Восточная сказка (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 32

- Уясни простые правила, Алина. Приземляйся только на полную стопу. Иначе сломаешь ногу. Тело держи в напряжении. В стороны и взад-вперед не отклоняйся. Иначе потеряешь равновесие. И еще следи за руками. Подскок - руки вверх. Опускаешься, и руки идут вниз. Вот так.

Я во все глаза смотрю на высокого красивого мужчину, взлетающего над сеткой и приземляющегося точно посредине. Разглядываю широкие плечи и крепкую грудную клетку. Без зазрения совести пялюсь на стройные накачанные ноги… А потом сталкиваюсь с веселым чуть прищуренным взглядом и заливаюсь краской стыда.

Совсем разум потеряла!

- Теперь ты, - велит Герман, выходя из сетки. – Не бойся, Алина. Тебе понравится летать!

Становлюсь на качающееся под ногами покрытие и даже немею от страха. У меня так не получится. Никогда.

Осторожно подпрыгиваю, поднимая руки вверх. Опускаю вниз, прижимая к телу. Еще раз. И еще. И вдруг понимаю, что каждый новый прыжок дарит неимоверное счастье. Останавливаюсь усилием воли и тут же оказываюсь в объятиях Германа.

- Даже не верится, - пытаюсь выровнять дыхание я. – Неужели мне хватило смелости…

- Ты - храбрая девочка, - басит прямо в ухо Лиманский. Подхватив на руки, осторожно спускается вниз. Целует в губы, опаляя незнакомым доселе томлением и, аккуратно поставив на пол, велит.

- Теперь по плану обжираловка.

Медленно, словно смакуя каждый шаг на твердой поверхности, мы идем к барной стойке, раскрашенной в розовый и ярко-желтый цвет. И усевшись на детские барные стульчики, глядим на шарики мороженого, уложенные в вафельных стаканчиках. Лимонное, малиновое и с кокосом. Именно такое я и люблю. Вот только не помню, чтобы говорила об этом Герману.

- Я заказал свое любимое, - улыбается он. – Если не нравится, можем попросить другое.

- Нет! – кричу, как маленькая. – Это же самое вкусное!

- Я рад, - кивает Лиманский и как мальчишка в два счета уничтожает свой стаканчик. А я потихонечку ем мороженое. Лакомлюсь. Конечно, ему далеко до настоящего джелато, что делает по итальянскому рецепту Фархад, папин старый знакомый. И мы семьей, иногда оказавшись на Кутаисской, берем по стаканчику…

- О чем задумалась, Алина-малина? – спрашивает Герман, аккуратно вытирая капельку мороженого с моих губ.

Вздрагиваю от прикосновения. Или от неожиданности. Москва. Третий час ночи. И я наедине с мужчиной в детском развлекательном центре.

«Что скажешь, дорогая Нур?»

Совесть, предостерегающая меня голосом мачехи, спит сладким сном, а душа заходится от радости и счастья.

Этой морозной ночью нам с Германом не до сна. После детского центра совершенно не хочется расставаться.

- Может, кофе? – предлагает он, пожирая меня глазами.

- С пахлавой, - радостно соглашаюсь я. – Вот только где сейчас найдешь работающее кафе?

- Ну-у, пахлаву не обещаю, - довольно хмыкает Герман. – А вот в хороший ресторан сейчас тебя отвезу.

Мы возвращаемся в центр и, чуть не доезжая до нашего дома, движемся дальше по проспекту. Лиманский паркует внедорожник на площади около большого торгового центра. Берет меня за руку и ведет внутрь бизнес-центра, пристроенного рядом. Мы поднимаемся на самый верх, где под покатой прозрачной крышей расположилось весьма пафосное заведение. Посетителей почти нет в это время. Но глядя на собравшуюся публику, чувствую себя замарашкой. Черный свитерок и такие же брючки – отличный вариант для любого заведения, но после бесиловки в детском центре от меня, как мне кажется, за версту разит потом.

Важный официант во фраке ведет нас к столику у окна, и я аж задыхаюсь от восторга, любуясь сумасшедшим видом. Вся Москва будто на ладони.

- Кофе, - небрежно бросает Герман официанту. – И какой-нибудь десерт даме.

- Какой? – учтиво уточняет паренек во фраке.

- Что там у вас осталось? – усмехается Герман и тут же поясняет мне. – Этот ресторан считается одним из лучших в Москве.

- В мире, - встревает официант. – Мы занимаем почетное…

Лиманский морщится. Не любит, когда его перебивают. Машет рукой, предлагая официанту помолчать.

- Сюда многие приходят поглазеть. И заказывают десерт. Поэтому к концу вечера тут уже ничего не остается, - объясняет он мне. И переводит взгляд на официанта, застывшего рядом. – Давай нам панакоту, Антон. Мне нравится, как ее тут подают.

Когда паренек уходит, Герман, усевшись поудобней на мягком диване, тянет меня к себе. И сграбастав в охапку, рассказывает о городе.

- Вон, видишь ХХС? Храм Христа Спасителя, - говорит он приглушенно прямо в ухо. Приятная музыка и бархатный голос любимого делают свое дело. Я расслабляюсь в объятиях будущего мужа. Кладу голову ему на грудь и с благоговением слушаю о храме, стоявшем здесь ранее бассейне и том старом храме, взорванном в прошлом веке. Грустная история. Но я вслушиваюсь в каждое слово Лиманского, стараюсь запомнить каждую деталь.

В этот момент я отчетливо понимаю, что благодарна судьбе. Дураку Тимуру, решившему опозорить меня и сорвать свадьбу, отцу, Нур, Айрату – всем им, сделавшим существование в родном доме невыносимым.

Я смотрю на покрытый золотом купол, на мерцающие вдалеке красные Кремлевские звезды и с трудом верю, что все это происходит наяву.

- Купола в России кроют чистым золотом, - напевает Герман, следя за официантом, который важно приближается к нам с подносом. Скашиваю глаза, пытаясь увидеть чашечки и креманки. Но замечаю только две странные огромные тарелки.

«Это все нужно будет съесть, - думаю в ужасе. И мысленно смеюсь, наблюдая, как Антон ставит  перед нами чашечки с кофе. А затем - две металлические миски, полные мелкорубленного льда, на котором покоятся бледно-розовая ракушка морского гребешка и кусок лайма.

- Открой, - шепчет Герман, кивая на гребешок.

И я, сгорая от любопытства, осторожно приподнимаю половинку раковины, заглядываю внутрь. И даже не пытаюсь скрыть восторг, когда на второй обнаруживаю белую жемчужную панакоту.

- Какая подача, - шепчу, зачерпывая ложкой нежнейшее блюдо. И чувствую себя если не царицей, то хотя бы сказочной принцессой. Думала ли я, сбегая из дома в синяках и с сотрясением мозга, что буквально через несколько месяцев буду сидеть в обнимку с любимым мужчиной? Пить кофе из маленькой белой чашечки, смотреть расфокусированным взглядом на панораму ночной Москвы и млеть, чувствуя себя в полной безопасности. Герман рядом, а остальное все не имеет значения.

- Нет смысла ложиться спать, - замечает Герман со знанием дела, и мы мчимся на какой-то рынок. Проходим внутрь через болтающиеся на цепочке ворота и попадаем в театр, откуда временно вывезли все декорации. Большинство лавок еще закрыто. И только кое-где продавцы выставляют свой товар.

- Ты курицу сможешь выбрать? – спрашивает меня Лиманский. И смотрит с любопытством.

- Конечно, - киваю я, наспех вспоминая все уроки Нур. В одной из лавок придирчиво рассматриваю птицу.

- С длинными ногами не бери, - шепчет весело Лиманский. – Это модели…

- Петухи, - фыркаю я, выбирая толстенькую желтоватую тушку.

- Свари суп-лапшу и пригласи меня в гости, - заявляет Герман, когда мы садимся в машину. А увидев мое растерянное лицо, добавляет поспешно. – Или давай приготовим вместе. Так супчика захотелось. С лапшой.

- Я сварю, - киваю радостно. – Приходи ко мне через пару часов.

- Ты успеешь, - нерешительно спрашивает Герман. – Лучше использовать мою кухню. Я тебе помогу. Курицу разрублю. Могу картошку почистить…

Последняя фраза сбивает меня с толку. У меня в семье куриный суп-лапшу варят без картофеля. Только кусочки филе, лапша, зелень и йогуртово-яичный соус. Выходит очень вкусно. Даже на завтрак можно есть.

- Нет, - не соглашаюсь с Германом. – Мне удобнее на Софьиной. Я уже привыкла. Приходи через час. Хочу принять душ и переодеться.

- Как-то я не подумал, - чешет затылок мой жених. – Но торопиться некуда. Ты могла бы поспать немного. Встречаемся в одиннадцать.