Скай. Дело первое (СИ) - Волковский Андрей - Страница 23

…По рудничной дороге экипаж катился так легко и плавно, что разбуженный для погрузки одержимый снова уснул. Пит шутил про отсутствие совести — чистой-то она явно быть не может, а смотрите-ка, спать не мешает! Но Скай понимал, что дело не в совести, а в чудовищной, неподъемной усталости, которая накрывает волшебника после серьезного колдовства, да еще и на голодный желудок. И особенно сильно устают молодые волшебники, чье тело попросту не привыкло отдавать силу и тут же восполнять ее обратно. Возраст бродяги он не взялся бы определять, но магического опыта у него явно было маловато. Во время их схватки он отдал слишком много, больше, чем смог теперь легко восстановить. Может быть, на восстановление уйдут месяцы, а может, он вообще больше не сможет создать мало-мальски сильные чары.

Сам Скай ни за что не позволил бы себе так выложиться. Разве что в бою не на жизнь, а насмерть, когда отступать некуда. Но этого парня никто не заставлял нападать. В конце концов, он легко мог отступить, когда на помощь Питу подоспел Скай. Или он действительно сошел с ума, и пойманный дух, вместо того, чтобы делиться с человеком способностями, захватил его разум?

Ник пришел в себя, когда его положили на пол в маленьком домишке. Дух снова покинул его. Но перед тем он выжал из него все силы, всё, что вообще оставалось живого. Сначала ему даже казалось, что он не голоден. Что он хочет только оставаться в покое. Потом пришла боль. Она оказалась еще ужаснее, чем всё, что он пережил до этого: хотя внутри всё кричало и корчилось, тело отказывалось реагировать даже на это, оставаясь слабым и очень медленным. Словно он оказался в теле увязшей в густом меду мухи.

Потом ему дали воды, и боль стала переносимой. После еды он был уже почти благодарен своим пленителям. Но сил говорить по-прежнему не было. Оставалось только свернуться и наслаждаться неподвижностью.

Дорога за перевалом была ещё хуже чем Скай помнил. Прошедший дождь превратил высохшее русло в настоящую речку. Вниз ехалось быстрее, чем вверх, но от этого было только хуже. Экипаж трясло и подбрасывало. Казалось, что его швыряет от одного края дороги к другому, как мышь, угодившую в маслобойку.

Пленник тихо стонал. Скай несколько раз больно приложился о дверцу локтем. Тратить силы на защиту не хотелось, но кочки были совершенно невыносимые. Лошадь несколько раз споткнулась. Кучер на козлах вспомнил всю известную нечисть по именам и родственным связям.

Волшебник тоже попробовал спустить злость на ругательства, но тут же пребольно прикусил язык. Упрямство и лень обходились слишком дорого. Скай сосредоточился, наложил на себя чары Усиления и мертвой хваткой вцепился в сиденье. Теперь его по-прежнему трясло, но уже не швыряло о дверцу, а магии на чары Усиления уходило намного меньше.

Пленник продолжал стонать. Скай поморщился и прихватил его за одежду, стараясь держать руку подальше от зубов. Доверять одержимому было нельзя, но нельзя и позволить ему разбить голову о дверцу экипажа.

Тряска на каменистой дороге причинила Нику немало страданий. Но в то же время она помогла снова начать мыслить. Казалось бы, мыслить, когда тебя трясут и швыряют об стенки, как горошину в погремушке, а в руки врезается ремень, совершенно невозможно. Но оказалось, что только в таких условиях разум Ника наконец смог избавиться от парализующего страха перед призраком. Тряска в экипаже помогла сперва почувствовать, что даже проклятый призрак его бросил, что он остался совершенно один со своей болью, голодом и страхом. Но потом пришло облегчение. Да, он один. Но разве он не хотел именно этого? Он один и едет прочь от ненавистного особняка на трижды проклятом Хрустальном озере.

Под потрескивание повозки, брань кучера и грохот колес по камням Ник сумел вспомнить, как вошёл в кованые ворота, чтобы спросить привратника, не хотят ли они купить заморские травы и пряности, и нет ли у них на продажу горного корня или родиолы. Как его проводили по мощеной дороге к особняку, который сразу ему не понравился. Надо было послушать чутьё и бежать прочь от полузаброшенного дома с чудовищными гаргульями на крыше. Почему он не прислушался к внутреннему голосу, когда это был ещё его собственный голос?

Дальше воспоминания терялись в мешанине боли и ужаса. Но Ник и не хотел вспоминать это. Гораздо важнее было то, что было раньше. В особняке, отлеживаясь под прикрытием новых способностей в темном углу подвала, пока совсем рядом ходили чужаки, он обнаружил, что плохо помнит, кто он вообще такой. Кроме имени у него не было ничего. Сейчас же он понял, что готов вспоминать хоть что-то.

Теперь он помнил дороги. Помнил лавки в городах, полные трав и ароматных порошков. Помнил замечательный кожаный сундучок, купленный в столице. В нем содержимому не страшен был даже самый сильный дождь. Интересно, где он сейчас? Пылится небось где-то в углу грязной заброшенной комнаты того особняка. Нет, об особняке лучше пока не думать!

Когда они выехали на лесную дорожку предгорья, стало немного легче. Однако в густом лесу началась грязь, и вскоре экипаж плотно увяз всеми четырьмя колёсами в здоровенной луже. Лошадь тащила изо всех сил, но было ясно, что вытащить повозку у нее не получится.

Скай вылез, перепрыгнул с порожка экипажа на заросшую травой обочину, осмотрелся и тяжело вздохнул.

— Мы ведь не торопимся?

Пит, присматривающий, какие палки можно пустить на гать под колеса, помотал головой.

— Тогда сейчас я покажу, как колдуют волшебники, когда у них достаточно времени. Чтобы ты не думал, что мы только и можем, что еду уничтожать без всякой меры.

Скай устроился на обочине, разложил маленький костерок и достал из саквояжа малюсенький котелок, снаружи медный, внутри покрытый серебряным сплавом. Все нужные компоненты для зелья силы у него были.

Пит, руководствуясь народной мудростью «на колдуна надейся, да сам не плошай», укладывал под колеса ветки и ворчал, что надо было ему, болвану, внимательнее смотреть на дорогу и притормозить перед этой лужей, да сделать гать до того, как экипаж сюда въехал…

Скай, отмеряющий миллиграммы порошка рога южного буйвола, попросил его страдать молча. Пит обиженно засопел, но замолк. Пленник наблюдал за ними через щелочку в незакрытой дверце.

Свечку спустя зелье было готово.

— Теперь придержи лошадь, чтобы не дрыгалась! — велел волшебник.

Пит ухватил кобылу под уздцы, и Скай кисточкой из хвоста северного яка нанес на грязную шкуру нужные знаки. Потом подошел к лошадиной морде и перехватил у Пита поводья.

— Немного силы всё-таки понадобится. Смотри!

По пальцам волшебника пробежали алые искры, знаки на шкуре лошади вспыхнули, и кобыла легко, словно бумажную, вытянула повозку из грязи.

Пит смотрел с детским восторгом. А вот пленник, тоже наблюдавший за действом, преисполнился неподдельного ужаса. Когда волшебник, собрав свои пожитки, забрался в экипаж, бывший одержимый забился в дальний угол и вжался в дверцу.

— Эй, ты чего? — спросил Скай.

Но, видимо, нанесение каких-то знаков на живое существо вызвало у одержимого слишком страшные воспоминания. Он дрожал и не хотел даже смотреть на ужасного колдуна.

Скай махнул на него рукой и уставился в окно. Осень уже готовилась уступить место зиме. Деревья и кусты поредели. Среди лысоватых ветвей скакали бодрые белки, по стволам бегали какие-то ловкие серые птицы. На верхушке березы восседал здоровенный ворон и молча созерцал окрестности. Из-за березы выглядывал Леший. Волшебник погрозил ему кулаком, и дух тут же спрятался.

Здесь, за перевалом, лесная нечисть то ли не пострадала от одержимого Чистильщиком привратника, то ли успела уже восстановить популяцию. В опавшей листве шуршало, потрескивало и перещелкивалось множество существ. Духи переползали по веткам, перелетали между деревьев, покачивались на паутинках. Если здесь наложить на себя чары Особого взгляда, мир не будет оранжевым с прозеленью, он будет почти сплошь зеленым разных оттенков.