Внизу (СИ) - Агишев Руслан - Страница 24

— Я все сделаю, чувак, — скрючившись, тот подрагивал всем телом. На сером лице особенно выделялись глаза, блестевшие лихорадочным блеском. Губы были обкусаны в кровь. — Тебе бабло нужно? Я тебе дам! У меня куча бабла! Еще есть дурь! Я же пушер, братан, — худой говорил быстро-быстро, выдавая все новые и новые аргументы. — Меня здесь все знают. Самая лучшая дурь только у меня. Хочешь нарколейтик? Целое кило порошка?! Это охренная куча бабла, чувак! Подожди, подожди… Может телок тебе подогнать? Любых! Каких хочешь! Белых, красных? Шоколадку могу? Они все сделают за дозу! … Я еще любой вопрос могу решить. Понимаешь, любой! У меня на этой дури такие люди сидят, что охренеешь! Сучка одна есть, дочка имперского судьи! Ее мамаша от любого дерьма отмажет за свою дочурку… Все сделаю, братан… Только, отвези в больничку…

Александр присел рядом с ним на корточки. Оставшийся последним экземпляр оказался довольно интересным. Его знания о здешнем теневом мире могут оказаться довольно полезными для него.

— … Говоришь, все сделаешь? — худой отчаянно закивал головой. — Тогда рассказывай. И чем больше расскажешь, тем больше шансов, что я помогу тебе… Итак, кто тебе поставляет этот наркотик?

Нарколейтик очень напоминал его биологически активную сыворотку. Правда, местная разработка была несовершенно и скорее опасна, чем действенна. Однако, само ее существование говорило об очень многом. Как минимум о наличии хорошо оборудованной лаборатории и доступе к специальным веществам. Ему же все это совсем не помешало бы… Сейчас все решали ресурсы и знания.

— //-//-

В это утро было все как обычно. К стоянке гимназии один за другим подъезжали роскошные лимузины представительского класса, сопровождаемые танкоподобными микроавтобусами. В холле благородных учащихся встречали выстроившиеся в шеренгу административный и технический персонал учебного заведения, застывший в уважительном поклоне.

Было лишь одно отличие от уже набившего оскомину ежедневного ритуала встречи. Посреди холла расположился небольшой столик с траурными фотографиями трёх гимназистов, выпустившихся четыре года назад. Все трое — двое парней и одна девушка — смотрели с фото на каждого из входящих учеников так, словно прощались с ними.

Прямо под фотографиями, едва видимая под грудой траурных черных королевских роз, располагалась прощальная лента с трогательной надписью — «вы навсегда останетесь в наших сердцах».

Совсем рядом в торжественном карауле застыли двое мужчин в черных костюмах и белоснежных рубашках, держащих в руках небольшие молитвенные книжки с универсальными молитвами. С постными лицами эти люди, приглашенные из ритуального агентства, предлагали каждому из проходивших мимо гимназистов такую книжку.

Чуть позже на сайте гимназии и ее ежедневном информационном листке — ньюслейтере появилось официальное сообщение администрации с выражениями самых глубоких и искренних соболезнований близким своих выпускников. Душевно и очень по-человечески звучали слова «о нашей общей и невосполнимой утрате», «о безутешных близких, испытавших страшную боль», «о юных сердцах, которых еще очень много предстояло пережить», «об ужасном злодеянии, всколыхнувшем всю неравнодушную общественность», «о твердой клятве полицейских найти и предать справедливому суду тех извергов, что совершили это страшное преступление». Здесь же размещались новые фотографии погибших юношей и девушки, на которых они радостно и беззаботно улыбались, махали руками и смеялись. В самом конце рассказывалось, какими примерными детьми они были для своих родителей, с какими светлыми мечтами покидали стены гимназии, какую насыщенную и интересную жизнь они вели. Смерть забирает самых лучших из нас, в заключении, подытоживалось в некрологе.

— //-//-

Родовое семейство Юсуповых почти опустело. Еще час назад здесь было не протолкнуться от фешенебельных автомобилей высокородных гостей, пришедших высказать княжеской чете свои слова соболезнования. Они приезжали с каменными лицами, приличествующими случаю, кланялись князю, прикладывались к ручке княгини и глубокими проникновенными голосами говорили о своем горе. В ответ получали такие же поклоны и соответствующие этикету слова.

Словом, все было, как и всегда. За внешними траурными масками прятались обыденной равнодушие, а иногда и злорадство. Все соблюдали этикет. Говорили именно то, что и должны были говорить в этой ситуации. Ни единого слова мимо заранее утвержденного сценария, словно в уже набившей оскомину театральной постановки.

В таких сферах давно уже было не принято говорить то, что думаешь. Живые люди прятались за фальшивыми масками с устраивающими всех эмоциями. Искренность проявлялось лишь в одном — в ненависти к своему врагу.

… Когда же черный фрак последнего гостя исчез княгиня Юсупова облегченно вздохнула и рухнула в глубокое черное кресло, обтянутое нежной кожей африканского жирафа. Вытянула ножки. Вырез черного платья от известного модельера обнажил мраморное женское бедро и в самом их верху кружевную ниточку трусиков. После коснулась голову своей точеной ручкой и тихо застонала.

— Господи, как же все это утомительно. У меня даже разыгралась жуткая мигрень, — поморщилась она, массируя виски. На лице, словно выточенном из камня, застыли усталость и скука. — Никак не могла дождаться, когда все это закончиться… А они все шли и шли, шли и шли… Милый, ты видел, Бестужевы тоже пришли? На баронессе было колье, которое мне очень понравилось. Помнишь, я просила тебя его купить? Милый, ты опять меня игнорируешь.

В ее голосе отчетливо послышалось раздражение, скрывать которое она совсем и не собиралась. Перекинула ногу на ногу, еще более обнажив их и открыв взгляду и то, что было скрыто до этого. Демонстративно достала из сумочки крошечную коробочку, украшенную драгоценными камнями, и насыпала на ладошку немного белого порошка, который тут же шумно вдохнула носом.

— Ух, — тут же довольно фыркнула княгиня, обведя комнату заблестевшими глазами. Порция наркотика ее ощутимо взбодрила, тут же «смыв» все раздражение и неудовольствие. Женщину сразу же потянуло на развлечения, что всегда случалось с ней после очередной дозы. — Милый… Милый… Мяу…

Мягким кошачьим движением женщина перекинула одну ногу на другу и обратно. Сверкнул черный треугольник и тут же исчез за великолепными ножками. Она облокотилась на подлокотник кресла и, словно гигантская кошечка, обняла себя руками.

— Милый… Мяу… Мяу…, - ее пальчики с длинными коготками игриво потянулись в сторону, то сжимаясь, то снова разжимаясь. — Мяу… Мяу… Иди ко мне и поиграй со своей киской… Мяу…

Княгиня Александра давно уже «сидела» на «белой» химии, модном среди аристократов аналоге кокаина. Более безвредный, но существенно более дорогой, он приносил почти те же ощущения, за что и был любим местной элитой. В последние годы «белек» стал для нее гораздо большим, чем просто наркотиком. Позволял убежать из «золотой» клетки, в которую превратился ее мир — мир пустых приемов, отчаянной собственной бездетности, беспросветной холодности возрастного мужа, разрушенных девичьих мечт. В наркотическом забытье она вновь возвращалась в свою юность, где все было по-другому: влюбленный в нее, но не благородный, юноша рядом, беззаботное будущее, любящие родители, лишенное мерзостей и интриг общение. Но чаще «белек» сносил все ее тормоза, «смывая» внешнюю маску благополучной благородной леди и превращая в развращенную леди-вамп. Собственно, это случилось и сейчас…

— Мяу… Мяу…, - томным голоском мяукала она, сползая с кресла на роскошный персидский ковер и начиная стелиться по нему гибким изгибающимся телом. Задравшееся вечернее платье уже давно ничего не скрывало — ни плотных крепких ягодиц, ни едва различимой полоски кружевных трусиков, ни изгибающейся мраморной спины, ни набухших на ее груди сосков. — Мяу… Мяу…, - кошечка хотела развлекаться. — Мяу… Мяу…

На другом конце комнаты в точно таком же кресле сидел мужчина чуть за пятьдесят, от которого веяло властностью и силой. Его квадратное гладко выбритой лицо обрюзгло, уголки рта тянулись вниз, придавая тяжелое недовольное выражение. Под стать были глаза — тусклые, словно у мертвой рыбы. Правда, в моменты бешенства и откровенной ярости, они преображались, становясь похожими на зрачок пистолета.