Щепотка пороха на горсть земли (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 15

Вспомнились вечера в офицерском собрании Южного, тогдашнем центре светской жизни, споры до хрипоты обо всем на свете. Казалось бы, с тех пор всего пять лет прошло, но Дмитрий сейчас особенно остро ощутил ту пропасть, что пролегла между ним сегодняшним и тогдашним молодым офицером, едва вкусившим настоящей флотской жизни.

То есть тогда уже думавшим, что вкусил. Легко ощутить себя опытным морским волком, когда грозному броненосцу с большой командой опытных чародеев не страшны штормы и штили, дамы на берегу прекрасны и благосклонны, а жизнь впереди видится большим приключением.

После контузии и выгорания он избегал оглядываться назад, стараясь жить настоящим. Так было проще пережить потерю, не упиться жалостью к себе и не попытаться утопить ее в бутылке. Да, карьера покатилась под откос, планы пошли прахом, но он жив и здоров — руки-ноги целы, голова на плечах, и, стало быть, жизнь не окончена. А уж вспоминать тех, с кем он в кают-компании новости обсуждал, с кем и над кем подшучивал, с кем дружил, а кого недолюбливал… Никого и ничего не осталось, лишний раз трогать — только раны бередить. Воспоминания причиняли нешуточную боль, жгли душу каленым железом, и проще оказалось вовсе об этом не думать.

Не сразу он к этому приучился, но за пару месяцев сумел и без малого год не оглядывался в прошлое. А теперь вдруг обернулся — и не встретил ни обреченной пустоты, ни тоскливой горечи, ни острого сожаления, с которыми так боялся столкнуться.

Нет, не теперь, парой часов ранее. Когда в чай пошла ароматная травяная настойка, а отец Алексий задал какой-то невинный вопрос о службе, а потом слово за слово — и Дмитрий незаметно для самого себя рассказал все, и даже больше. Местный священник изумительно умел слушать, отлично — расспрашивать и в совершенстве — утолять душевные печали словно бы одним взглядом.

Притом, разговаривая с ним, Косоруков ничего такого и не замечал, разговор ладился легко, сам собой. И никакие вопросы не встречались в штыки, и не было желания привычно отмолчаться, уйти от неприятной темы. А теперь Дмитрий дивился своей неожиданной откровенности и еще больше — все тому же спокойствию, которое как посетило его на кладбище, так никуда и не делось.

Погруженный в свои мысли, охотник потянул на себя дверь трактира — и едва не шарахнулся назад от неожиданности, когда навстречу выкатился и толкнул его в грудь громкий смех пополам с задорными фортепианными аккордами. После тишины кладбища и темных городских улиц и размеренной беседы со священником переход оказался внезапным.

Однако Косоруков быстро справился с собой, прошел через полный зал, уворачиваясь от девушек-подавальщиц и нетрезвых посетителей, замешкался у стойки, пропуская дюжего парня с огромным подносом, заставленным тарелками и кружками. До сих пор на охотника никто не обращал внимания, а тут вдруг заметил хозяин, наблюдавший за залом из-за стойки. Окликнул по имени, махнул рукой, и Дмитрий не стал отмахиваться, приблизился, вопросительно дернул головой, приподняв брови — мол, чего хотел?

О своем собственном желании расспросить Милохина про военные годы он помнил, но сейчас исполнять его не собирался — и шумно слишком, и время уже позднее. Да и не хотелось сейчас разговоров, для начала стоило переварить результаты долгой беседы со священником.

Игнат окинул его взглядом, усмехнулся и поманил за собой за неприметную дверку позади стойки, прихватив с собой свечку.

— Что случилось? — спросил Дмитрий, с интересом оглядываясь в почти чулане, кажется заменявшем хозяину кабинет. Во всяком случае, кроме пары стульев, стола со счетами на нем и пары полок, занятых стопками каких-то тетрадей, тут ничего не было. И звуки зала сюда докатывались, однако приглушенные, не мешающие разговаривать.

— Это я тебя спросить хотел. Что-то ты взъерошенный больно, случилось что? — с искренним беспокойством спросил трактирщик.

— Да не сказал бы… Со священником вашим познакомился, чаи гоняли.

— А-а, — протянул Игнат понимающе, разом успокоившись. — Священник у нас замечательный, другого такого нет.

— Да уж, — хмыкнул Дмитрий. — Я с трудом представляю себе другого священника, который советовал бы пойти к ведьме за советом.

— А и сходи, кстати, — оживился трактирщик. — Дело он тебе сказал.

— Игнат, ты же чародей. Может, необученный, может, слабый, но всяко же должен чувствовать, где есть сила, а где нет, да и на службе не мог не нахвататься. Ты что, всерьез веришь в какие-то там силы ведьм?

Игнат смерил его взглядом, вздохнул очень похоже на то, как вздыхал священник, но ответил другое:

— Во что я там верю — это дело мое. А Джия баба умная, знающая, к ней все местные бегают чуть что, так что поговорить всяко нелишне будет. Ажно если делом не поможет, может, и расскажет что.

— В таком ракурсе — пожалуй, — задумчиво согласился Дмитрий.

— И отца Алексия ты слушай, ежели что советует. Он такой священник, каких во всем мире не сыщешь больше, святой всамделишный. И не смотри, что чудаковат, ему простительно. Ты ж к нему не прямиком сам пошел, верно? Случайно встретил?

— С чего ты взял?

— Да с ним всегда так и бывает. Он ежели человеку нужен — сам на глаза попадается и завсегда все видит. Так что коль он разговоры какие с тобой разговаривал, то это на пользу. Хороший священник для души облегчение приносит, они же тому и служат. И отец Алексий в этом точно первый… Ну ладно тебе, не зыркай так, я ж не лезу и не пытаю, о чем вы говорили. Встревожился, на тебя глядя, но ежели ты этак после разговора с нашим священником — тажно и волноваться не о чем. Ты голодный, поди?

— Нет, меня отец Алексий пирожками накормил. Пойду отдыхать с дороги. Да, а куда кобыла моя делась? Она мне завтра понадобится к рассвету.

— Нужна — будет, — заверил трактирщик. — Тут конюшня хорошая недалече, туда и свели. Я распоряжусь, приведут ее. И с собой снеди какой-никакой соберу.

— Спасибо. Если я сам не проснусь, пошли кого-нибудь разбудить, хорошо?

— Добро, не волнуйся. Все будет как надо.

* * *

У Анны вечер вышел хоть и не менее — а может, и более — насыщенным, чем у пришлого охотника, но несравнимо более скучным, потому что возня с бумагами не шла ни в какое сравнение с поисками убийцы, которые весь вечер не шли из головы. Так что она хоть и любила утром поспать, но пропустить сегодняшнюю поездку не могла и на рассвете уже ждала Косорукова у "Мамонтовой горки", вяло обсуждая с мальчишкой-посыльным стати и достоинства лошадей, а вернее — недостатки охотниковой кобылы, которые рядом с ладным жеребчиком Анны особенно сильно бросались в глаза.

Рыжий донской жеребец со звучным именем Гранат человеческого мнения о даме не разделял и поглядывал на нее с явным интересом, фыркал, даже ржал тоненько. Дама, однако, демонстрировала прежнее равнодушие и дремала у коновязи, повесив голову и подогнув правую заднюю ногу. На кухонного мальчишку, который пристраивал к седлу сумку с провизией, и на овес в седельных сумках Граната Зорька тоже не обратила внимания. Глядя на нее, Анна то и дело боролась с зевотой и тем сильнее обрадовалась появлению Косорукова.

Дмитрий тоже проснулся в благодушном настроении, которому способствовал долгий и крепкий сон на хорошей чистой постели, которая не трясется и никуда не едет, как койка в поезде, а еще ровная и удобная, в отличие от земли. За время службы качка и постоянный шум множества механизмов стали привычными и родными, но с тех пор прошло изрядно времени, и привычка кончилась.

Но на веранде трактира, стоило заметить госпожу Набель, простые утренние мысли моментально вылетели из головы охотника: уж больно впечатляюще выглядела градоначальница. А если совсем точно, то — ее нижняя часть, облаченная в штаны и высокие сапоги. И если взглянуть отвлеченно, то можно было отметить, что штаны эти достаточно свободные и не обтягивают ноги, даже немного скрадывают очертания. Но для этого надо было отвлечься, что у Косорукова не получалось. Ноги были длинными и стройными, Торк в кобуре дополнительно подчеркивал изгиб бедер, и этот вид будил понятные и предсказуемые, но очень неуместные желания и мысли.