Девочка из прошлого (СИ) - Доронина Слава - Страница 7

— Нет, у меня в голове не укладывается. Ты столько времени молчала о сыне? Динар тогда сказал, что вы обо всём поговорили, ты к парню улетела. Заверил, что всё у тебя будет хорошо. Ну я и обрадовался. Мы с ним к этой теме больше не возвращались. Обрадовался, потому что... ну, Наташ, он же вдвое старше тебя! А с его характером и повадками вести бизнес — всегда куча проблем, в сердце у него пустотаиз-за смерти Лады. Какой же я дурак, что сразу не вмешался, когда заподозрил между вами связь. Нужно было мозги ему на место поставить, выбить их, если на то пошло, чтобы даже смотреть в твою сторону не смел!

— Не ему нужно было вправлять мозги... Макс, у меня сейчас действительно всё хорошо. Если бы ты вмешался, то у меня не было бы Тима, а я его безумно люблю. Да и не послушала бы я тебя тогда. Очень сильно была влюблена. Мне не хочется это всё ворошить, правда. Динар сделал мне очень больно. Если вы общаетесь или будете встречаться, ничего ему не говори о Тимуре, ладно? Мне страшно пережить эту боль снова. К тому же я согласилась дать Илье шанс. Я тебе рассказывала о нём, помнишь? — Брат быстро кивает. —  Думаю, что предложение руки и сердца не за горами. По крайней мере, всё к тому идёт.

Макс тяжело вздыхает.

— Я-то не скажу ему ничего, но если Асадов увидит мальчика, то без слов всё поймёт. И тогда, Наташка, что будешь делать? Думаешь, он останется в стороне — наблюдать, как его сына воспитывает чужой мужик? А чёрта с два. Уж я его знаю, как облупленного.

Наташа

— Что я буду делать, когда он узнает о сыне? — грустно усмехаюсь, прижимая к себе Тима. — Познакомлю сына с отцом и дальше буду жить своей жизнью. Плевать, что он позволит, а чего нет. Если вопрос встанет ребром, я готова идти до конца.

Сомневаюсь, что Асадов будет настаивать на том, чтобы я отдала ему сына. У него ведь сердца нет, а ребёнку нужны ласка и любовь.

— Ты пыталась ему сообщить? — спрашивает Макс.

— Да. Дважды. Первый раз — перед родами, но его телефон был недоступен. Помощница тоже как сквозь землю провалилась. А второй раз я позвонила ему в офис после родов. Секретарша Асадова сообщила, что его нет в городе, и когда будет, неизвестно, личные данные приказано никому не сообщать. Собственно, на этом всё.

— Да, — задумчиво произносит брат. — Он сменил номера и не выходил на связь, после того как мы улетели с Надей и детьми в Мюнхен. Я пытался выяснить новый номер через юриста, но его люди — могила. Беляев ответил мне, что Асадов за границей, и нет информации, когда вернётся. Динар потом сам вышел на связь.Последний раз мы созванивались примерно две недели назад. Он рассказывал, что бизнес новый мутит на юге с Измайловым. Голос бодрый, весёлый. Про тебя не спросил. Да и не спрашивал никогда...

Я громко всхлипываю. Сильно ноет в груди. В районе сердца. «Не спрашивал никогда. Улетел за границу и сменил номера». Чтобы я его не искала?

— Наташа, прекрати плакать, прошу. Ты меня без ножа режешь.

Макс обнимает нас с Тимом, гладит меня по спине, а мне лишь сильнее хочется расплакаться. Дура. Какая же я дура. Зачем полюбила этого человека?

— Мне-то могла сказать о сыне? Я же весь извёлся от твоего молчания. Думал, что ты обижаешься, потому что мне пришлось улететь. Но я не бросал тебя — у меня выхода другого не было. Господи, Наташка, ты действительно вся в мать. Та всегда в себе всё держала. О болезни своей молчала до последнего. Ты, наверное, и не помнишь её, да? Маленькая совсем была. У отца юбилей был, когда она в обморок упала и правда вскрылась.

— Почти ничего не помню, Макс, — говорю как можно спокойнее, но внутри я кровоточу. — На некоторые моменты будто блок стоит. И день похорон не помню. Хотя не такая уж я маленькая была. Почти десять. Воспоминания иногда появляются в подсознании как вспышки. Помню, как вы с Динаром на кухне сидели и о чём-то разговаривали, пока отец не отходил от гроба и выл, как зверь. А её лицо почти не помню, и все фотографии остались в Гатчине... Так тяжело бывает на душе, когда задумываюсь о том, что кроме тебя и сына, у меня никого нет. Будь она жива, возможно, всё бы сложилось иначе?

— Конечно, всё бы сложилось иначе. — Макс сжимает нас с Тимом сильнее, а я криво улыбаюсь. — Асадов мне не всё рассказал, как я понимаю?

— Не всё.

Я как на духу рассказываю Максу о браке Асадова с Катиной и о том вечере, когда ушла от него. Даже о своих тяжёлых родах почему-то вспоминаю и снова реву. Беременность протекала хорошо, ничего не предвещало, что я окажусь на операционном столе и мне проведут экстренное кесарево сечение. На тридцать шестой неделе вдруг стало плохо с сердцем. Резко упало давление, и открылось кровотечение. Я родила сына на месяц раньше срока и до сих пор не перестаю благодарить бога, что всё обошлось. Тим сам начал дышать, и этот маленький сильный человечек вдохнул в меня жизнь и наполнил её смыслом.

Вытираю слёзы со щёк и беру с Макса слово, что он ничего не скажет Динару о Тимуре. Как Асадов о нём узнает — не моя забота. Я пыталась ему сообщить.

Укладываю Тима спать, и мы с Максом ещё долго сидим на кухне, но об Асадове больше не разговариваем. Я обещаю Максу, что прилечу с сыном в Германию, как немного разгребусь с делами.

Утром звоню Виолетте и сообщаю, что задержусь. Прошу, чтобы прикрыла, если Градский будет искать, и провожаю Макса в аэропорт. Я считала, что наша связь с братом стала слабее за три года моего молчания, но теперь понимаю, что это не так. Я всё так же сильно его люблю и до сих пор переживаю за него, как за себя. Мы с ним много всего пережили. Если маму с папой я смутно помню, то Макса и как он всё бросил, прилетев из Москвы, когда отец ушёл в депрессию и запой после смерти мамы, — отчётливо. И помню свою боль и слёзы, когда брата посадили в тюрьму. Я думала, у меня сердце разорвётся на части, что такой молодой и красивый парень проведёт годы за решёткой.

Макс обнимает меня. Он грустит. Знаю, что скучает по России и мечтает вернуться. Много раз это слышала от него и сейчас вижу тоску в голубых глазах. Но на его месте я бы не возвращалась. Дети и Надя в безопасности. А в России им бы не дали спокойно жить. Все считают, что Макс погиб. И пусть будет так.

— Ты позвони, как долетишь. У тебя же из Москвы самолёт? Больше никуда не полетишь?

— В Москве встречусь по работе с одним человеком и сразу в Мюнхен. Вечером буду на месте. — Макс целует меня в висок и снова крепко обнимает. — Не полечу я к Асадову, успокойся. Блядь, его счастье, что мне светиться нигде нельзя, а то бы я всю душу из него вытряхнул. Меня до сих пор трясёт, как он всё гладко обыграл с тобой и меня вокруг пальца обвёл. Козёл!

Этого я и боялась. Макс и Динар дружили, многое вместе пережили, и я не хочу, чтобы они ссорились.

— Не нужно. Прошу... Ты ведь обещал.

— Я же сказал, что не могу сейчас нигде светиться и полететь к нему. Но когда-нибудь мы встретимся, и тогда я точно ему что-нибудь сломаю. И он поймёт за что. А ты трубку бери, Наташа. В любое время дня и ночи. Я ведь переживаю. А теперь ещё больше буду.

Хочу сказать, что после драки кулаками не машут, но молчу и ловлю себя на мысли, что нужно было залепить Динару пощёчину в прошлый раз, когда он окликнул меня на парковке. Зря сдержалась.

Самолёт взмывает в небо, а я еду в офис. Градский сегодня не в настроении и всех строит. Закидывает меня работой, а я так хотела побыть с Тимом перед отлётом в Москву. Приезжаю вечером домой и собираюсь отпустить Симу, но звонит Надя, и я прошу няню ненадолго задержаться.

— Наташа, привет, — произносит Надя встревоженным голосом. — Макс должен был вернуться, но его до сих пор нет. Я совершенно не знаю, кому звонить и что делать. У меня сердце не на месте. Скажи, что он сильно соскучился по тебе, поменял билеты и задержался.

— Нет… — растерянно отвечаю я. — У меня его нет. — Чувствую, как внутри всё сковывает тревогой и льдом.

Неужели обманул и полетел к Динару? Но ведь он обещал, что не будет этого делать!