Пионерский гамбит 2 (СИ) - Фишер Саша - Страница 52
- Предыдущая
- 52/56
- Следующая
И к тихому часу мы с Марчуковым уже исписали кучу страниц. Придумали колониальный звездолет «Сигнал», в котором несколько тысяч ученых и инженеров спали в анабиозных капсулах, а команда, которая ведет космический корабль сквозь пространство, набрана из четырнадцатилетних подростков. Которым придется все двадцать пять лет полета не спать, а грызть гранит науки, заниматься экспериментами и следить, чтобы с кораблем все было нормально. В том числе и отстреливать особо наглые астероиды из плазменной пушки.
— Эх, жалко нам в первую смену эта идея в голову не пришла! — с горящими вдохновением глазами проговорил Марчуков. — Тогда бы звездолет «Прометей» назывался!
— «Сигнал» тоже хорошее название, — я фыркнул, чтобы не засмеяться. Вспомнил один «Прометей» из будущего. Такой себе пример для подражания.
Писать героев было очень удобно. Это я невнимательный, и до сих пор не смог запомнить даже своих соседей по палате. Зато Марчуков знал всех, и про всех помнил какие-то подробности.
Среди героев появился суперкарго Мамонов, суровый, неподкупный и хладнокровный. Глава внутренней безопасности Друпи, которой Марчуков потребовал выдать дар телепатии и черную форму с серебряными петлицами в форме глаза в треугольнике. Наставница и третейский судья Елена Евгеньевна. Бравый повелитель плазменных пушек Олег Марчуков. И еще десяток героев из нашего отряда.
А потом мы поспорили. Я пролистал результат и сказал, что нам надо прочитать его ребятам вслух. А Марчуков неожиданно засмущался и пытался протестовать. Мол, мы же не закончили, вдруг они будут смеяться…
Мне понадобилось все мое красноречие, чтобы его убедить. Чуть ли не в первый раз он так уперся.
Но для меня этот вопрос был принципиальным.
И отец Кирилла, и Артур Георгиевич травили парня его непопулярным хобби. Мол, читает свою убогую писанину, позорится, лучше бы в футбол играл… В принципе, легко можно представить, что так оно и было. Приключения какого-то там капитана Зорина — штука, может, и интересная. Но зацепит только любителей фантастики, вроде Марчукова. Остальная же публика будет вести себя вот как отец с его собутыльником-приятелем. Отчаянно скучать и прикалываться над трепетностью автора, ждущего обратной связи.
Но вот если героями произведения сделать этих самых возможных слушателей, то ситуация несколько сменит полярность. И вот уже не автор нервно треплет страницы исписанной тетрадки, ожидая вердикта публики, а каждый из читателей ждет, что про него напишет автор. В смысле — авторы.
Такая у меня была гипотеза. И мне хотелось ее проверить.
И сейчас, дочитав третью главу до финала и оглядев публику, я понял, что гипотеза была верна. Несколько секунд все молчали и с блестящими глазами ждали продолжения. А потом, когда поняли, что первая порция текста закончилась, прямо-таки взорвались. Нет, не аплодисментами.
Лучше!
— А почему это Михеевой полагается бластер, а мне нет?!
— Ничего у меня не визгливый голос, это неправда все!
— А когда про меня будет?
— Это нечестно, должны были быть честные выборы, тогда Лилька бы проиграла!
— И что мне теперь весь полет только еду готовить?!
— Эх, если бы в жизни так же случилось…
Слушал нашу историю не весь отряд, а примерно половина. Сначала было еще меньше, но потом подтянулись из палат те, кто сначала не вышел. Когда я убедил Марчукова, что выступить все-таки надо, он сначала хотел сделать объявление прямо на полднике. Но тут уже я был против. Если услышат все и сразу, то будет меньше разговоров. А нужно, чтобы больше. Чтобы потом те, кто слышал, передавал тем, кто не слышал, размахивал руками и в красках рассказывал, как там в книге Крамского и Марчукова замштурмана Сенька Милютин выдавил половину тюбика космического борща за шиворот Сулиме, а потом как на тренировке в бассейне-центрифуге кто-то вылил в воду шампунь с запахом сосновых шишек, потому что скучал по лесу, а из-за этого половина корабля наполнилась мыльной пеной…
Поэтому я подождал, когда часть народа после полдника разойдется по кружкам, а потом предложил скучающим оставшимся послушать начало книги, которую мы с Олежей пишем.
Я подмигнул Марчукову, который сидел с несколько обалдевшим, но весьма довольным видом. А на нас наседали наши одноотрядники. Тормошили, выпрашивали себе должности поинтереснее, некоторые возмущались, некоторые радовались. Но равнодушных было мало. Все говорили хором, хлопали нас по плечам, спешили поделиться своими мыслями и соображениями. И подсказывали, как правильно надо писать про них, любимых.
Несколько девчонок отнеслись ко всему довольно равнодушно. Но, кажется, я знал, как их зацепить. Просто в следующих главах появятся любовные линии.
Не было Боди со свитой.
Он мог остаться, я при нем свое объявление делал. Но он презрительно скривил свои червячные губы, приманил своих верных миньонов и уковылял куда-то по своим делам.
Ах, ну да. Он же мне должен мстить.
Когда мы писали, Марчуков предлагал сделать Бодю одним из отрицательных героев, но я убедил его, что не надо. И не потому, что я его боюсь.
— Вот увидишь, больше всех обидятся не те, кого мы сделали смешными, или с кем случилось что-то плохое, — сказал я. — А те, про кого мы не написали ничего.
Марчуков мне не очень поверил, пришлось даже выиграть у него в «камень-ножницы-бумага», чтобы убедить. Ну, такой вот мы выбрали способ разрешения противоречий. Что если один считает, что нужно так, а другой не согласен, мы делаем так, как хочет тот, кто выиграл. И второй перестает гнуть свою линию.
— Вот вы конспираторы, — монотонно сказала Друпи, подсаживаясь к нам, когда шумный спор с множеством участников распался на мелкие группки, и все разбрелись кто куда. — Я не знала, что вы книгу пишете.
— Только сегодня начали, — гордо сказал Марчуков. — Тебе понравилось?
— Я в восторге вообще, — сказала она. При ее манере разговаривать эту фразу легко можно было принять за сарказм. — Мне даже захотелось самой попробовать написать что-нибудь.
— Ты не обиделась? — забеспокоился Марчуков. — Если ты не хочешь быть в службе безопасности, то мы можем переписать!
— Нормально, — Друпи покивала. — Не надо переписывать. А можете сделать Светку врачом из моей службы, которая сыворотку правды придумает? И чтобы мы ее тайно испытывали на всех.
— Светку? — нахмурился я. Конечно же, я не понимал, о ком она говорит. Запомнить каждую Светку, Ленку или Таньку было выше моих сил.
— И все возьмутся говорить правду и наговорят совсем не того, чего хотели! — подхватил Марчуков. Народ, который только что вроде бы разошелся по своим делам, снова начал проявлять к нам интерес.
— Эй-эй, давай обойдемся без спойлеров, — сказал я.
— Без чего? — встрепенулся Марчуков. А, ну да. Пока что это словечко не вошло в обиход.
— Ну это когда человек только начал детектив читать, а тут к нему подходишь и говоришь, кто убийца, — объяснил я. — Давай сначала напишем новую серию, а завтра после ужина прочитаем ее для всех желающих.
— Эй, первый отряд, салют! — раздался от входа голос незнакомого парня. — А Крамской кто из вас? Есть тут Кирилл Крамской?
— Есть, — ответил я и поднялся.
— Тебя Марина Климовна вызывает, — сообщил парень. Кажется, он из третьего отряда. — В ленинскую комнату. Дуй быстрее, а то она еще больше разозлится.
Глава 28, про такое равенство, когда некоторые равнее других
«На что, интересно, на этот раз разозлилась Марина Климовна?» — думал я, пока топал по тропинке, загребая кедами сухую хвою. Так странно, сначала она мне вроде показалась нормальной теткой. В самом начале первой смены. Когда она в танце вожатых участвовала. Вроде бы, с чувством юмора у нее нормально, самоирония, опять же, присутствует. Но потом случилась история с шашками, потом она сорвала со стены нашу газету, потом… У меня даже идей никаких не было, что я снова умудрился натворить.
Впрочем, настроение у меня было отличное, так что как-то особенно я не волновался. Не могла же Марина Климовна напрячься на только что прошедшие на нашей веранде чтения. Даже если бы она и узнала о том, что они проходили, то придраться было реально не к чему — наш корабль был построен в Советском Союзе, внутренний распорядок включал в себя построение под гимн на фоне красного знамени с серпом и молотом. Мы даже ради такого дела придумали голографический флагшток, чтобы советский флаг развевался прямо в открытом космосе. В общем, урок я усвоил, так что пренебрегать идеологическим подробностями мы не стали, даже наоборот.
- Предыдущая
- 52/56
- Следующая