Очевидная метаморфоза - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/22
• Следующая

В последние месяцы он чувствовал боль в желудке и понимал, что нужно пойти и провериться. Но он страшился этого момента. Денис Иванович не сомневался, что у него обнаружат язву. Его отец умер от язвы в пятидесятилетнем возрасте, и он всегда боялся именно этой болезни. Но визит к врачам он упрямо откладывал, продолжая питаться как попало и всухомятку. В сорок шесть лет становилось понятным, что жизнь, в общем-то, кончена. Ему никогда не стать ни большим художником, ни просто обеспеченным человеком. Будущее было определено с неотвратимой ясностью. Еще двадцать или тридцать лет ему придется жить в этой квартире, придется соглашаться на халтуру, перебиваться случайными заработками, терпеть издевательства и придирки Риты.

«Хорошо, что у нас нет детей», – иногда кричала она, и он, в общем, был согласен с ней. Иначе ему пришлось бы гораздо сложнее. К тому же Рита при всех своих недостатках была все-таки понимающей женщиной, которая не просила денег на украшения, одежду, не требовала различных экзотических блюд или поездок на Канары. Она согласна была довольствоваться малым, лишь бы в доме был хоть какой-то достаток. Она всего лишь хотела некоторой стабильности, как любая женщина. Он сознавал, что с другой женщиной ему будет гораздо сложнее. И поэтому он терпеливо сносил присутствие Риты, успокаивая себя, что могло быть и гораздо хуже. К тому же она никуда не могла уйти. Ее дочь жила в Подмосковье с бабушкой и сестрой Риты, которая не вышла замуж и всю свою нерастраченную любовь отдавала племяннице. Иногда удавалось выбраться к ним и даже вкусно пообедать, пробуя домашние разносолы. Но это случалось редко, и к тому же нужно было отправляться туда с Ритой, которая умудрялась испортить самый спокойный день.

Иногда он собирал старые газеты, которые сваливали внизу соседи. Старый телевизор до сих пор работал, и это было единственное место, около которого сохранялся «враждебный нейтралитет». Здесь они смотрели все вечерние передачи. Теперь он стал интересоваться политикой, даже иногда ходил голосовать. Раньше, когда его картины хорошо продавались, он не задумывался, почему большинство владельцев художественных салонов евреи. Теперь он начал подсчитывать, сколько процентов представителей этой нации владеют галереями в столице. Он составлял списки богатых банкиров, олигархов, главных редакторов, деятелей искусства и литературы и каждый раз, вписывая новую фамилию, радостно вскрикивал, как будто составление некоего заговора против талантливого живописца Булочкина было единственной целью всех живущих в столице евреев.

Одним словом, Денис Иванович жил обычной жизнью неудавшегося художника, перебираясь случайными заработками и рассчитывая поправить свои дела в будущем. Он даже не мог предположить, что судьба уже приготовила его к испытанию...

В этот день он проснулся, как обычно, рано, в седьмом часу утра. За окнами было еще темно. Он был «жаворонком», а Рита была «совой», и это несколько скрашивало их жизнь. Он засыпал в десять и просыпался в шесть, а она засыпала в четыре и просыпалась в полдень. Спешить все равно было некуда. Деньги из Тулы все еще не пришли, а сегодня нужно было делать очередные покупки. Он поднялся, с отвращением посмотрев на громко храпевшую рядом Риту. «Наверно, этот храп у нее из-за лишнего веса», – недовольно подумал он. Денис Иванович прошел в ванную комнату. Зубная паста давно закончилась, и он чистил зубы мыльной водой. Он с отвращением посмотрел на себя в зеркало. Рыжеватые свалявшиеся волосы, явно наметившаяся лысина, крупный нос, мешки под глазами. Он даже не выглядел на свои сорок шесть. Из зеркала на него смотрел мужчина, которому можно было дать не только пятьдесят, но и все шестьдесят лет. Он выключил свет и вышел из ванной. Сегодня можно было обойтись без бритья, он брился только два дня назад, а вообще он решил, что можно бриться раз в три дня. В темноте он задел ногой швабру, и она с грохотом упала на пол.

– Проснулся наконец, – сказала сквозь зубы Рита, повернувшись на другой бок.

– Мне кто-нибудь вчера звонил? – спросил он вместо приветствия. Они уже давно не говорили друг другу ненужных слов.

– Павел звонил, – сообщила она, не открывая глаз. – Я сказала, что ты уже спишь. Позвони ему.

– Подождет, – отмахнулся Денис Иванович. Павел Муженин был тем самым художником, который одолжил ему пятьдесят долларов еще месяц назад. «Наверно, потребует возвратить долг, – огорченно подумал Булочкин, – нужно будет попросить, чтобы подождал». Когда переведут деньги из Тулы, хотя нет, оттуда переведут только четыре тысячи, и он не сможет отдать почти половину Павлу. Нужно, чтобы Павел подождал еще немного. А сколько немного? «Нет, получу деньги из Тулы и сразу уеду в Нижний Новгород. Иначе не смогу заработать и вернуть долги».

Он прошел на кухню. В холодильнике опять ничего не было.

– Где яйца? – крикнул Булочкин. – Вчера было два яйца. Где они?

Она не ответила. Он вернулся в спальню и толкнул жену в бок.

– Нету, – недовольно сказала Рита, открыв один глаз.

– Как это нету? – заволновался Денис Иванович. – Где яйца?

– Я приготовила себе вчера яичницу из одного.

– А второе? – крикнул он, выходя из спальни. Собственно, ему уже было все равно, но следовало покричать, хотя бы по инерции.

– Я сожгла яичницу и приготовила себе снова, – проворчала Рита. – Мне как раз позвонила Нюся. Отстань, Булочкин, дай мне поспать.

– Ну и дура, – приглушенно сказал Денис Иванович. Непонятно было, к кому это относится, к Рите или к Нюсе. Хотя, наверно, относилось к обеим.

Больше всего на свете Дениса Ивановича раздражало, что она называет его по фамилии. Почему-то Рита никогда не называла его по имени. Он прошел на кухню и посмотрел в хлебницу. Там лежала надкусанная черствая булочка.

«Ну и черт с ней», – подумал Денис Иванович и, налив себе горячей воды, взял ложку кофе. Кофе был местный и подозрительно вонял, но на другой напиток у них не было денег.

Выпив свой суррогатный кофе и съев надкусанную булочку, он поднялся из-за стола. Настроение было паршивое. Он даже не знал, чем ему сегодня заниматься. Нужно все-таки позвонить Павлу. Он посмотрел на часы. Семь часов утра. Павел, наверно, еще спит. Ну и черт с ним. Пусть не спит. Если звонит сам в двенадцать часов ночи, прекрасно зная, что Денис Иванович засыпает в десять. Все равно неудобно.

– Нужно купить хлеба и картошки, – вспомнил Денис Иванович.

Он не любил ходить по городу днем, когда можно было встретить кого-то из знакомых. Гораздо лучше ходить за хлебом ранним утром, когда никого из знакомых художников не встретишь на улице. Большинство творческих людей обычно бывают «совами». И в его положении гораздо лучше выходить за хлебом ранним утром, когда все знакомые видят сны. Булочкин вздохнул и отправился одеваться. Погода была уже достаточно теплой, но март еще не закончился, и, значит, можно было надеть свою дубленку. Он натянул дубленку прямо на домашнюю замызганную водолазку. Затем взял ключи и вышел из дома. Так начался этот день его жизни. Но он еще не знал, что день этот – очень необычный.

Было еще темно, когда он вышел во двор. Его внимание привлек автомобиль милиции, стоявший у третьего подъезда. Денис Иванович увидел дворничиху, которая поднималась раньше всех, чтобы убрать двор. Во двор выходили подъезды сразу трех домов, и она всегда жаловалась Денису Ивановичу, что получает за этот двор, как за уборку одного дома, тогда как ей должны поднять оплату в три раза.

– Что случилось? – спросил Булочкин, обращаясь к Екатерине Васильевне.

– Вчера здесь человек разбился, – охотно объяснила она, – бегал по двору, залез на пожарную лестницу и упал с третьего этажа. Ну его, раненого, и увезли в больницу. И милиции было столько, понаехали отовсюду. Все квартиры вчера обыскали. Какой-то большой начальник приехал и приказал все квартиры посмотреть. Весь день искали, всех жильцов беспокоили. Вы разве вчера не слышали?

• Предыдущая
• 5/22
• Следующая