Change the World’s Colour!! (СИ) - "Hanayumi" - Страница 4

В больнице ему сделали замечание за то, что он несся по коридору, сломя голову. Пришлось сбавить темп. Но руки дрожали в предвкушении разговора, и, когда у нужной палаты его вдруг остановила медсестра, Зенитсу чуть ли не заныл от досады. Однако поговорить с дедом и обрадовать его своими результатами не вышло: Джигоро впал в кому. Молодая девушка подняла выпавший из рук ошарашенного Зенитсу букет и пообещала, что постарается пронести его в реанимацию, куда перевели старика.

Он не помнил, как дошел до дома в тот день. Настолько глубоко ушел в свои мысли, что, стоя напротив своей двери и на автомате доставая ключи, вдруг подумал, почему это дом переместился так близко к больнице. Случившееся не укладывалось в голове – ведь операция завершилась успешно и дедушку Джигоро уже собирались выписывать… Почему так внезапно ухудшилось его состояние? Зенитсу весь день просидел в своей комнате, ничего не ел и не вставал с кровати, невидяще смотря в стену напротив. Тренировку он пропустил и даже не отписался Тандзиро, что не придет.

Дни растягивались до невозможного, переживать их стало невероятно тяжело. Наполненные беспокойными метаниями по постели ночи тянулись и того дольше. Когда холодные рассветные лучи заглядывали в комнату поутру, Агацума уже не спал, красными глазами, в которые словно кто-то насыпал песка, смотря в потолок. Вставать с постели не хотелось. Но лежать и продолжать глядеть в этот осточертевший белый потолок не хотелось еще больше. И он, словно запрограммированный, шел в ванную, потом за стол, сидя на кухне в одиночестве, одевался и выходил из дома, не обращая внимания на мир вокруг.

Ситуация поменялась неожиданно, с наступлением весны. Близился выпускной, которому Зенитсу был даже не рад. Однако за день до церемонии ему позвонили из больницы – Джигоро наконец-то пришел в себя. Парень бросил все дела, какими он был занят, и рванул из дома, даже не заметив заходившего на территорию своего участка Тенгена. Ему было не до того. Там, в больнице, его ждал последний родной человек.

Джигоро резко сдал и как будто бы сильнее постарел за эти месяцы. Упавший рядом с его койкой на колени Зенитсу, не останавливаясь, проревел до вечера, пока время посещения не закончилось. Дед успокаивал его, как мог, охая и говоря, что так убиваться за его выздоровление полная глупость. Он пытался шутить и казаться бодрым, но это давалось ему с трудом – старик действительно потерял много сил в этой длившейся несколько месяцев борьбе.

На следующий день у Зенитсу был выпускной. Он в выглаженной рубашке, в черном пиджаке, сливавшемся с отросшими волосами, с красными опухшими глазами и срывающимся голосом пел среди других своих одноклассников в общем хоре гимн школы. Должно быть, это было жалкое зрелище, но он не мог ничего изменить. Долгожданная церемония не стала такой счастливой, какой он себе ее представлял в младшей и средней школах, и, отстояв официальную часть, не перекинувшись даже парой фраз с друзьями, Агацума опять убежал в больницу.

Наконец-то он смог нормально поговорить с дедом. Джигоро долго хвалил его за полученные на экзамене баллы, спрашивал, подумал ли он над выбором учебного заведения и прочее. И Зенитсу сам не понял, почему вдруг назвал дедушке университет, в котором учился Тенген. Старик закивал ему, задумавшись о чем-то, а потом поднял задорный взгляд и одобрительно сказал: «Что ж, тогда дерзай! Покажи всем, из какого металла ты выкован!»

Они еще много говорили обо всем: старика временами несло на философские темы, отчего Зенитсу лишь непонимающе поднимал брови и клонил голову на бок. Он держал дряхлую стариковскую руку, которая, казалось, еще совсем недавно была полна сил и отвешивала ему подзатыльники, и чувствовал, как душу обволакивает давно искомое им спокойствие. Вступительные экзамены теперь совсем не волновали его, а имена девушек Тенгена как-то сами собой позабылись.

Когда время посещение подошло к концу, Джигоро вдруг спросил, не хочет ли Зенитсу рассказать ему еще что-нибудь важное. Парнишка посмотрел на него удивленным взглядом, но потом, опустив глаза, несколько минут молчал. И решился. Уткнулся лицом в одеяло и в слезах стал рассказывать о том, что за время, пока дед лежал в больнице, он умудрился влюбиться. Рассказал все, как есть, не став утаивать пол объекта своей невинной влюбленности. Старик слушал молча, а когда Агацума, шмыгнув носом напоследок, замолчал, подняв на деда заплаканные щенячьи глаза, положил руку на смоляные волосы.

– Главное, чтобы ты был счастлив, – напутственно изрек Джигоро, посмотрев мальчишке прямо в глаза. – Если это то, что тебе нужно, не распускай нюни – сожми зубы и добивайся своего! Ты хороший и добрый человек, Зенитсу. В тебе есть главное – это любовь к людям. Судьба еще будет к тебе благосклонна. А если кто-то будет обижать тебя, пригрози мной! У меня еще есть порох в пороховнице!

Парнишка обрадовано заулыбался тогда, утерев слезы, и восторженно выпалил, что безмерно любит своего дедушку. А старик так растрогался, что чуть не расплакался при нем. Время для посещений закончилось, и они расстались, попрощавшись друг с другом и договорившись все обсудить завтра. Однако на следующий день ровно в восемь тридцать утра Джигоро умер.

Вступительные экзамены были позади, и для Агацумы начался первый учебный семестр. С поступлением проблем у него не возникло: оказалось, что Джигоро заранее позаботился о существовании своего приемыша, указав его в составленном завещании как своего единственного наследника. Так за обучение было заплачено. Вот только Зенитсу до сих пор пребывал как будто бы в другой вселенной, где время текло медленно – он жил, но не понимал, что происходит вокруг. Вскрытие завещания, получение платы за обучение, письмо Джигоро, в котором он просил своего воспитанника не отчаиваться и не горевать о прошлом, а жить своей жизнью в настоящем – все эти события происходили независимо от его воли, сами собой, но Агацума даже не успевал понять, что к чему. Он знал только одно – больше ничего не будет как раньше. Его детство, беспечность и слабость теперь должны были остаться в прошлом.

Меж тем, несмотря на огромные перемены, произошедшие в его личной жизни, жизнь вокруг, казалось, не менялась совсем. Они по-прежнему часто виделись с Тандзиро и Иноске, хоть и поступили в разные университеты, ходили на кендо к Шинджуро-сенсею и даже познакомились с его младшим сыном, который тоже решил стать членом додзё. С Геньей они поступили на смежные направления – тот пошел в этот университет, потому что там учился его старший брат, и Зенитсу, слушая его рассказ об этом, понятливо кивал головой. Он сам был здесь по похожей причине.

Тенген все так же водил домой разных девушек, и ни одна не задерживалась дольше, чем на неделю. Начав учиться, Агацума так много узнал о нем, что не понимал, радоваться этому или нет. О ярком студенте старших курсов, подрабатывающем в каком-то модельном агентстве, не судачил только ленивый. Как полагалось, девушки каждого курса каждой группы знали о нем и восторженно обсуждали, парни же относились к нему либо равнодушно, либо резко отрицательно. Исключения составлял мизерный процент от общего числа обучающихся – это были в основном друзья самого Тенгена, вроде того же Ренгоку, который учился здесь же.

Теперь Зенитсу встречал объект своей влюбленности несколько раз на дню: бывало, выходили одновременно из дома, ехали в одном поезде, пересекались в университете, на станции, по дороге домой… И в любом из этих случаев мужчина даже не замечал направленный на себя взгляд. Однако это совершенно не значило, что его не замечали другие.

– Он тебе нравится, – как-то раз во время перерыва сказал ему Генья, с некоторым изумлением в глазах посмотрев на остолбеневшего Агацуму.

– Кто?

– Узуи Тенген. Ты постоянно на него смотришь так, как я на… В общем, это видно.

Они замолчали на какое-то время: Шинадзугава ушел в свои невеселые мысли, судя по тому, как погрустнело его лицо, а Зенитсу судорожно принялся анализировать собственное поведение. Неужели все было настолько очевидно, что даже Генья, никаким образом к этому не относящийся, понял это? Возможно ли, что Тенген, читающий людей как открытые книги и прекрасно видящий, нравится он человеку или нет, заметил, как на него смотрит невзрачный паренек из соседнего дома, и специально игнорировал эти взгляды?