Можно ли обижать мальчиков? - "Yelis" - Страница 62

Не поняв, в чём сакральный смысл данного вопроса, я выбрал правильный, по моему мнению, ответ, после которого появился новый вопрос.

Ну как новый? В воздухе остались те же вращающиеся разноцветные кружки. Текст под ними снова предлагал посчитать их количество, но начиная уже с жёлтого. Ещё ниже находились аналогичные предыдущим варианты ответа.

Пока я в ступоре рассматривал вращающуюся радугу и вчитывался в текст, пытаясь понять, в чём тут соль, справа проявилась красная надпись: «Пропустить», которая подстегнула меня к выбору варианта ответа.

В следующих вопросах мне предлагали сравнить между собой разные по величине и цвету мячи, найти треугольник среди других фигур, определить, где больше карандашей, а где их меньше, и другие подобные вопросы.

Я уже не знал в чём мне сомневаться: в действительности окружающей меня реальности, адекватности авторов теста или умственных способностях мужской части здешнего населения, пока на задании найти знаки плюс, минус и равно среди множества других, до меня вдруг дошло, что это тестирование на знание математики по школьной программе первого класса. Ну не ожидал я такого подвоха от местного искусственного интеллекта!

После уяснения этого момента дело пошло намного быстрее и веселее, так что я даже увлёкся процессом тестирования и старался отвечать, как можно быстрее. Пока через какое-то время не осознал факт значительного усложнения вопросов и того, что так можно добраться и до выпускного класса. А это мне сейчас совсем не нужно! Поэтому, после материала примерно шестого класса, ну, насколько я его помню, дальше я нажимал только «Пропустить». Надеюсь, я не сильно спалился при прохождении этого теста.

После десятка подряд нажатий на пропуск вопросов появилась надпись с предложением сменить тестируемую учебную дисциплину. На что я сразу же согласился.

За математикой последовали вопросы по информатике, на большинство из которых я не смог ответить и тыкал просто наугад, русскому, а после соответствующего выбора, английскому языку, природоведению, истории, литературе, географии и другим школьным предметам, причём названия этих предметов ни разу не отобразились.

Через какое-то время я, скосив глаза на обёрнутый вокруг левой руки ком, молча про себя отметил, что время начала обеда наступило уже десять минут назад. Что, словно дождавшись этого момента, громко подтвердил мой желудок. Может заметив мой взгляд, или, что более вероятно, услышав характерные звуки, Мария Степановна, извинившись перед своей собеседницей, поднялась и, велев мне не прерываться, вышла из комнаты.

Впрочем, отсутствовала она недолго и вскоре вернулась, неся перед собой полностью заставленный поднос с парящими столовскими блюдами, благоухающими приятными ароматами моего сегодняшнего обеда:

— Как и в тот день, когда ты полностью пришёл в себя. — грустно улыбнувшись, произнесла она, расставляя всё на столе.

И, заметив, что я что-то хочу сказать, жестом руки не дала мне этого сделать, пояснив:

— Не отвлекайся. Отведённое нам время сеанса скоро закончится. Нужно поторапливаться. Поэтому придётся тебе, Слава, сейчас совмещать приятное для тебя с полезным.

Я кивком головы подтвердил, что понял её, и начал процесс совмещения, потратив на него следующие двадцать минут тестирования. После их окончания Мария Степановна собрала пустую посуду на поднос и, забрав всё, снова вышла из помещения.

Вернулась она за пять минут до окончания процесса тестирования, когда я уже просто нажимал в ответ на все вопросы на надпись: «Пропустить».

Как и было обещано ровно в пятнадцать ноль-ноль моё истязание автоматически прекратилось, что проконтролировала дотошная чиновница, и мне наконец-то разрешили выбраться из-за стола. Пока я разминал затёкшие от долгого сидения поясницу и ноги, Вероника Сергеевна попрощалась с нами и покинула место моей экзекуции.

— И в какой же класс меня теперь определят? — спросил я Марию Степановну, когда мы, как и в прошлый раз, поднимались вместе на лифте в отделение терапии.

— Пока не знаю. Вот обработают результаты тестирования, сообщат мне, тогда я тебе и скажу. А в какой школе ты учился? — вопросительно глянула на меня целительница.

— Не помню, Мария Степановна. — вздохнул я. Снова меня едва не подловили на элементарном вопросе.

— Ну, не расстраивайся. — погладили меня по голове. — Теперь всё у тебя будет хорошо. Я об этом обязательно позабочусь.

— Спасибо вам, Мария Степановна, за вашу заботу! — искренне поблагодарил я.

— Беги в палату и собирайся. — быстро поцеловав меня в макушку и вытолкав за порог лифта, Мария Степановна почему-то отвернулась, нажимая кнопку своего этажа. — Я за тобой зайду в пять часов.

Окончание фразы я едва расслышал из-за закрывающихся створок лифтовых дверей. Но не это меня озадачило, и совсем не то, что от меня так бесцеремонно избавились.

Меня поразили изменения ауры женщины — буквально в считанные мгновения она поблёкла и словно пропиталась изнутри серым туманом, который обесцветил все эфирные краски. Но ведь минуту назад всё было в порядке. Неужели я чем-то обидел свою новую маму? Но чем? Я всего лишь поблагодарил её, притом вполне искренне, за заботу. Я хоть и маленький телом теперь, но всё же понимаю, что без этой замечательной женщины, которая почему-то мне благоволит, на меня свалилось бы намного больше проблем в этом незнакомом и не факт, что дружественном мне, мире. Или это не обида так проявилась, а какое-то другое, негативное и очень сильное чувство? Ничего не понимаю!

В таких раздумьях я неспешно добрёл до палаты. И хоть до семнадцати часов у меня оставалось ещё достаточно времени, чтобы осуществить всё запланированное до момента расставания с больницей, но поторопиться всё-таки стоило. Поэтому, отбросив все посторонние мысли (подумаю их потом), я приступил к сборам.

Сначала я примерил одежду, принесённую утром приёмной мамой, так и оставшуюся лежать в пакете на моей кровати. Покрутившись перед зеркалом, я признал её вполне подходящей и по фасону, и по размерам, с которыми Мария Степановна снова угадала.

Возвращаясь в палату после тестирования, я прикидывал, где можно найти утюг и место для глажки помятых вещей, принесённых в совсем маленьком пакете. Но, как оказалось, и рубашка, и брюки были идеально ровными без малейших неположенных складок ткани. Позже я выяснил, что почти вся современная одежда шьётся из ткани с добавлением каких-то синтетических волокон, которые имеют эффект запоминания формы, и одежда после смятия через определённое время сама возвращается в исходное состояние. Поэтому глажка таким вещам не нужна.

Затем, сидя на кровати, позанимался эфирным дыханием, после которого подкрепился принесённым Марь Ванной полдником. Поблагодарив старушку за заботу о себе родном, попытался отдать ей немалые продовольственные запасы своей тумбочки, которые, несмотря на всё своё упорство и старания, так и не смог полностью уничтожить. На что получил безапелляционный отказ. Аналогичные ответы я получил ото всех — и медработников отделения и его пациенток, к которым я обратился с подобным предложением.

После выслушал много поздравлений с выздоровлением и выпиской, добрых пожеланий никогда не болеть, расти большим, сильным и умным, слушаться свою новую маму (и откуда только узнали?) и никогда сюда больше не возвращаться по таким нехорошим поводам.

Отдельно зашёл сказать спасибо поварам за вкусное питание. За что неожиданно получил, не сумев отказаться, ещё несколько свежих фруктовин.

И вот, наконец, переодевшись к пяти часам в новую одежду и проверив наличие кома на левой руке, аккуратно сложив на кровати больничную пижаму, посматривая на только увеличившуюся продовольственную горку на тумбочке, я был полностью готов оставить в прошлом поднадоевшие уже стены лечебного учреждения и окунуться в новую, неизвестную пока мне, но такую притягательную действительность конца двадцать первого века.

Пенза, Первомайский район, ул. Калинина, 100. 28 мая. 17:30.