Современный человек (СИ) - "Hailun_g" - Страница 12

— И в чём же твоё утешение?

— Что за вопрос? Конечно, в том, чтобы подкупать понравившихся мне мужчин дорогими подарками, — расплылся в улыбке Фрай.

Я уже успел забыть про оставленную им в моей прихожей картину. Да и говорить о ней не хотелось, потому что какие-либо возмущения и желание вернуть её стёрлись в звуках фортепиано этим вечером.

Мне до сих пор было тяжело разговаривать, потому что в ушах всё ещё звенели звуки заключённых Фраем в музыку псалмов. Зацепившись проницательным взглядом за моё поникшее выражение лица, Фрай решил развеселить меня способным прийти только ему в голову методом.

Он встал и, повесив свой зонт-трость на деревянные перила беседки, вытянул передо мной руки. Надев маску крайней невозмутимости, от чего стал выглядеть довольно комично, Фрай объявил:

— Толстосумы платите, бедняки рукоплещите!

Он потряс в воздухе растопыренными пальцами, демонстрируя мне, что в ладонях ничего нет, и сжал левую руку в кулак. Пару раз тряхнув кулаком и поводя над ним правой рукой, он вдруг подкинул в воздух небольшой мандарин и поймал его как бейсбольный мяч.

— Браво, браво! — подыгрывая, зааплодировал я, прекрасно понимая, что он каким-то образом умудрился притащить мандарин в рукаве своего плаща, взяв его из подаренной корзины с фруктами. Зато неразрешённый вопрос о том, как он в театре смог незаметно подкинуть мне номерок, отпал сам собой. Ловкость рук пианиста и никакого мошенничества.

Не выходя из своей роли, Фрай элегантно поклонился и аккуратно, чтобы избежать лишних брызг сока, почистил мандарин. Сделал он это необычным способом, отогнув кожицу от верхушки плода небольшими полосками, словно раскрывая бутон цветка. Мандарин снизу оставался в кожуре, но при этом можно было без проблем доставать зрелые дольки. Фрай отделил одну и, взяв её за кончик, покровительственно поднёс к моему рту. Усмехнувшись, я взял зубами мандарин, немного захватив подушечки его пальцев.

Игривый настрой поубавился, когда я раскусил мякоть фрукта.

— Кислятина, — поморщился я.

Фрай рассмеялся и тоже попробовал мандарин, оторвав от «цветка» ещё одну дольку.

— Согласен, — прожевав, подтвердил он, хотя даже не изменился в лице.

Впоследствии он один доел показавшийся мне невыносимым для употребления в пищу фрукт, пока мы созерцали открывающийся с задней части беседки вид.

Отвернутый от церкви фасад, как я теперь видел, выходил на уже начавшее желтеть поле и сереющий в дали за ним лес. Конец августа всё чаще воровал душные дни, заменяя их ливнями, сила которых за городом ощущалась особенно сильно. Холодно уже тоже было по-осеннему. Пожухлая трава стояла в больших лужах, которые при более затяжных осадках вполне себе могли превратиться в настоящие топи, а в вечерние падения температуры и в холодные озёра.

Я всё так же сидел на скамейке, смотря на мужчину. Фрай стоял, облокотившись на колонну, и выглядел необычайно безмятежно, вглядываясь в дождливый пейзаж.

— Беседку, кстати, я поставил не сразу. Однажды ко мне подошла прихожанка и сказала, что было бы совсем замечательно, если бы здесь также был какой-нибудь крытый павильон, чтобы можно было спрятаться от солнца и дождя, если захочешь отдохнуть в тишине после службы и насладиться природой, — по мечтательной интонации Фрая было слышно, как он листает в голове карточки воспоминаний. — Мысль мне понравилась, место ведь действительно неплохое для чего-то подобного. Однако, конечно, беседка подходит только для весны и лета, может, мне стоило придумать что-то более практичное…

Слушая его рассуждения, я всё-таки никак не мог понять, как он может быть таким спокойным после выступления, от которого у меня чуть не остановилось сердце. Его застывший профиль с немного опущенными веками, прямой линией носа и расслабленными губами со стороны напоминал гипсовую скульптуру, на которую хотелось смотреть и смотреть, ища разгадку того, почему она источает такую сильную ауру умиротворения. Казалось, его нисколько не взволновала собственная игра, раз он так легко мог вернуться к обыденному добродушию. Я не был с ним солидарен и всё же захотел поделиться своими впечатлениями, отвлекая его от воспоминаний давно минувших дней. Встав рядом, я сказал:

— Твоё выступление… Это было потрясающе, — неужели я только так мог выразить словами всё то, что трепетало в душе во время того, как он играл? Я был неисправим.

— О, спасибо, — отозвался мужчина.

— Но…

— Но? — Фрай перестал всматриваться в пейзаж и, повернув голову в мою сторону, посмотрел мне в глаза своими серыми омутами, на дне которых при более внимательном рассмотрении всё же плескалось что-то отличное от простого спокойствия.

— Разве ты не испытываешь ничего от того, что сыграл? Я имею в виду, как ты можешь быть таким беззаботным после того, как ввёл слушателей в массовое исступление?

Мужчина расплылся в широкой улыбке:

— Я оттого и удовлетворён, что смог пробудить в людях такие сильные чувства. Нет ничего лучше, чем видеть, как то, что ты делаешь, находит отклик в чужих сердцах. От осознания того, что ты можешь поделиться чем-то с другими, сам себя ощущаешь более полноценным.

Немного задумавшись, Фрай более тихо добавил, приблизившись ко мне:

— К тому же, я долго готовился к этому вечеру, поэтому отчего мне не быть сейчас счастливым?

Вновь улыбнувшись, он в шутливом жесте взъерошил мои волосы.

— Извини, если помешал переварить услышанное своим неуместным настроем, но я правда рад, что тебе понравилось.

Поймав его руку, я решил перевести диалог в другое русло, зная, что мне толком нечего ему ответить, потому что описанное им было мало мне знакомо, хотя интуитивно я и понимал то, о чём он говорит.

— Ты сбежал с утра, не попрощавшись. Разве тебя не научили манерам в тех престижных учебных заведениях, где ты учился музыке и фокусам? Надеюсь, ты переделал все свои дела, раз заставил меня притащиться в такую даль, чтобы я лично смог сказать тебе, какой ты несносный, — я массировал большим пальцем подушечку тёплой ладони, поднеся её к своей щеке и глядя Фраю в глаза.

Мужчина на долю секунды замялся, а на его улыбающихся чертах мелькнуло нечто, отдалённо напоминающее сожаление. Однако я не успел толком проанализировать эту эмоцию, поскольку его замешательство испарилось так же быстро, как появилось.

— Хочешь проучить меня за невоспитанность? — и кого я только боялся смутить этой ночью, думая, что могу оскорбить возвышенную утончённость этого человека. Всё же будучи уверенным, что едва ли мистера «Эф. В.» возможно вогнать в краску бесстыдством, я не без намёка спросил:

— Кажется, ты живёшь где-то рядом, не так ли?

— Верно.

— Может, продемонстрируешь мне ещё пару па у себя дома?

Фрай не спешил с ответом. Мягко высвободив руку из моих пальцев, он поправил выбившуюся из-под рукава плаща манжету рубашки. От пропавшего тепла его руки я почувствовал себя несколько расстроенным, но не сдался, задав вопрос напрямую:

— Не пригласишь меня к себе?

— К сожалению, не в этот раз, — с извиняющейся, уже более сдержанной улыбкой мужчина, чтобы сгладить неприятный отказ, оставил на моей скуле нежный поцелуй.

Немного повременив, Фрай отошёл от меня и напоследок ещё раз бросил взгляд на темнеющую на горизонте кромку леса.

— А дождь сегодня и правда сильный, — заметил он.

Я непонимающе уставился на то, как он несколько скованными движениями огладил складки плаща и, чуть ссутулившись, взял висевший на перилах зонт. Былая грациозность потускнела в неясной мне тени тоски, отразившейся ломаными линиями на его фигуре.

В душе каря себя за то, что был слишком настойчивым с человеком, который после одной пылкой ночи ничем не был мне обязан, и за то, что всё же задел его своей наглостью, я с надеждой выдавил из себя:

— Мы сможем встретиться снова?

— Помни, я знаю твой адрес. Могу нагрянуть в любое время, — с наигранной угрозой предупредил Фрай, снова выпрямившись.