Пес, который говорил с богами - Джессап Дайана - Страница 5
- Предыдущая
- 5/94
- Следующая
Виктор Хоффман как никто другой был знаком со всевозможными свидетельствами приручения собаки человеком и все-таки вынужден был признать, что не знает ответа. Проявления симпатии со стороны дикого пса оставались для него загадкой.
На следующую ночь пес пришел снова и снова лег у огня. На этот раз он смотрел на Хоффмана всего несколько минут, затем деловито свернулся клубком и уснул под моросящим дождем. Хоффман решил не спать всю ночь, если потребуется, и непременно узнать, останется ли пес здесь до рассвета или уйдет раньше.
Ему нравилось сидеть подле веселого пламени и курить. Туманная морось не в новинку опытному путешественнику. Искорки костра медленно уплывали в окружающую пустоту, к величественным серым стволам, окружавшим небольшую поляну. После полуночи дождь перестал, и воздух сделался таким прозрачным и тихим, что дым трубки Хоффмана парил в нем, словно серенькое северное сияние. Дамиан лежал, свернувшись клубком и уткнувшись носом в лапы.
В очередной раз потянувшись за кофе, Хоффман заметил, как пес медленно приподнимает голову и пристально всматривается в черноту леса. На несколько долгих секунд оба замерли: человек, чья рука застыла на полпути к термосу, и пес, еще лежащий клубком, но уже вытянув шею, с напряженным взглядом, неподвижный, внушающий суеверный страх. Затем из собачьего горла вырвалось рычание — звук был такой низкий, что Хоффман скорее ощутил его, чем услышал. Он прислушался — что же так встревожило пса? — и вскоре безошибочно различил сквозь треск сухих поленьев медвежье шарканье и кашель.
Дамиан взвился. Он залаял, шерсть на загривке встала дыбом, хвост вытянулся, напрягся и стал похож на указку.
Хоффман улыбнулся, расслышав беспокойство в голосе молодого животного. Будь Дамиан старше или имей он свою, строго определенную территорию, которую нужно охранять, он бы очертя голову бросился и на гораздо более крупного и сильного противника, подчинившись духу предков-охотников. А так он только предупреждающе лаял.
Хоффман увидел, как на границе света и тени мелькнул медведь. Подросток. На мгновение ученый тревожно вперился в темноту в поисках его матери — с ней могли быть проблемы, — но других зверей видно не было. Его беспокойство улеглось: он сознавал, что едва ли черный медведь попытается причинить ему вред. Однако зверь мог перевернуть все в лагере вверх дном в поисках еды.
— Так, Дамиан, так, покажи ему, — тихо подбодрил он пса, — гони его отсюда.
Дамиан взглянул на человека, затем вскинул голову и снова принялся лаять и рычать. Медведь убрался в гущу леса, прочь от странных запахов горящего дерева и табачного дыма, подальше от вонючего, шумного человека и его ужасной собаки. Наконец питбуль умолк, застыл и прислушался с явным вниманием. Из его горла вырывалось только глухое ворчание, словно он бормотал про себя угрозы, которые не успел высказать. Немного погодя он уселся, все еще настороженно поглядывая туда, где скрылся медведь, затем лег, но уши продолжали шевелиться — он охранял лагерь. И только ранним утром, холодным и сырым, когда первые солнечные лучи забрезжили в тускло-сером небе, Хоффман, замерзший и усталый, увидел, как пес встал, встряхнулся и потрусил в утренние сумерки. Ученый вернулся в палатку и проспал до полудня.
Через четыре дня Хоффман решил, что может ходить. Развесив запасы еды на ветках, повыше от земли, он покинул лагерь, опираясь на большой еловый сук, — пришло время идти встречать студентов. Дамиан отсутствовал, как бывало обычно, если Хоффман не спал, но минут через десять ученый заметил собаку ярдах в ста позади себя. В миле от лагеря Дамиан остановился и уселся на тропе, глядя вслед уходящему Хоффману. Биолог мысленно отметил, что нужно будет сравнить местоположение собаки с границами ее территории, когда появятся такие данные, и, подняв на прощание руку, ушел за своими студентами.
Хоффман вернулся три дня спустя — за ним вереницей брели по тропе под непромокаемыми накидками четыре студента с огромными рюкзаками. Стояла обычная для полуострова Олимпия погода — чудесный рассеянный сумрак и мелкий теплый дождик, что едва проникал сквозь заросли. Конец сезона полевых исследований.
Поставив палатки и укрыв чувствительные приборы от дождя, Таг, Сьюзан, Сет и Девон первым делом собрали и установили ловушку для собаки. Животное следовало поймать, усыпить, взвесить, измерить, надеть ошейник с радиопередатчиком и пометить светящейся оранжевой краской, чтобы проще было наблюдать за ним в густом лесу. Хоффман предложил установить силки возле лагеря, где пес обязательно появится и где за ним легче будет присматривать. К тому же часто в силки попадали другие животные — еноты, например, или скунсы, а они близко к лагерю подходить побоятся.
Когда закончилось обустройство лагеря, приготовили дрова для костра, собрали и установили силки, для Хоффмана началась самая приятная часть полевых работ. Лодыжка все еще побаливала, он сидел у огня, курил трубку и слушал споры студентов. В пляшущем свете костра разгорались дебаты о том, как настраивать программное обеспечение для вычисления границ ареала, кому какая достанется работа и какова статистическая достоверность связи между сумеречной активностью и лунным циклом. Профессор редко вмешивался в дискуссии — он получал удовольствие уже от того, что помогает ребятам развивать способности, от их энтузиазма, который с возрастом так трудно сохранять. Счастливый брак Хоффмана, к величайшему сожалению обоих супругов, был бездетным, так что теперь Виктор сдержанно тешил себя надеждой, что эти юные создания когда-нибудь добьются успехов отчасти благодаря его чуткому руководству. Серьезные, вежливые, дружелюбные, они были его детьми. Наверняка они бы понравились Хелен.
Пес появился поздно, часов в десять вечера. Первым заметил его мерцающие отраженным светом глаза Таг, ассистент Хоффмана, самый многообещающий его студент. Он был вспыльчив, склонен к лидерству, многие студенты недолюбливали его за то, что он был любимчиком профессора. Как всегда, он сидел рядом с Хоффманом и теперь слегка прикоснулся к его руке, указывая на собаку.
— О да, — тихо сказал Хоффман, — это он.
Понимая, что не следует разговаривать слишком громко в присутствии настороженного зверя, Сьюзан тем не менее не сдержала удивления:
— Ого, да это же питбуль!
Хоффман кивнул. Никто не ожидал, что собака этой породы может выжить в лесу.
Таг и Девон установили ловушку в семидесяти пяти футах от лагеря и положили туда сырого мяса. Устройство представляло собой длинную и узкую проволочную клетку, открытую с одной стороны. Войдя, пес наступит передними лапами на чувствительную пластину защелки. Дверца захлопнется, и он окажется в западне.
Дамиан подошел к незнакомому предмету с любопытством, без страха, свойственного диким животным. Обошел его и приблизился к клетке сзади. Учуяв мясо, нетерпеливо ударил лапой по прутьям. С резким металлическим лязгом механизм сработал; и дверца захлопнулась. Очевидно, голодный, Дамиан принялся энергично рыть лапами землю под ней, пока, наконец, не сдвинул устройство на несколько дюймов и не добрался до выпавшего из-за прутьев гамбургера. Объев всю наживку, питбуль вопросительно взглянул в сторону лагеря, а затем ушел.
Несколько мгновений все молчали, потом Девон заключил:
— По крайней мере, он не боится этой штуки.
— Нет, не боится, — засмеялся Хоффман. — Привяжи к задней стенке пластиковый мешок, чтобы он не видел, что внутри. Попробуем еще раз.
Девон так и сделал, положил внутрь мясо и снова открыл дверцу. Идея сработала: пес кружил в поисках еды, запах которой его привлек. Найдя вход, осторожно влез внутрь. Люди наблюдали, как он тянул короткую мощную шею, пытаясь добраться до пищи без лишних движений.
Шаг, второй. Они видели, как он смотрит себе под ноги — наверняка на металлическую пластину, закрепленную под углом на полу клетки. Пес медленно подался вперед, вытянул шею и слизнул мясо, не делая ни шага дальше. Покончив с едой, он так же осторожно покинул клетку и уселся рядом, глядя на исследователей, будто ждал дальнейшего развития событий.
- Предыдущая
- 5/94
- Следующая
