Живи и ошибайся 2 (СИ) - Соловей Дмитрий "Dmitr_Nightingale" - Страница 11

В любом случае здесь не так далеко до квартиры Пушкиных. Мы сняли квартиры в доходном доме на набережной Фонтанки. Это до университета только на извозчике можно добраться, а до квартиры Пушкина легко и пешком дойти. Расспрашивать уставшего друга я не стал. Видно, что человек не спал всё это время.

Утром же, до завтрака, меня разбудил непонятный шум.

— Господин, там доктора просят, — заглянула в комнату нанятая нами служанка.

— Кто просит? — продрал я глаза, собираясь с мыслями.

— Так ето… — помахала баба руками в сторону окна.

Кстати, шум как раз был со стороны улицы. Поспешив выглянуть, я оторопел от толпы, собравшейся под окнами.

— Что им надобно?

— Не могу знать, — ответила служанка. — Завтрак подавать?

— Подожди ты с завтраком. Я не умылся, не оделся, — ответил я раздраженно, выискивая рубашку на полке. — Нужно вначале разобраться, что там за несанкционированный митинг такой.

Уже на улице я оценил собравшихся. На митингующее «быдло» эта кучка интеллигентов никак не походила. На меня посмотрели с интересом и принялись обсуждать между собой:

— Он?

— Не… не он. Дохтор выше был.

— Какого доктора вы ждёте? — уточнил я.

Через пять минут мне стала ясна ситуация. Это, оказывается, поклонники Пушкина пришли высказать благодарность. Алексей вчера, не подумав, оставил свой адрес прислуге Пушкиных, а те поделились им с народными массами. Вот эти «массы» и заявились с утра пораньше благодарить.

— Лёшка, вставай! Иди фанатов встречать! — растолкал я друга.

— А? Кто? Где?

— Петербург в лице просвещённой части населения пришёл тебе спасибо сказать за Пушкина.

— Отвали, — перевернулся Алексей на другой бок.

— Я серьёзно. Их там человек сорок стоит. Выйди, пока полицейские порядок не навели.

Разогнать благодарную публику получилось только через полчаса, и то благодаря Куроедову, который сообщил, что доктор спешит в Императорский университет, где проходит эксклюзивная выставка художественного полотна «Флибустьеры», и если культурные люди поторопятся, то сами смогут оценить творчество художника. Доктор, к слову, на картине позировал.

— Им что, больше заняться нечем? — ворчал Алексей в наёмной коляске по пути в университет. — Не дали выспаться.

— Расскажи, как дуэль прошла, — попросил я.

— Да как… хреново. Я заранее предупредил, чтобы никто раньше времени стрелять не начал. Дантес хоть и дошёл до барьера, но все равно первый выстрел был его. И опять угодил Пушкину в живот. Ты же видел, какие сейчас пули?

— Круглые, — кивнул я.

— И летят как им вздумается. Собственно, мне кажется, что выстрел был такой же, как и в прошлый раз. Почку не задело, кусок кишечника сильно повреждён. Отрезал, удалял, сшивал. Блин, Пушкин еще поел перед дуэлью! Я же не сразу в дом попал. Пока договаривался, пока представлялся. Господа изволили чаю испить с чем-то мучным. В общем, не буду тебя грузить подробностями операции на кишечнике. Промывать кишки у пациента под местным наркозом это ещё тот трэш. И свечи вместо нормального освещения. А уж запах! — показательно закатил глаза друг. — Дворник предлагал говнецо за барином вынести, еле убедил его, что это от кишки такой непередаваемый аромат.

— Лёш, а ты не боялся, что Пушкин помрёт и тебя обвинят?

— Знаешь, испугался, когда уже пулю извлёк. Слуга очень беспокойный попался. Всё рвался кого-то из профессоров позвать. Хорошо, ночь на дворе была. Я уговорил его оставить до утра все визиты. Как раз ночью капельницу поставил без свидетелей. Заранее выпросил кипяченой воды. Соль у меня была с собой. За неимением крови донора сделал самопальный физраствор.

— И как вообще? — задал я неопределённый вопрос

— Пушкин ведь жене ничего не сказал. Она только потом узнала. А этот выдал: «Не пускайте ко мне. Не нужно ей это видеть». Мы не рискнули его поднимать на второй этаж. Так в дворницкой и оперировал. За чистоту не ручаюсь. Темно, ни черта было не видно! Два дня колол антибиотики. Срок годности у них уже истёк, но должно помочь. Народ с антибиотиками не знаком.

Про поклонников из числа интеллигенции Алексей тоже пояснил. Эти откуда-то узнали о дуэли и с обеда четверга топтались у дверей. Лёшке пару раз пришлось выходить и рассказывать о состоянии раненого. А сегодня вся эта толпа заявилась уже под окна выражать благодарность доктору.

— Не думал я, что Пушкин настолько популярен, — высказал я своё мнение.

— Сам не знал, — ответил друг. — Но ты же видел, там больше простого народа, пусть и «просвещённого». Какие-то друзья-дворяне приходили домой проведать. Задолбали своими благодарностями!

— А доктора?

— Были, но уже вчера под вечер.

— Предложили клизму поставить? — хохотнул я.

— А ты откуда знаешь?

— Так это же сейчас обычная практика, — хмыкнул я в ответ.

— Про клизму спросили, но не предлагали. Они удивились самому факту операции. Я к тому времени капельницу и шприцы припрятал. Стерильных бинтов мне служанка нагладила утюгом. Профессора в количестве трёх штук заявились, я при них провёл перевязку. Те на шов посмотрели. А Пушкин же в сознании был, когда я оперировал, так что сам рассказал медикам, как я кусок кишки оттяпал и в тазик выкинул. Не поверишь, эти пошли прислугу пытать, куда выкинули. И дружно ковырялись в помоях.

— Надеюсь, они после этого руки помыли?

— Куда там! Но я сразу заявил, что если кто прикоснётся к пациенту, то я не ручаюсь за дальнейшее лечение. Аж охрип, пока лекцию читал. Там все заслушались. Дворник всё крестился и бормотал про страсти господни. Попа, кстати, приводили.

— Помогло?

— Не… он же соборовать хотел, а раненый и не собирается умирать. Теперь Александра Сергеевича за дуэль сошлют куда-нибудь из столицы.

— Пушкину не привыкать по ссылкам мотаться. А про Дантеса что говорил?

— Ничего. Мы же по сути незнакомы. Чего ему делиться со мной личной информацией?

Продолжить дальше беседу не получилось, поскольку мы прибыли на место и пора было приступать к обязанностям экскурсовода.

О посещении экспозиции графом я Лёшке рассказал в первую очередь.

— Ты не в курсе, этот Толстой имеет авторитет среди художников? — задал я волнующий меня вопрос.

— Он же вроде скульптор, — припомнил Алексей. — Хотя нет, рисовал тоже. Как раз у Пушкина есть строки в «Онегине»: «Великолепные альбомы,

Мученье модных рифмачей,

Вы, украшенные проворно

Толстого кистью чудотворной

Иль Баратынского пером…»

— Думаешь, про этого Толстого?

— Про него однозначно. Кто-нибудь из художников ещё приходил?

— Никого не было, как поток студентов университета иссяк, так я и скучаю… — договорить я не успел.

В дверях появилась группа людей. И судя по возгласам, те самые поклонники «доктора». Всё правильно, мы же им адрес назвали.

Дальше пошло веселее. Нам немного попеняли по поводу того, что место для представления картины странное. В чём-то народ был прав. Только у нас особого выбора не имелось. Мы же не местные. Решать подобные вопросы через почту очень сложно.

В целом день прошёл хорошо. А на следующий случился настоящий бум! Посетители повалили толпой. И дело уже было не в Лёшке. Он и не присутствовал. С самого утра уехал следить за самочувствием раненого Пушкина. Наличие же огромного числа посетителей я объяснял тем самым сарафанным радио. Даже дядя Тыранова с женой пришёл. Эти получили письмо, отправленное художником из Москвы. И смотри-ка, не поленились, приехали в столицу.

Алексей Тыранов родственников стеснялся. Они, как и он сам, из мещан. В это время мещанам общаться с дворянами отчего-то стыдно. Вернее не так. Всё запутано в этих сословных взаимоотношениях, и я не берусь подробно описать всю градацию. Дворяне на всех смотрят свысока. Мещане комплексуют по поводу своего невысокого сословия. При этом и те и другие не считают крепостных крестьян полноценными людьми. Я больше шести лет живу в этом времени и никак не привыкну к подобному отношению. По этой причине я родственников Тыранова привечал со всем почтением и Куроедову наказал попридержать гонор, чтобы не смущать художника.