии. Наблюдающего за дождем офицера сопровождали провозгласитель, вексиларий и остальные члены стандартного командного подразделения Имперской Армии, состоящего из пяти человек.