Пасынки Луны. Часть 2 (СИ) - Кащеев Денис - Страница 14

Помимо Романова и Петрова-Боширова, в кабинете сейчас находились князь Хилков, Кир – ну и я. Сперва разговор носил чисто рабочий характер: Светлейший князь Всеволод, Александр Русланович и Иван Иванович обсуждали вопросы управления Первопрестольной, мне же оставалось лишь недоумевать, что тут делаем мы с «Заикиным» – тем более, что начало совещания я и вовсе пропустил, отданный на попечение Цой. Но как только целительница со мной закончила, Ди-Сы передал мне приказ незамедлительно явится пред начальственные очи. Юльке, Светке и Машке, к слову, также было велено подтянуться на второй этаж Большого дворца – и ожидать до поры в приемной.

Вполуха слушая Романова с Петровым-Бошировым и Хилковым, лично я впереди ничего хорошего не ждал – ни для перезревшим плодом упавшей в руки Светлейшего князя Москвы, ни для себя лично. Да, те же Репнин или Поспелов, мягко говоря, не были ко мне душевно расположены, и в особом радении об интересах собравшихся в кремле беженцев их трудно было заподозрить… Но по крайней мере никто из павшего триумвирата прежде не отметился убийством Цесаревича, сотрудничеством с нигилистами или устройством пушки, выстрел из которой погубил второго наследника престола и послужил спусковым крючком разворачивавшемуся ныне в мире кошмару! А попытка барона подставить меня с тем духовым складом (недоказанная, кстати – Ди-Сы, вон, сомневается!) в своем коварстве, пожалуй, все же недотягивала до некогда устроенной Романовым и Огинским провокации в Петрополисе, когда я, по их задумке, должен был протащить в императорский дворец Фу-Хао – и сгинуть при пробое.

Словом, иначе как «из огня да в полымя» сложившуюся ситуацию я назвать не мог.

А между тем, покончив с очередным организационным вопросом, Светлейший князь Всеволод вдруг повернулся ко мне.

– Ну а с вами нам как быть, молодой князь? – с ехидной усмешкой спросил он.

Ну и что на такое можно ответить? Я лишь пожал плечами.

– Ваша неприязнь лично ко мне воистину поразительна, – продолжил между тем Романов.

– Неужели? – буркнул я, решив уж не отмалчиваться.

– Вот и я не перестаю удивляться: чем же я вам, сударь мой, так насолил?

– Э… Вы сейчас серьезно? – опешил я.

– Более чем, – заверил мой собеседник. – Обстановка – что в Первопрестольной, что в Империи, что в мире в целом – к юмору как-то не очень располагает, согласитесь.

– Вот и ответ на ваш вопрос, – запальчиво вскинул я голову. – А кто виноват в том, что она ныне такова, эта обстановка? Пушкин?

– Пушкин? – не понял мой собеседник. – Какой из Пушкиных?

– Никакой, – скривился я. – А вот пушка тут очень даже при чем! Жюльвернова, ага! Из которой подстрелили луну – и пришел Белый Центаврус. Стреляли нигилисты – а вот кто снабдил их артефактами? Кто прислал в помощь магов? Мне кажется, мы оба знаем кто.

– Помилуйте, молодой князь, – сокрушенно покачал головой Романов. – Ну что вы такое несете, право слово? Вы же у нас не чернь какая неграмотная – все ж таки курсант одной из лучших военных школ Империи! И что, искренне верите, будто луну можно подстрелить из пушки, пусть даже и солидных размеров? И что из пролитой с неба крови способен народиться Центаврус Мор?

– Я верю своим глазам, – угрюмо отрезал я. – Ваша пушка выстрелила. Луна окрасилась алым. Мор явился – и принес магам немощь!

– Пушка не моя – сие во-первых, – нахмурив брови, с расстановкой произнес Светлейший князь. – А во-вторых, как говаривали еще латиняне, post hoc nonest propter hoc – «после» не значит «вследствие»! Наш мир уже очень давно шел к кризису, многие прозорливцы о сем без устали твердили. Увы, но явление Мора – отнюдь не случайность, не роковое стечение обстоятельств! И ежели оное и связано с устроенным нигилистами в Африке фейерверком, то лишь косвенно! Не случись того духова выстрела из пушки – астрал нашел бы иной повод извергнуть из себя сию мерзкую тварь. Разве сие не очевидно?

– Отнюдь, – мотнул головой я. – Но даже и будь так: первый выстрел из пушки – и его последствия – уж точно ваших рук дело!

– Не отрицаю, – неожиданно согласился Романов. – Но Государь, несмотря на весь свой гнев, признал, что сие – дело семейное. Иначе, к слову, уделом моим после того подстроенного покаяния стала бы не темница, а плаха. Как бы то ни было, только перед Его Величеством царем Борисом мне и держать ответ за содеянное. Не перед вами, молодой князь!

– Кроме всего прочего, во время того выстрела погибли мои друзья! – заявил я, несколько оторопев от подобной постановки вопроса. – А сам я лишь чудом выжил!

– Так выжили же в итоге, – пожал плечами Светлейший князь. – А насчет друзей – сие вы про молодого графа Бестужева-Рюмина и госпожу Перовскую? Их судьбу определяли есаул Корнилов и князь Сергей, ваш приемный отец – я в подобные детали даже не вникал.

– Тем, кто в результате сошел в Пустоту, от этого не легче!

– Файербол в цель летит – по пути искрами сыплет, – развел руками Романов. – Госпожа Перовская, молодой граф Бестужев-Рюмин, Цесаревич Иоанн – досадные жертвы, сопутствовавшие великому делу. Грандиозному замыслу, по вашей, в том числе, вине, не увенчавшемуся успехом. В некотором смысле, их гибель оказалась напрасной именно благодаря вам, молодой князь!

– Не вижу ничего грандиозного в том, чтобы сменить фигуру на посту Главы кабинета министров, – хмыкнул я.

– Сменить фигуру – нет, разумеется. Развернуть политику Империи – с ошибочной, ведущей прямиком в пропасть, на выверенную и, не побоюсь сего слова, спасительную – уже да. Не стану отрицать, я не лишен амбиций, подвержен тщеславию, но что бы я ни предпринимал – раньше ли, теперь ли – в первую очередь всегда делалось и делается в интересах державы. И лишь потом – в потакание моим собственным страстям. Что, кстати, коренным образом отличает меня от господ Репнина, Киселева и Поспелова. Вот они, по праву сильного превратив Первопрестольную в собственную вотчину, забыли о главном – о государственном благе. И именно посему я столь охотно откликнулся на призыв Александра Руслановича, – последовал короткий кивок в сторону Петрова-Боширова, – и вмешался в ситуацию на Москве.

– Ну да, а вовсе не затем, чтобы самому подмять под себя обезглавленную Первопрестольную! – язвительно усмехнулся я.

– И в мыслях подобной нелепости не держал! – будто бы искренне возмутился на это мое замечание Романов. – Ах да, сие обсуждалось без вас… – проговорил он, словно что-то вдруг припомнив. – Что ж, знайте: сегодня же я с большей частью своих людей Москву покину – у меня и в Старой Ладоге забот хватает. Оставлю здесь небольшой отряд – но прослежу, чтобы числом он не превышал сохранивших силу московских жандармов! Вся власть в Первопрестольной таким образом сосредоточится в руках Александра Руслановича – если, конечно, у вас, молодой князь, нет на сей счет возражений! – ответил мне собеседник сарказмом на сарказм. – Ведь нет?

– Нет, – почти машинально обронил я, ждавший чего угодно, но только не такого.

Вот просто так возьмет и уйдет, уступив власть ротмистру? Не верю!

– Вот и отлично, – кивнул тем временем Романов. – Чем ни основа для дальнейшего сотрудничества?Впереди всех нас ждут тяжкие труды по спасению того, что осталось от Империи – и по отстраиванию оной разве что не наново. И скажу прямо – да вы, молодой князь, и сами сие прекрасно понимаете – без таких как вы, неуязвимых для Мора, нам будет стократ труднее! Что, вы думаете, я тут распинаюсь, как черный комиссар на митинге? Это Репнину с Киселевым с их местечковым мышлением вы лишь мешали! Но нам – мне, Александру Руслановичу или, скажем, князю Бельскому, вставшему ныне во главе Херсонеса Таврического – нам без вас, без Ивана Ивановича, – кивнул он на Хилкова, – без Станислава Станиславовича, – удостоился кивка и «Заикин», – без Светланы Игоревны и Юлии Леонидовны просто не обойтись! Прошлое – в прошлом, пора подвести под ним своего рода черту! Будущее лишь зарождается – здесь в Первопрестольной, у меня в Старой Ладоге, в том же Херсонесе, в Казани, в Дербенте… Готовы творить его вместе со мной или зациклитесь на былом? – слегка подавшись вперед, испытующе воззрился на меня Светлейший князь.