Выход Силой (СИ) - Дай Андрей - Страница 10

- Басом?

- Ага. Точно. Басом.

Какого-либо энтузиазма я в ответах Утячича не разглядел. Сосед отвечал, потому что я спрашивал, и не более того. Мне же нужно было, чтоб парнишка сам искренне захотел найти для меня этого пресловутого бубнилку. В том, что Добружко может это сделать, я и на миг не засомневался. Не с его потрясающим, лисьим слухом.

Прищурился и коварно улыбнулся, прежде чем задать следующий вопрос.

- А вот скажи мне, друг Утичич. У тебя есть такие друзья, с кем можно разделить торт?

- Торт? – как-то жалобно переспросил сосед.

- Да. Торт. Большой, кремовый и с вишенками.

- С вишенками? Сладкий?

- Вкусный, - кивнул я.

- Найдутся такие, - решительно выдохнул малыш, и облизнул губы.

- Отлично. Вот бери с собой этих достойных ребят, и найдите мне бубнилку. Покажете мне этого человека, и получите торт. Клянусь бородой Отца!

- Серьезно, - качнул головой Добружко.

- А-то! – хмыкнул я. – На том и стоим.

И повернулся, чтоб уйти, посчитав на этом свою задачу решенной. Но не вышел. Потому как Утичич вдруг бросил мне в спину совершено невинным тоном:

- А ты разве не спросишь, слышал ли я: о чем говорил Ормссон со своими людьми, после того, как ты убежал?

- Слышал? – понимаю, что подслушивать не хорошо. Но ведь не его, Добружки, вина, что Боги наградили этаким замысловатым даром.

- Ага, - тряхнул светлыми кудрями парнишка. – И готов рассказать...

- Пирожное? – тоном опытного искусителя, деловито поинтересовался я.

- Услуга, - тяжело вздохнул мальчишка. И показал смартфон с каким-то активным чатом на экране. – Здесь болтают, будто бы ты Ромашевича избил? Правда, или сочиняют?

- Ромашевич – это у нас кто?

- Одноклассник твой. Здоровенный, - удивился малыш.

- А, этот. Ну, да. Был такой. Мы с ним поспорили о... сфере общения. И ему пришлось признать мою правоту.

- Значит, ты его сильнее?

- Конечно, - фыркнул я. – В своем классе, я самый сильный. И умный. И красивый. Практически, идеал.

- И богатый? – непонятно к чему, серьезно решил уточнить сосед.

- А вот тут – мимо. Не богатый. Но я вскоре намерен исправить это упущение. Так какого рода услуга тебе нужна? Или все-таки сойдемся на пирожном?

Парнишка снова тяжело вздохнул, смешно сморщил нос, и начал издалека:

- У нас в параллели четыре класса. И у многих здесь же, в Лицее, учатся старшие родственники. А у меня – нет...

- Обижают? – догадался я.

- Дразнятся. Иногда – обидно.

- А сам чего?

- Бывает, и сам дразнюсь. Но у них есть... старшие, а у меня...

- А у тебя нет, - хмыкнул я. – И они, чуть что, грозятся, что старшие тебе уши надерут. Так?

- Так, - насупился Добружко. – Вот я и подумал...

- Правильно подумал, сосед, - припечатал я. – Все должны быть в равных условиях. Стать кем-то можно только самому. Сильным, умным, удачливым. Этого у старших не занять и к себе, как отцовское пальто, не примерить. Потому, вот тебе мое слово: Я, Антон-Альрик Летов, беру этого свободного человека, Добружко из рода Утячичей, под свою защиту и покровительство. И не стану ничего просить или требовать, кроме службы.

- Я... я, Добружко Утичич, сын Нещада, внук Свитовита Старого, принимаю защиту и покровительство Антона Летова, и клянусь вернуть долг службой по силам, - отчего-то хрипло, но тщательно выговаривая слова, выдал свою часть древней клятвы, младшеклассник.

И этой своей искренностью, серьезным отношением к устаревшей лет на двести клятве, он, мой малолетний сосед, прямо-таки толкнул меня к мысли, что это не игра. Не мечты, и не сон. Что все по-настоящему. Что я сам принял решение и воплотил его в жизнь. Что намерен сдержать клятву – а значит, принять на себя ответственность за другого человека. И пусть этому человеку лет-то всего ничего. Ну так и я не сорокалетний старик.

Холодок пробежал по спине, так что я зябко дернул плечом. Подумалось вдруг о взрослой жизни, и о том, как просто и незаметно только что перешагнул этот порог. О сотнях и тысячах людей, жизнь которых в недалеком будущем будет зависеть от принимаемых мною решений. И стало мне как-то... Нет, не страшно, а... неуютно. Словно бы тесно в узеньком лицейском мундирчике. И еще любопытно. Аж дух перехватило от раскрывающихся предо мной перспектив. От распахнутого настежь мира, существенную часть которого я намерен был заполучить в собственность.

Только сперва следовало разобраться с текущими задачами. Сдать, наконец-таки, эти пресловутые тесты, с помощью лицейских учителей подготовиться к государственным экзаменам, получить аттестат, и тогда уже... Ну и разобраться, в конце концов, с дерзким типом, осмелившимся рыться в моих вещах.

- Итак, мой юный друг Добружко Утячич! Теперь, когда мы соблюли формальности, и ты получил то, чего хотел, могу ли я знать, чем занимались в моей комнате господин Ормссон со своими людьми?

- А правда, что у тебя все тело в татуировках? Покажешь?

У меня даже слов подходящих не нашлось, чтоб адекватно отреагировать на этакую наглость. Одни ругательства. Но не станешь же матом крыть этого малолетнего вымогателя.

- Сударь, вы забываетесь, - процедил я. – Рассказывай.

- Да они и не разговаривали почти, - заторопился сосед. – Колдун только приговаривал: «вот здесь» и «вот это тоже». И сразу щелкало так... Шш-чик-вжжжж.

- Фотокамера, - догадался я.

- О, точно. Очень похоже. А потом, начальник приказал присматривать за тобой. Так и сказал: присмотрите за пацаном, мол. Чтобы, дескать, он... то есть – ты, не наделал глупостей от избытка энергии.

- Энергии и сил? – холодея от нехороших предчувствий, уточнил я.

- А, точно. От избытка сил.

- Колдун, говоришь... Из охранки...

- Ну пацаны болтают, - пожал острыми плечами Добружко. – Так-то мне точно не известно. И просить некого. Момшанского только если...

- Спроси, - улыбнулся я. – За спрос не бьют и денег не берут.

- А татуировки покажешь?

- Вороны! – вспылил я. – Что я слышу? Ты торгуешься с собственным покровителем?

- Ну а чего? – дрогнувшим голосом заныл Утячич. – У нас редко происходит что-то интересное. А тут ты с рунами на руках. Да еще Ромашевич этот побитый. Все же знают, какой он здоровый. И из свиты Варнакова. С ним и раньше связываться боялись, а как он к сыну местного градоначальника прибился, так и подавно. В старшаковские чаты у меня доступа нету, а в нашем, младшем, только о тебе и говорят.

- Вот как? – немного растерянно проговорил я. Не привлекать внимание? Тихонько доучиться до экзаменов? А вот такой славы не хочешь? И ведь, чует мое сердце, история с человеком из свиты туземного неформального лидера, сына выборного хозяина Берхольма, на этом не закончится. Хотя бы уже потому, что здесь, в Лицее, как верно подметил Добружко, редко что-то случается.

- Ну да... Да и как мне еще доказать, что ты взял меня под защиту? Спросят о тату, а я: и знать не знаю, и ведать не ведаю. Дразниться станут...

Ну вот чего-чего, а доводить ребенка до слез я совершено не планировал. А тот уже и носом хлюпать начал, и голосом дрожать.

- Признаю, - кивнул я в подтверждение собственных слов. – Торговля – достойное занятие. И аргументы ты привел вполне убедительные. Но! Но прежде чем я расскажу! Заметь! Показывать не стану. Я не витрина и не картинная галерея! А рассказать, расскажу, где чего у меня нарисовано. Но прежде и ты мне службишку сослужи. Поведай дремучему провинциалу, что за рыбы плавают в нашем пруду. Кто есть кто в моем классе, что за человечек такой интересный, этот сынишка градоначальника, и особенно подробно о его, как ты выразился – свите. А то, я конечно силен, умен и обаятелен, но стая щук и дракона одолеют.

Второй месяц после праздника середины зимы. 1148 год

Месяц Februarius ю.к.

Светояру