Метаморфозы. Тетралогия - Дяченко Марина и Сергей - Страница 10

– Не берись за свободную тему, – наставляла преподавательница. – Бери стандартное и раскрывай, как учили. Свободные темы – для гениев или для двоечников, не наступай два раза на одни и те же грабли!

Сашка слушала, кивала и знала, что рано или поздно человек в темных очках появится снова. И снова чего-то потребует, и Сашка не сможет отказаться.

Или попробовать однажды? Что, если сердечный приступ Валентина – случайность?!

Всякий раз, подумав так, Сашка пугливо оглядывалась. Она знала, что не сможет взбунтоваться. Не будет даже пробовать. Слишком страшно.

До медали она чуть-чуть недотянула. Разочарования почти не было: она давно знала, что так и случится. Выпускной прошел мимо: Сашка засыпала посреди общего веселья и была очень рада, что по крайней мере круиз не состоялся.

Ваня Конев танцевал с Ирой из параллельного класса. Сашке было почти все равно. Конь получил медаль и в момент выпуска был уже студентом мехмата.

А Сашка отправилась сдавать документы на филологию. Одна. Мама хотела идти с ней, но Сашка отбрыкалась.

Зацветала липа. Накрапывал дождик. Сашка шла и улыбалась. В этом году моря не видать как своих ушей, ну и пусть. Если не поступит с первого раза… неприятно об этом думать, но мало ли… Устроится где-нибудь секретаршей. Хоть на той же кафедре. Поработает, познакомится с людьми… Вырвется из этого проклятого круга – конспект, уроки, конспект…

– Саша!

Она обернулась, все еще улыбаясь. Человек в темных очках сидел на скамейке, мимо которой она только что в рассеянности прошла. Будто отражая ее улыбку, он растянул губы и приглашающе похлопал по скамейке рядом с собой.

Сашка подошла и села. Положила сумку на колени.

– Как рука? – небрежно спросил ее собеседник.

– Хорошо.

В мокрой липе над их головами возились воробьи. Чирикали, оглушая.

– Сколько у тебя монет?

– Четыреста семьдесят две, – ответила она, не задумываясь.

– Ты набрала проходной балл.

– Я пока не сдавала никаких экзаменов…

– Сдавала-сдавала, – он снова усмехнулся. – Держи.

И протянул ей рыжеватую бумажку, напечатанную типографским способом. Имя и фамилия Сашки были вбиты на пишущей машинке.

«Поздравляем! Самохина Александра, Вы зачислены на первый курс Института специальных технологий г. Торпы. Начало занятий – первого сентября». И ниже, мелким шрифтом: «По поводу поселения в общежитие обращаться…»

Сашка оторвала глаза от бумаги. Уставилась на человека, сидящего рядом на скамейке. Минуты две ничего не могла сказать.

– Что это?

– Это институт, где ты будешь учиться. Очень хороший институт.

– Я не понимаю, – сказала Сашка. – Я в университет… я…

Человек, сидевший рядом, вдруг снял очки.

Сашка ждала всего, чего угодно. Что у него вообще нет глаз. Что глаза нарисованы на бледных слипшихся веках. Что глаза зашиты суровой ниткой, что глазницы пусты…

Глаза были. Карие. Спокойные. На первый взгляд совершенно обыкновенные.

– Меня зовут Фарит, – сказал он негромко. – Фарит Коженников. Если тебе интересно.

– Интересно, – сказала Сашка после паузы. – Вы бы… отпустили меня, Фарит, а?

Он покачал головой:

– Саша. По результатам предварительных тестов тебя приняли в приличный институт, впереди у тебя почти целое свободное лето. Гуляй. Купайся. Набирайся сил перед учебой. К тридцать первому августа возьмешь билет до города Торпы. Можешь приехать за пару дней, поселиться в общежитие, освоиться…

– Да как я маме все это объясню?! – почти выкрикнула Сашка. Женщина, проходившая мимо, удивленно повернула голову.

– Как-нибудь объяснишь, – сказал Фарит. – Придумай как. А то ведь может статься, что и объяснять будет некому. Свобода, что хочу, то делаю…

Он снова надел очки. Сашка вцепилась в скамейку; спокойное лицо собеседника расплылось у нее перед глазами.

– А я вас… – начала она звенящим голосом. – Вы… ничего не можете. Ничего. Я в вас не верю. Я вас… Я хочу, чтобы это был сон!

Ничего не случилось. Отражалось в лужах проглянувшее солнце.

Сашка хотела еще что-то сказать – но вместо этого разрыдалась от ужаса, беспомощности и стыда.

– Тихо, – сказал Фарит. – Тихо… Я же сказал: ничего несбыточного, ужасного, невозможного я от тебя требовать не буду. Никогда.

Сашка ревела. Слезы капали на рыжеватую бумажку, напечатанную типографским способом.

– Ну что ты за человек, – устало сказал Фарит. – Нужен тебе этот университет? Нет. Сто лет не нужен. Хорошо тебе жить в двухкомнатной малометражке с молодоженами? В новом статусе падчерицы? Нет, Саша. Но ты все равно идешь по проторенной дорожке? Ничего не хочешь менять?

– С ней будет все… в порядке! – сквозь слезы выкрикнула Сашка.

– Конечно. Она будет здорова и даже счастлива. Потому что ты умная девочка и сделаешь все, как я тебе сказал… Не спрашивай, что будет, если не сделаешь.

Он легко поднялся.

– Деньги сохрани, привези с собой. Адрес института указан на бумажке. Постарайся не потерять… Саша, ты меня слышишь?

Она сидела, закрыв лицо ладонями.

– Все будет хорошо, – сказал человек, назвавшийся Фаритом Коженниковым. – Можешь сдавать экзамены в университет, пожалуйста. Не хочешь лето гулять – как знаешь. Условие одно: к первому сентября ты должна быть в Торпе. Тебя поселят в общежитии. Предоставят бесплатное питание. Дадут стипендию, немного, но на пирожки хватит. И перестань реветь. Стыдно за тебя, честное слово.

Сашка сидела на скамейке, пока окончательно не высохли слезы и не выровнялось дыхание. Дождь перестал – и снова пошел. Капли пробились сквозь листья липы. Сашка раскрыла зонтик.

Она не спросила, каким таким специальным технологиям учат в институте города Торпы. Честно говоря, это ее вовсе не интересовало. Ей было семнадцать лет, большая часть времени прожита зря, а уж последний год – и подавно. Конспекты, учебники… ради чего?

У нее не было друзей. Мама свою любовь переключила на Валентина – как переключают железнодорожные стрелки. И не к кому было идти, некому жаловаться на человека в темных очках, назвавшегося Фаритом Коженниковым.

Она поднялась. Дождь давно перестал, вышло солнце, но Сашка шла под зонтиком, не замечая удивленных взглядов. Поднялась на высокое крыльцо универа, выстояла очередь из таких же, как она, абитуриентов, сдала секретарше заявление, аттестат, медицинскую справку. Честь честью. Как и собиралась.

После этого вернулась домой. Сложила стопкой все книжки и общие тетради. Полюбовалась. Запихнула поглубже в стол.

Потом снова вытащила. Ну что делать, если это – вот это! – составляло ее жизнь на протяжении многих месяцев? Человек, назвавшийся Фаритом Коженниковым, прав: она не сможет соскочить с проторенной дорожки. Она будет сидеть и заниматься, уже зная, что все впустую, но в глубине души надеясь, что это пригодится, может быть, при изучении «специальных технологий»…

Она нашла перечень вузов – справочник для абитуриентов. Пролистала от начала до конца. Ни города Торпы, ни института специальных технологий не нашла.

Не удивилась.

Всю свою сознательную жизнь она была прилежной ученицей. Сдавать экзамены спустя рукава оказалось не так просто.

Кругом все волновались. Рассовывали по карманам шпаргалки. Чьи-то матери пили валидол. Летала пыль в огромных гулких помещениях, пахло старой библиотекой, а снаружи стояла жара, жара, пекло. Сашке было все равно. Она чувствовала себя стеклянной и равнодушной, как новогодний елочный шарик.

Сочинение написала легко. На устной истории чуть не сгорела от стыда: перепутала даты, вообще один вопрос забыла напрочь. Получила «четыре». Выйдя из аудитории, окруженная потной толпой, удивленно спросила себя: что я здесь делаю? Почему меня до сих пор волнует Куликовская битва?!

Мама первым делом поинтересовалась оценкой и, услышав правду, страшно разочаровалась.

– Как – четыре?! Уж история-то… устная… А как же курсы? Ты же весь год ходила…