Мама поневоле (СИ) - Доронина Слава - Страница 3

– Вот чудная... – хмыкнула медсестра и смерила меня презрительным взглядом. – Пришла в суррогатное материнство из-за денег, родила бракованного ребенка, да еще жизни меня пытаешься учить? Ты по больницам замучаешься ошиваться с ней! Сердобольная выискалась! А потом такие, как ты, пачками их обратно несут и имена их забывают. Так что не нужно на меня так смотреть, уж я знаю, о чем говорю.

– Я выхожу ребенка и стану для нее самым любимым человеком на свете. А деньги... Да, я решилась на это все из-за них, но разве в итоге они стоят того, чтобы она осталась одна и лежала брошенная и никому не нужная? – тихим, но твердым голосом проговорила вполголоса. – А судя по вашим заявлениям в детдоме и подавно на нее никто даже не взглянет... – женщина мрачно свела брови, махнула на меня рукой, развернулась и ушла. 

Я вышла из детского отделения, ни секунду не сомневаясь в том, что все делала правильно. У Надюши, так я решила назвать свою девочку, будет семья: я, братик и бабушка. На счет последней я была не уверена, что мама с энтузиазмом воспримет это мое решение, но я его уже приняла. 

Вечером ко мне в палату зашла Верещагина Елена Киреевна, главный врач клиники. Разговор наш не продлился долго, она отдала мне деньги, какие передала для меня сестра Ларисы Гончаровой и выразила личную благодарность за то, что я нашла в себе силы и мужество забрать ребенка себе. Протянула визитку той женщины, которая свершила самосуд, отказавшись от родной племянницы, и ушла. Какое-то время я смотрела на пластиковую карточку в своих руках, уверенная в том, что не стану никому звонить, но подумав, решила, а почему бы и нет. Этим звонком никому хуже я не сделаю, но так хотя бы буду уверена, что сделала для Надюши все, что могла. 

Мне ответили спустя три гудка, я считала их, чтобы хоть как-то отвлечься от сильного волнения. 

– Добрый день, Антонина! Это Ксения Колесникова, суррогатная мама Нади, – твердым голосом проговорила я. 

Я решила, что имя Милана этой девочке не подходит, если свыше было суждено, что мы обе остались в живых, то это определенно какая-то надежда на светлое будущее, за которое мне еще предстоит побороться. 

– Я звоню вам выразить соболезнования, и… сказать спасибо за деньги, – пусть их было не так уж и много, но тем не менее... – Я хочу, чтобы вы знали, что я собираюсь забрать Надю себе и поставить девочку на ноги. 

– Вот как? – серьезно сказала Антонина. – Неожиданно... – протянула она задумчивым голосом. – А в общем-то, я бы сказала, что это чудесно! Завтра во второй половине дня я подъеду к вам, и мы поговорим. Как вы на это смотрите? 

– Весьма положительно, – спокойным голосом отозвалась я. – Может быть, мне удастся вас уговорить не отказываться от Наденьки? Это ведь ребенок вашей сестры... 

– Именно, ребенок! А я никогда не хотела и не любила детей. Завтра я навещу вас. Хочу поговорить с вами с глазу на глаз.

Я поджала губы и коротко попрощавшись, сбросила звонок. Может, даже и к лучшему, что Антонина отказалась от девочки? Какая из нее мать после таких заявлений? А Наде будет со мной очень и очень хорошо.

На следующий день меня перевели в обычную двухместную палату, но так как соседку утром выписали домой, я лишь успела провести от силы пару часов в ее обществе и снова осталась один на один с грузом своих тяжелых мыслей. После завтрака я сходила к Наденьке и встретилась с детским врачом. Меня больше никто не пытался отговорить забрать ребенка, но сказали, что девочке предстоит операция по удалению доли легкого. Но так как Надя была в плохом состоянии и самостоятельно не дышала, то об этом пока и речи идти не могло. Трудностей я больше не боялась, как и всех страшных диагнозов. Пусть ей даже удалят все легкое, и наша жизнь не будет безоблачной и простой, но зато мы будем друг у друга. А я обязательно вытащу эту малышку из этого ужасного состояния. Окружу ее любовью, поддержкой и теплотой, которые ей никто не подарит, кроме меня и моего Макса. 

Антонина приехала в два часа дня. Уверенным шагом вошла в палату со стопкой бумаг в руках. Окинула меня внимательным взглядом, задерживая глаза на моих длинных распущенных волосах, которые я не успела заколоть, и гордо вскинула подбородок. 

– Скажу начистоту: мне не нужны какие-то темные пятна в моей кристальной репутации перед вступлением в наследство после смерти сестры и ее мужа. В любом случае, этому ребенку претендовать не на что, а тебе материальная помощь лишней не будет, – сказала она и положила увесистую пачку денег на стол. – Я поняла зачем ты хочешь забрать этого ребенка, но ничего у тебя не получится. Это, – она кивнула на деньги, – тот максимум, который ты можешь от меня получить. Я вообще могла бы тебе не помогать, но ты берешь больную девочку, которая имеет отношение к моей сестре. А так как ребенок родился раньше срока и оказался дефектным, я приняла решение от него отказаться. Мне такое счастье и даром не нужно. Я изначально была против затеи сестры с этим суррогатным материнством, но ей же вбилась в голову эту идея, и она Ивана мучила до последнего, пока он не согласился на это все, – Антонина смотрела в мою сторону брезгливым взглядом, говоря все эти слова. – И что в итоге получилось? То, что я и говорила! В общем, так, – деловым тоном заключила она. – Подпиши здесь и здесь, – женщина сунула мне бумаги под нос, я даже толком не успела прочесть, что там. – И, надеюсь, что это наша первая и последняя встреча, поняла? 

– Что это? – в моем голосе промелькнула досада.

Все же Наденьке повезло, что Антонина от нее отказалась... Ей точно не нужны были дети.

– Это расписка, что ты взяла деньги и к семье Гончаровых никаких претензий и отношения не имеешь. Так что можешь и не думать бегать потом по юристам и судам. Этот ребенок теперь полностью твой со всеми вытекающими последствиями.

– Я и так никуда не побегу.

Я с укором посмотрела в лицо женщины. Она думала, что я забираю Надю ради того, чтобы потом претендовать на какие-то блага ее погибшей семьи?

– Тогда подписывай и распрощаемся.

Я без промедления поставила свою подпись.

– А брат или родственники со стороны Ивана Сергеевича? Может быть, они захотели бы оставить ребенка себе?

Антонина рассмеялась громким голосом и, просмеявшись, поглядела на меня, как на дурочку.

– Хотя что ты можешь знать о его семье, – хмыкнула она и тяжело вздохнула. – Не нужен никому твой ребенок. Глеб и Иван, насколько я знаю, на дух не переносили друг друга, так что... теперь ты мать этой девочки.

– Вы... вы не хотите посмотреть на Надю? – спросила я напоследок, подсознательно зная на него ответ.

– Нет. Зачем мне это? Ты решила ее забрать, ты и смотри. А между нами, – она потрясла бумагами и довольно ухмыльнулась, – больше нет никаких дел и ничего общего. Прощай.

Женщина выпорхнула из палаты, оставляя за собой шлейф сладкого и приятного аромата духов, а я перевела взгляд на деньги и на копию расписки, что осталась у меня на руках. Сумма денег, указанная в документе, была далеко не та, как если бы я родила и передала ребенка настоящим родителям, но мне хватит, чтобы в ближайшие дни отправить какую-то часть матери на лекарства. Другую часть я решила оставить на лечение и операцию Наденьке. После, как все устаканится, то устроюсь на работу, чтобы держаться на плаву. Выживем.

Теперь, когда все точки были расставлены над «i», я ощущала внутри некое подобие легкости. Я не испытывала ни капли сомнения в том, что все сделала правильно. Деньги я еще обязательно заработаю и Надю поставлю на ноги, потому что счастье и любовь девочки стоили намного дороже, чем мнимые богатства Гончаровых, за которыми охотилась Антонина. Но Бог ей судья, моя совесть осталась чиста, а в сердце поселилось светлое и нежное чувство к девочке – моей маленькой дочке. 

Спустя два года           

Я редко принимала дома гостей, но Алина, моя соседка по лестничной площадке, бывало заглядывала ко мне в гости, мне же всегда было в радость с ней поболтать и отвлечься от своих мамских будней. А сегодня она вдруг ни с того ни с сего принялась звать меня с собой на какую-то тусовку.