Революция (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 38

Он быстрым шагом отправился в Зимний. Его предшественник Сухомлинов непременно вызывал экипаж, а затем – и авто, опасаясь пыли с брусчатки Дворцовой площади, норовившей испачкать сияющие бликами антрацитовые сапоги. Адъютант, полковник Тетешин, следовал рядом и сзади, отставая на полкорпуса.

В приемной не заставили ждать, император принял его тотчас. Он был не один: у длинного стола расхаживал ранее неуловимый Михаил Георгиевич. Сын императора разложил целый пасьянс на столешнице из самых разнообразных чертежей, рисунков и пояснительных записок. Вот так и нашелся великий князь, с коим стоило бы поговорить до аудиенции. И что теперь? Действуем по обстановке, решил Брусилов.

Георгий не поднялся из кресла. Он сидел, укрытый пледом, несмотря на тепло из камина. Махнул министру рукой, дескать, присаживайся за стол.

Брусилов подчинился и спросил – не из Франции ли эти документы? Потом рассказал о конфузе с задержкой оповещения и о деле с Игнатьевым.

– Ушлый полковник, доложу я вам, – усмехнулся великий князь. – Не стал прятаться за приказ и нашел способ обойти его, не нарушая. Сообщил мне о наследстве Кошкина. Отец! Что нам делать с этим несносным олухом из разведки?

– Видишь, в каком я состоянии, – государь закашлялся. – Мне только ссоры с твоей матушкой-императрицей не хватает, которая воспоследует, если выгоню взашей ее дражайшего дядюшку. Хотя давно пора. Опостылел, бездарь.

– Позвольте, Ваше Императорское Величество? Совсем не обязательно отправлять его на пенсион, – вкрадчиво предложил Брусилов. – Есть предложение лучше: дать ему ответственейшее задание. С повышением.

– Какое? – Георгий даже кашлять перестал.

– Есть в Сибири село Шушенское. Большое село, тысячи полторы душ только взрослых. Туда простецов ссылают, смевших у себя обнаружить дар, полагающийся лишь благородным. Тех, кому вы отказали в праве называть себя Осененными. Генерал – сильный кинетик, Ваше Императорское Величество. Дать ему в помощь Осененных, оставшихся после гвардейских полков, из числа наименее покорных. И отправить их в Шушенское – новое магическое войско создавать. Дворян – в офицеры, простецов в солдаты и унтеры. Развернуть в дивизию из сплошь магически одаренных.

Император с великим князем обменялись взглядами. Георгий хохотнул и прервался, снова закашлявшись.

– Хитер ты, братец! – сменив официальный тон на свойский, он перешел с Брусиловым на «ты». – Я в тебе не ошибся. И про наш забег наперегонки от германского броневика не забуду, здорово ты его… Только на часы мои не смотри. Дорого ремонт встанет.

– Хорошо придумано, – поддакнул Михаил. – Расходы невелики. И уберем их из Питера хотя бы на год. Распоряжусь готовить указ?

– Давай. Алексей Алексеевич, а кого начальником разведки поставить?

– Так того же Игнатьева. Дело знает, трону предан. Ум имеет острый, понимает, когда нужно строевым шагом, а когда и словчить.

– Михаил?

– Соглашусь. Только должность генеральская, а он полковник. Подготовить указ о повышении в чине?

– А куда деваться? У нас генералов столько, сколько во всей Европе не наберется. Одним больше, одним меньше… Лучше, Миша, расскажи о добыче Игнатьева. А заодно – как она попала в Петроград всего лишь за два дня. И потом еще несколько дней тащилась от Петергофского шоссе до Дворцовой площади.

– Русский воздухоплаватель Уточкин на аэроплане конструкции Сикорского совершил перелет над Северным морем и снизил машину в Стокгольме. Оттуда на следующий день перелетел в Гатчину. Вез пакет от Игнатьева, обернутый горючей тканью и зажигалку, чтоб, случись неожиданное, не попал к врагу, – Михаил Георгиевич приподнял листок и поднес к носу: – Полюбопытствуйте, батюшка! Керосином пахнет. Бог с ним, привез, и на том спасибо. Что вы скажете про бронированный экипаж на чистом гусеничном ходу, без рулевого колеса, оснащенный пулеметной башенкой от броневика «Рено»? Борт и корма защищают от пуль и осколков, лоб – и от шрапнели на удар.

– Точно! – Брусилов хлопнул себя ладонью по лбу. – А ведь Кошкин рассказывал мне об этой идее после того, как увидел в Прибалтике германские самоходные бронеколпаки для защиты магов. Он еще тогда говорил: нужен гусеничный ход, а не колесный, лоб узкий и как можно крепче, пулемет в поворотной башне… Он успел составить чертежи?!

– Только наброски. Их передала давняя подруга Кошкина – Юлия Сергеевна Соколова, – Михаил Георгиевич вытащил еще один листок. – Игнатьев доложил, что еще до войны с германцами у Кошкина с Соколовой произошел скандальный случай. Барышня, его невеста, упорхнула к другому женишку, княжьему сынку, который, впрочем, под венец ее не повел, а чаял только поразвлечься и бросить. Когда правда выплыла наружу, и подлец получил жестокий урон княжеской чести, тот не нашел ничего лучшего, как вызвать Кошкина на дуэль. У Федора сработал Зеркальный Щит, противника размазало так, что и хоронить было особо нечего. В гроб положили кисет с пеплом да фуражку с парадного мундира.

– Помню сию некрасивую историю, – бросил из своего кресла император. – Я тогда простил Кошкина, так как он не знал про запрет на дуэли Осененных с даром Зеркального Щита. Таковых в России полвека не рождалось. Оттого Юсупов Кошкина и усыновил, чтобы дар редчайший заиметь в роду. Ну, так что с Соколовой?

– Не имею сведений, что после дуэли сия особа общалась с Юсуповым-Кошкиным. Жила в Тамбове, учительствовала сначала в институте благородных девиц, затем – в гимназии. В конце марта съехала, испросив месяц отпуска, срок которого истек. Где обреталась до того, как мы встретились в Париже, мне неведомо.

– Под Ригу приезжала другая пассия Кошкина, Варвара Оболенская, – напомнил Брусилов. – Других женщин около него не припомню.

– А две – мало? – усмехнулся Михаил. – Это только те, о ком мы знаем. Малый-то не промах. Увы – был. Вы, Алексей Алексеевич, лучше поглядите, какой пулемет Кошкин предложил для бронемашины. Нечто среднее между пулеметом и малой пушкой.

– «Митральеза Фалькон», – прочитал Брусилов.

– Бронированный самоходный экипаж они тоже нарекли Фальконом, генерал-фельдмаршал. Косвенная, но все же отсылка к Соколовой.

– Мы не будем это афишировать, – проскрипел Георгий. – Сами придумайте название без намеков. Михаил! О каком вознаграждении договорился с… гм… изобретательницей?

– Пятьсот рублей с каждого экипажа и сто с пулемета, если не ставится в башню, а идет в пехоту как станковый. Или на аэроплан.

– Щедр ты больно. Но коль слово дал, я не отменю, – Георгий, наконец, поднялся и проковылял к россыпи бумаг. – Странный с виду… Брусилов! От Генштаба – заказ на «Руссо-Балт», чтоб построили пяток пробных. Только проследи, чтоб не строили ползучий линкор для суши. Все должно быть, как Федор завещал: весом меньше десяти тонн и крупнокалиберный пулемет.

– Ваше Императорское Величество, пулемет Сестрорецку отдать? – уточнил Брусилов.

– Или Туле. Сам решай. Ты технику лучше у нас знаешь… правда, с другой стороны.

– Виноват! Такой дар, государь. Впрочем… – он замялся.

– Что за «впрочем»? Говори!

– Пробовал я ручной пулемет Кошкина остановить. Не удалось! Стрекотал, зараза, пока патроны все не съел. Надежный! А вот «Максим» могу заткнуть.

– Значит, сам себе задачу поставил. Бронированный экипаж и митральеза должны быть столь надежны, чтоб твой дар их не прошиб. Военный министр назначается у нас главным испытателем!

Император засмеялся, но больше не кашлял. Хорошее настроение улучшает самочувствие.

– Вот же Кошкин… Даже усопший и Отечеству помогает, и деньгу гребет, – добавил великий князь.

– Тело его не найдено, – ввернул Брусилов.

– И не нужно. Коль жив, но скрывается, нам полезнее. К годовщине смерти памятник откроем на Невском, близ Казанского собора. Третьим будет, рядом с Кутузовым и де Толли. В Туле уже храм в его честь заложили – Святого Федора-Воителя. Пусть останется покойником – нам же лучше. Имения и банковские счета возвращать не нужно. Михаил! С Соколовой рассчитайся, как договорились. Знаешь же, кому деньги женщина отдаст. Для него не жалко.