Ох уж эти Шелли - Андреева Юлия Игоревна - Страница 31

На следующий день, когда все как следует проспались и решили еще раз обследовать удивительную картину, а заодно попросили Амелию еще раз пересказать все, что она сообщила им вчера, дабы Перси мог записать для истории ее тезисы, художница только удивленно пожимала плечами. Она не помнила своей длинной речи, да и вообще не помнила, чтобы что-то такое говорила, тем более упрекала в чем-то автора "Королевы Мэб".

Ей действительно очень понравился "Франкенштейн", но судила она о нем, как судил бы любой рядовой читатель, не делая никаких глубоких и, упаси боже, могущих обидеть кого-либо выводов.

И как бы Мэри и Перси ни пытались задавать ей наводящие вопросы, Амелия так ничего и не припомнила.

Возможно, они бы повторили свои попытки на следующий день и даже еще раз напоили бы художницу, но тут Уильяму стало совсем плохо. Его убивала римская жара, и при этом больного ни в коем случае не следовало куда-либо везти, так как дорога расправилась бы с ним еще скорее. 5 июня Мэри записала: "Жизнь Уильяма в величайшей опасности. Мы не поддаемся отчаянию, но не имеем ни малейших оснований для надежды. Вчера у него были предсмертные судороги, но его жизнь удалось отстоять… Горе последних наших дней непередаваемо… В нем вся моя надежда".

Две ее дочери уже умерли и покоились на разных кладбищах, теперь судьба отнимала еще и сына. Днем и ночью Мэри и Перси дежурили у постели их умирающего ребенка. Засыпая от усталости, Мэри видела одну и ту же картину: над ее несчастным сыном склоняется похожий на гору монстр. Безымянное, ненавидимое своим создателем существо, впрочем, в последнее время она все чаще слышит не "чудовище Франкенштейна", а "чудовище Франкенштейн". Получается, что монстр присвоил себе имя ученого.

Из глубины памяти всплывала давно позабытая легенда, говорят, что, для того чтобы уничтожить врага, необходимо узнать его подлинное имя. Франкенштейн — теперь его зовут Франкенштейн! Но это не настоящее имя, мало ли кто как назвался, для того чтобы навредить противнику, необходимо узнать его истинное имя, но в том-то и дело, что у демона не было никакого имени.

Самое простое, конечно, отправиться в Европу, выкупить все непроданные экземпляры "Франкенштейна" и сжечь их, пока не стало совсем плохо. Но в последнем письме отец с гордостью сообщал своей гениальной дочери, что уже переиздал ее сочинение, на этот раз поставив на обложку подлинное имя автора. И вот книги расползаются по городам и странам, их уже можно найти в Риме, пока на английском, но недалек тот день, когда "Франкенштейн" заговорит на множестве языков, а потом… страшно подумать.

Итак, если отвлечься от мистики и перейти к логике, возможно ли действительно выкупить и уничтожить все экземпляры "Франкенштейна"? Писатели время от времени уничтожают тиражи своих книг. Но обычно это удел сочинителей, произведения которых не пользуются спросом, подумаешь, большое дело — объехать все лавки в городе и скупить там весь пылящийся на полках тираж. Но Мэри прекрасно понимала, что "Франкенштейн" — великая книга и что она переживет не только ее саму, но и ее внуков, потому что писана настоящими слезами и кровью.

А значит, монстр будет бродить по земле, собирая новые и новые жертвы.

7 июня 1819 года сердце Уильяма перестало биться. В ту ночь у постели малыша дежурила Клэр, и, когда мальчик начал задыхаться, она разбудила Мэри. Но было уже слишком поздно. Их с Перси сын умер. Не помня себя от горя, Мэри бросилась на колени перед постелькой Уильяма и увидела два больших красных пятна на его горле.

Вскрикнув, она потеряла сознание.

Теперь Перси больше всего на свете боялся, что его жена родит мертвого ребенка. Уж слишком много страдания выпало на ее долю, слишком она была истощена частыми родами и вскармливанием малышей. Уильяма похоронили на протестантском кладбище в Риме.

Что дальше? Верующий человек надеется на встречу со своим дорогим усопшим на том свете, но Годвин воспитал свою дочь в атеистических традициях. Конечно, она венчалась в церкви, но только потому, что того требовали законы общества, в котором они проживали.

Пытаясь пересилить горе, человек художественного склада с головой уходит в творчество. Мэри взялась за новую книгу.

Повесть "Матильда" затрагивала автора за живое и одновременно с тем не привносила мистического ужаса, которым был переполнен "Франкенштейн". В центре повествования девушка по имени Матильда, несчастное существо. Мэри хорошо понимала несчастье и безысходность. Как и у Мэри, мать Матильды умирает во время родов. Но, в отличие от истории автора, после смерти любимой супруги отец новорожденной пускается в странствие, из которого возвращается только через шестнадцать лет. Когда же после долгого странствия он вновь перешагивает порог родного дома, там его встречает его юная супруга. Разумеется, читатель сразу догадывается, что это Матильда, которой столько же или приблизительно столько же лет, сколько было в ту пору ее матери. Ну а дальше самое захватывающее: в сходстве матери и дочери несчастный отец видит явный знак. С этого момента он решает, что его любимая жена вернулась к нему в новом воплощении, что он получил второй шанс, после чего он начинает склонять дочь к сожительству.

Сюжет с инцестом, разумеется, не понравится церкви, но да пусть не читают любовных романов. Последнее время отец повадился писать Мэри, требуя, чтобы та попеняла мужу за то, что он давно не высылает любимому тестю денег. При этом Годвин обращается к своей спокойной, терпеливой, старающейся любым способом избежать конфликтов дочери, как обращался бы к ее решительной и привыкшей рубить сплеча матери, подталкивая ее к немедленным военным действиям и войне вплоть до полной капитуляции Шелли и выплате контрибуции.

Конечно, Годвин знал о смерти своих троих внуков, но в его письмах не чувствовалось ни печали, ни скорби. А если он и высказывался по этому поводу, то посылал дочери лишь традиционные соболезнования, фразы, которые можно адресовать кому угодно, штампы типа: "любим, помним, скорбим", а не настоящие слова сочувствия.

Желаю тебе: "Не поддавайся горестному заблуждению, будто есть что-то утонченное и прекрасное в том, чтобы пасть духом". Такой пассаж возможен в отношении человека, выдумывающего свои страдания, дабы выглядеть более таинственно и привлекательно на трагическом фоне. Зеленые глаза действительно делаются более зелеными от слез, но Мэри плакала отнюдь не для того, чтобы выглядеть поинтереснее. Не понимать ее горе мог разве что человек, лишенный сердца. Но, видимо, Годвин уже дошел до последней черты.

"Признаюсь вам, что после смерти моего Уильяма сей мир казался мне зыбучими песками, которые уходят из-под ног". Представьте себе, что мир обращается в зыбучий песок, то есть песок, движущийся и засасывающий не хуже болота. Попав в полосу зыбучих песков, человек неотвратимо погружается в песок, не в силах отыскать опоры. Тяжесть давит на грудь, становится трудно дышать, руки и ноги уже давно и плотно сдавлены, так что не пошевелиться, а песочная воронка все втягивает, и вот уже песок почти добрался до шеи, выше, выше… и никто уже не спасет, не протянет руки, не сможет отнять у стихии ее добычу. "Все земное потеряло для меня свою прелесть". Немного позже героиня исторического романа Мэри Шелли "Вамперга", прекрасная Этаназия, произносит: "Мое горе принадлежит только мне. Это мое единственное сокровище. И я буду хранить его вдали от посторонних глаз так же заботливо, как скупец — свое золото".

Отношения с сестрой и мужем тоже изменились, исчезли теплота и понимание. Желая сменить обстановку, они переехали в Ливорно, где сняли дом. На втором этаже Перси оборудовал собственный кабинет, где теперь работал над драмой "Ченчи". Мэри старалась погрузиться в страдания "Матильды", чтобы не думать об Уильяме и о его сестрах, умерших в младенчестве.