Третий не лишний? (СИ) - "Love Child aka Bese-ss-en" - Страница 39
- Предыдущая
- 39/71
- Следующая
С Ханно проще: дочь Лили Валентина примерно с 2006 года от коллеги-актрисы Терезы Лангер, которая с 2013 года проживает в Лос Анжелесе. Вторая дочь Айно Майя Лу, мама - режиссёр Мия Майер, родилась около 2016-2017 года.
Брайан самый таинственный. Точно известно о каминг-ауте. Также в интервью журналу Attitude он рассказывал, что свою ориентацию осознал еше в школе и поэтому боялся лишнюю секунду на кого-то посмотреть, чтобы не выдать себя. Был одиноким замкнутым подростком, поскольку никакой помощи в те времена лгбт-подросткам в пригороде консервативного Далласа не предлагали. Его характер - почти полностью наши домыслы.
И для настроения, посмотрите на Брая глазами Ханно: https://c.radikal.ru/c24/2104/64/bdc0cc5caf6a.jpg
И на Ханно, глазами Брая: https://b.radikal.ru/b28/2104/32/289d2d62b1c6.jpg
Осторожно, нюдсы ;)
Сегодня был один из редких дней, когда можно никуда не спешить. Ханно не торопился вылезать из постели: слишком желанными были крепкие объятия, дарившие уют и тепло. Такие моменты выпадали нечасто, и он очень ценил их. Октябрь подходил к концу. Уже очень скоро рабочий график Ханно снова станет плотным и интенсивным. Но, когда вернется Макс, у них еще будет немного времени, только для них двоих…
Да нет, троих.
Его бросило в жар, когда он подумал об этом. По телефону, когда обеспокоенный Макс звонил в очередной раз, Ханно предпочитал говорить, что все замечательно, как всегда, что они отлично ладят. Ну, со вчерашнего дня врать точно уже не придется, хотя и слово «ладить» здесь теперь звучит неуместно. А подробности лучше обсудить, когда Макс будет дома. Хотя как вообще можно обсуждать такие вещи? Подумав о том, что придется всё рассказать Максу в подробностях, Ханно невольно покраснел.
Брайан пригрелся и снова задремал: рука, медленно поглаживающая спину Ханно, остановилась на пояснице и замерла там, а дыхание Смита стало глубже и размереннее. Ханно развернулся в теплых руках — Брай все еще обнимал его, и улыбался во сне. Глядя на эту светлую и счастливую улыбку, хотелось верить, что у них все будет хорошо.
Ленивое полусонное состояние, когда хочется только прижиматься к теплому телу под одним одеялом и обмениваться долгими поцелуями, прервал телефонный звонок. Ханно потянулся, случайно задев лицо Брайана волосами, от чего тот смешно сморщил нос и чихнул, и пришел в ужас, взглянув на дисплей.
Десятка два пропущенных звонков, и все от Макса. Вчера Ханно отключил звук во время прогулки, чтобы не отвлекаться, а потом забыл об этом. Он резко сел на кровати, сбрасывая с себя руки Брайана, и тут его мобильный снова осветился входящим звонком.
— Макс?!
Ханно даже не посмотрел на дисплей, поэтому раздавшийся в трубке знакомый женский голос вызвал у него сильное разочарование.
— Доброе утро, Инге, — недовольно протянул он.
— Скорее уж добрый день! Что, ведете ночную богемную жизнь, герр актер, а днем отсыпаетесь? — ее бодрый голос окончательно прогнал сон.
— У меня перерыв в съемках, имею право, — хмыкнул Ханно и приветственно улыбнулся Брайану, только-только открывшему глаза.
— А почему по-английски?
— Ох, прости. Приходилось много говорить в последнее время, иногда забываю перестраиваться.
Брайан зевнул, прикрывая рот рукой. Он проснулся от короткого сна, когда Ханно вдруг исчез из его объятий, и теперь наблюдал, как тот разговаривает с какой-то женщиной. Прав все-таки был Марк Твен: «Некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе. Когда смотришь вдоль такого слова, оно сужается к концу, как рельсы железнодорожного пути».
Браю немецкая речь всегда напоминала пулеметную очередь, настолько грубым, неблагозвучным и трудным для изучения он считал этот язык. Слова километровой длины, как поезд с сотней вагонов, несется мимо, и вагоны-слоги никак не желают заканчиваться. Глаголы, за каким-то чертом разделенные надвое — одну часть в начало, вторую в конец предложения. Не дай бой перепутать порядок слов: получишь вопрос вместо утверждения. А роды существительных, причем, род определен без всякой логики, его можно только запомнить? А склоняемые артикли?
Но мягкий негромкий голос Ханно заставил Брайна забыть об этом кошмаре. Не пулеметная очередь — а нитка сверкающих разноцветных бус, на которую Ханно нанизывал слог за слогом. Интонация смягчила произношение, и Брай с удивлением понял, что ему нравится, как звучит немецкий язык. И что он хотел бы возобновить его изучение, даже если в перспективе это ему не понадобится.
Речь Ханно, тем временем, стала эмоциональнее. Он встал и взволнованно ходил по комнате, так и не удосужившись что-то на себя накинуть. Солнечные лучи, пробивающиеся между неплотно закрытыми шторами, зажигали рыжеватые блики в его спутанных волосах и бесстыдно облизывали широкие плечи, ямочки на пояснице и крепкую, идеально округлую задницу.
Брайан с удовольствием рассматривал его и подумал было, что раз спешить некуда, можно было бы еще разочек показать Медочку прелести нижней позиции. Или самому под него лечь, а может и то, и другое, уж как пойдет. Ему никогда не была важна позиция в сексе — главным было получить удовольствие и доставить его партнёру, а уж каким способом, дело десятое. Делать же на основе предпочтений в постели какие-то выводы о характере Брайан и вовсе считал глупостью. За свою жизнь он знал лишь нескольких типичных, как из анекдота, карикатурно-изнеженных боттомов, и железобетонных, с эмоциональным диапазоном холодильника топов, у которых поведение в постели полностью определяло поведение в жизни. Но они скорее являлись исключением из правил.
Тем временем, в потоке незнакомых слов то и дело слышалось имя — Шарлотта. Голос Ханно звучал то резко, то саркастично, но по-доброму. Он яростно жестикулировал, хотя собеседница и не могла его видеть, и с улыбкой качал головой, выслушивая ее рассказ.
Шарлотта. Лотта. Брайан замер, будто его ударили, и навострил уши: Лотти, Лотхен и даже «фроляйн Шарлотта», произнесенное с легкой насмешкой, встречались в их разговоре очень часто.
Получается, Ханно знаком не только с дочерью Макса, но и с ее матерью? И возможно, даже дружит с обеими. А Брайана Макс даже не поставил в известность, что они существуют. Не счел нужным. Смита в очередной раз покоробило, как мало он значил для Макса на самом деле.
Римельт не уставал повторять, что любит его так же сильно, как и Ханно. Но судя по всему, к Ханно он относится совсем иначе. Ханно действительно важен для Макса, раз в курсе его семейных дел. Даже, похоже, активно в них участвует.
Стало горько и обидно, и даже вид дефилирующего туда-сюда Медочка не мог помочь. Глупо было надеяться, что кто-нибудь когда-нибудь разглядит в Брайане нечто большее, чем просто красивую куклу для траха. Макс обманывается сам и обманывает его. Надо прекратить мечтать о несбыточном.
Мобильный телефон Брайана на прикроватной тумбочке вдруг завибрировал так, что подпрыгнул. Тот взял его, включая звук, и сглотнул, взглянув на дисплей.
— Привет, — осторожно поприветствовал он Макса, и поморщился — тот почти кричал:
— Почему никто из вас не берет трубку?! Что случилось?! Я сто раз звонил, ни ты, ни Ханни не отвечаете! Вы там живы еще?!
— Живы-здоровы, все хорошо, — Брай следил глазами за обнаженным Ханно, который продолжал увлеченно спорить с невидимой Инге, и не мог сдержать разочарованного вздоха, когда тот вышел из комнаты, чтобы не мешать друг другу говорить по телефону. — Просто, вчера Ханно устроил мне прогулку по Берлину, и я выключил звук, а потом забыл включить.
В трубке воцарилось молчание.
— Прогулку? — изумление в голосе Макса зашкаливало. — И… как все прошло?
— Замечательно! Он отлично знает город, мне очень понравилось. Думаю, нам надо повторить тот же маршрут всем вместе, — он снова вспомнил о дочке Макса и его голос невольно стал звучать очень холодно и отчужденно. Макс эту интонацию или не заметил, или сделал вид, что не заметил.
- Предыдущая
- 39/71
- Следующая