Солярис (СИ) - "Kancstc" - Страница 7

Пока я предавался этим размышлениям, Снаут нервно хмыкнул и заявил:

– Если он, конечно, не пошёл куда прогуляться...

– За клиентами этого заведения особой подвижности обычно не наблюдается, – успокоил я.

– Так то обычно... а здесь я уже ничему не удивляюсь... – заявил мой собеседник, опрокидывая в себя полный бокал "Двух Солнц".

– Вот и проверю, – сказал я, вместо прощания и оставил местного сисадмина напиваться в одиночестве.

***

Медблок расположен на нижних уровнях станции. Сейчас, глубоко законсервированный, он производил жутковатое впечатление. Я заглянул в одну из палат, залитых бледным дежурным светом из коридора, и непроизвольно вздрогнул: застеленная койка и склонившиеся над ней зачехлённые медицинские аппараты будили в памяти образы не то палачей, не то священников на погребальном обряде. В морг вела дверь, завершающая коридор медблока. Ну прямо потрясающий символизм! И кто только додумался! Финал всех стараний! Сначала на ту койку, в лапы механических эскулапов, а потом сразу за эту дверь. Вот так бы и придушил автора идеи!

Собственно морг представлял из себя простой холодильник: предполагалось использовать его исключительно для передержки трупов перед отправкой на большую землю. А если вдруг приспичит провести вскрытие прям на месте, можно приспособить под это любую из научных лабораторий. Сейчас в этом холодильнике была занята всего одна полка, на которой и возлежал мой покойный друг. А рядом, на железном табурете, сидела ОНА. Та самая латика-с-карнавала, весь наряд которой состоял, если опустить незначительные мелочи, из полного отсутствия наряда в принципе. Уже этого было достаточно чтобы понять: она не человек. Стандартная температура в морге – минус двадцать пять, мой кокос тут же включил обогрев и, не будь я магом и не включи внутренний обогрев себя, уши я бы уже отморозил. А она сидит себе спокойненько голым задом на железной табуретке. А если ещё и мельком взглянуть на ауру.. Я взглянул, не мельком, поэтом не сомневался совсем.

Ну ладно, удивились, порадовались, но дело-то делать надо. Что же, буду делать морду тяпкой и вести себя так, словно её здесь так и надо. Глядишь и разговорится, а там и чего ценного сболтнёт.

Я подошёл к Гиборяну. Она уже откинула саван и держала мертвеца за заиндевелую руку, глядя в закрытые глаза неподвижным взглядом. По щеке катилась одинокая слеза. Катилась и не застывала. Я тоже вгляделся в мёртвое лицо. Длинные волосы, при жизни чёрные как смоль, были абсолютно седые, а на лице застыла маска крайнего напряжения и железной решимости. Он знал,что с ним происходит, знал, что это не остановить и боролся до конца. Что же, прости, друг, но мне придётся тебя слегка потревожить.

– Извините, но мне необходимо провести кое-какие исследования, – сказал я, подходя к изголовью скорбного ложа.

Дама попыталась встать, но я положил руку ей на плечо:

– Не надо, это я вам мешаю, а не вы мне.

Сказав это, я быстро прикрепил датчики портативного сканера на заиндевелый лоб Гиборяна и начал принудительную стимуляцию остаточных связей. И, хотя времени прошло уже много, а заморозили его с большими нарушениями, поражения от нейростата читались чётко и однозначно. Что же такого важного ты хотел сохранить, донести до меня, что смог хоть на время преодолеть дурман, вызванный нейростатом? Только ли схему твоего сумасшедшего эксперимента?

Неожиданно дама подняла на меня глаза и спросила:

– Вы Крис Кельвин?

– Да, – ответил я с немалым удивлением.

– Армен рассказывал мне о вас. Просил передать... если...

Она замолчала и, достав из-под браслета маленький бумажный свёрток, дала его мне. Не будь этот разговор здесь, в морге, на 25-градусном морозе, не видь я её ауру, я бы поверил, что передо мной убитая горем женщина. Хотя... как мы узнаём эмоции друг друга? По внешней реакции. И пусть никто не знает что скрывается за этой маской, может стоит попытаться остаться человеком? Прежде всего для себя самого. Поэтому я и спросил:

– А как к вам обращаться?

– Сандра, – ответила незнакомка.

– Если вам что-то надо, или какая-то помощь...

– Что мне может быть надо? – ответила она грустно. – Разве что деть себя некуда. Брожу по станции, иногда занимаюсь в зале, читаю книги с его терминала, захожу сюда.

Я подумал немного и всё же решил дать совет:

– И всё-таки, поселитесь в любой свободной келье, но только не в Западной башне. Не верю я этим двоим. А место где можно спрятаться и отдохнуть нужно каждому.

– Удивительно, Армен говорил мне то же самое, – слабо улыбнулась она.

– А когда будете читать, выходите в сеть не из той же кельи, где остановитесь. Лучше вообще выходите из разных комнат.

– Вы настолько не доверяете своим коллегам?

– Не знаю, – честно сказал я. – Я не знаю точно что тут произошло, но то что ничего хорошего, это точно!

Вообще-то у меня ещё были вопросы, но, во первых, где гарантия, что её словам можно доверять? Ну и, главное, несмотря, на внутренний подогрев, уши уже начали чесаться на морозе. Потому я решил что пора сворачивать беседу. Сказал, как меня найти по станционной сети и как передать мне сообщение без сети, с чем и откланялся.

***

Следующим пунктом сегодняшней программы был профессор Сарториус. Грозный аггел[2] официоза, долгие годы преследовавший альтернативщиков, всех оптом, но кое-кого удостоивший и личным вниманием. Ныне низвергнутый но всё ещё опасный, если зайти к нему в клетку. Мне сейчас приходилось работать в клетке.

Однако прежде я заглянул в ординаторскую медцентра и, сдув пыль с терминала, выяснил, что это за лаборатория такая, в которой заперся Сарториус? Занятно получилось. Если отбросить всю бюрократическую казуистику, выходит что эта лаборатория представляет из себя довольно большой комплекс, состоящий из нескольких помещений, которые по мере необходимости можно переоборудовать и в операционную, и в виварий, и в некое подобие фитотрона[3]. Здесь же имеется всё необходимое для биохимических, биофизических и многих прочих исследований. Собственно, большей частью её использовали как операционную, особенно после того, как выяснилось, что биологам на Солярисе делать особо нечего. Там, кстати, есть всё потребное для глубокой анестезии, в том числе и запас нейростатов всех мастей. АКС также услужливо подсказывает, что Сарториус не вылазит оттуда уже с неделю. И что он там творит? Ладно, будем посмотреть.

Изначально предполагалось, что био-там-всякие исследования будут на Солярисе профилирующими, потому и сделали биологические лаборатории самыми масштабным. Увы довольно быстро выяснилось, что биологам здесь делать, по большому счёту нечего. Биосферы, в известном нам смысле, тут нет, а протоплазма хоть и имеет характерные особенности в разных местах, но для понимания функционирования Океана это оказалось не существенно. Как результат, биологическая община на станции быстро выродилась в малочисленный замкнутый мирок, который окопался в одной из отведённых под биологию лабораторий (не эту) и регулярно складывал в "Братскую могилу"[4] статьи типа: "Закономерности миграции квазирибосомных структур на широтах 55° – 56° северной широты вблизи нулевого меридиана на глубинах 1000 – 1050 метров". Из коих статей обычно следовало, что какие-то закономерности в означенной миграции явно имеются, но чтобы понять какие и, главное, зачем их вообще изучать, необходимы углублённые исследования и дополнительное финансирование.

Смеётесь? А зря. Биологи были первыми. Потом тот же скорбный путь проделали и остальные: метеорологи, геологи, дольше всех продержались как это ни странно, физики. Даже информатики стухли раньше.

Но всё же, что тут забыл Сарториус? Ведь он же физик, по идее...

Лаборатория, как и все биологические, снабжена просторным тамбуром с КПП, за которым стоит толстая герметичная дверь со знаком биологической опасности. На КПП есть монитор, на который выведены камеры внутри лаборатории и управление дверью. А вы что думали? Главная задача этого КПП не в том чтобы не пускать лишних людей внутрь, а в том, чтобы не выпустить ненароком что-то плохое оттуда. Впрочем, попытка заглянуть в лабораторию не удалась: дверь оказалась заблокирована изнутри, а все камеры тщательно завешены или закрашены. Вот только звуки изнутри система наблюдения передавала исправно, и я отчётливо слышал шаги самого Сарториуса и какие-то ещё, очень похожие на детские.