Муж в наказание-2. Свобода любой ценой (СИ) - Лорен Лена - Страница 31

Шах обрывчатыми фразами разговаривает с кем-то по телефону о каком-то там отключении, а потом в остеклении кабины пилота я наблюдаю за тем, как буквально весь город накрывает темнотой, напоминая мне кадр апокалиптического фильма.

— Диана, дыши! Это как раз то, о чём я тебе говорил. Так и должно быть, — видя на моём лице немое безумие, Шах вновь прибегает к утешению.

Стамбул остаётся далеко позади нас. Мы пролетаем над погрузившимся во мрак портом с качающимися на волнах яхтами и паромами, и следуем дальше по курсу прямиком в открытое море. Мы находимся в небе порядка получаса. За это время я сотни раз выглядывала в иллюминатор, надеясь увидеть на горизонте не только черноту с золотым вкраплением звёзд, но и какой-нибудь мерцающий огонёк вдали, говорящий о приближении вертолёта, в котором находится Эмир.

В режиме тревожного ожидания проходит ещё полчаса. И когда кажется, что я быстрее рехнусь от ожидания, чем увижу спасительный лайнер, у меня сдают нервы.

— Это огни корабля или у меня галлюцинации? — вырывается из меня сквозь беспричинное хихиканье.

— Мы на месте, Диана. Нас можно поздравить. У нас получилось, — радости Шаха нет предела.

Глаза его блестят. В них отражаются множество огоньков, служащие нам ориентиром в этой кромешной тьме.

Пилот получает по рации разрешение. Он закладывает крутой вираж и заходит на посадку, постепенно снижая высоту над буквой «Н», расположенной на огромном плавучем городе. Размеры лайнера производят на меня сильное впечатление. В сравнении с ним, наш вертолёт кажется крохотной мошкой, садящейся на голову гиганта.

Как только полозья вертолёта касаются посадочной площадки, к нам навстречу подбегают люди. Они окружают вертолёт, чем вынуждают меня забиться в угол кабины, заставив думать, что это ни черта ещё не конец.

Голова моя кружится, затылок то и дело пронзает нестерпимая боль. От сильнейшего потрясения я едва ли не теряю сознание. В предобморочном состоянии все звуки кажутся приглушёнными, перед глазами всё плывёт. Пол подо мной раскачивается. Он становится мягким, словно я попалась в ловушку зыбучих песков. Я ни на секунду не перестаю дрожать, желая при этом стать невидимкой или обратиться в облако пыли, чтобы в итоге меня рассеял ветер.

— Нас нашли, да? Шах, нас вычислили?

Шах перебрасывает ногу через сиденье. Он перебирается из кабины пилота в пассажирский салон.

— Нет, никто и никогда нас не вычислит! — заявляет он, проявляя твёрдость духа, чего в настоящий момент я как раз лишена.

Он освобождает меня от ремней безопасности, а я продолжаю с опаской разглядывать всех этих мужчин, столпившихся у вертолёта.

— Тогда кто все эти люди?

— Это люди из состава экипажа. Они вручат нам карточки и внесут в списки, чтобы мы смогли спокойно перемещаться по судну.

— А, да? — выдыхаю я с облегчением и картинка перед глазами моментально восстанавливается.

Как-то я сразу не обратила внимание на то, что мужчины одеты в куртки с вышитой на спинах эмблемой "Александрия". Именно такое название носит лайнер.

Шах спрыгивает с вертолёта на площадку, затем помогает мне выбраться на улицу. К нам сразу же сбегается персонал лайнера, окружив нас как стая голодных гиен.

— Катерина и Демир Руссо? — спрашивает один из них у меня, держа перед собой электронную планшетку.

— Что? — моргаю я в недоумении, искоса поглядывая на своего невозмутимого попутчика. — Мы не....

— Катерина Руссо и Осман Коч, — выпаливает Шах без запинок, опережая меня, пока я не сдала нас с потрохами. Я ж не знала, что мы и здесь конспирируемся. — Демир Руссо прилетит чуть позже.

— Где ваш багаж?

— В каютах.

Мужчина помечает что-то у себя в планшете, затем на наши шеи вешают именные магнитные карточки, а дальше всё происходит как в тумане. Я не успеваю опомниться, как вертолёт уже поднимается ввысь и улетает, скрываясь в темноте ночного неба. Шаху вручают какие-то буклеты, затем он получает инструкции о местонахождении наших кают, о мерах безопасности, после чего члены экипажа разбредаются кто куда. Шах не принял предложение проводить нас до кают, сославшись на то, что нам необходимо подышать ещё свежим воздухом.

— Шах, я не могу поверить. Неужели это всё? — проговариваю я с одуховторённой улыбкой на лице, едва шевеля обветренными губами. — Неужели Рифат остался в прошлом?

— Похоже на то, — отзывается он почти неслышно.

В реальность происходящего и впрямь верится с трудом. Казалось, я получила то, о чём грезила последние полгода. Сбылось моё самое сокровенное желание, но я не могу поверить своему счастью. Для полного счастья мне определенно чего-то не хватает, а пока это чувство какое-то неполноценное.

Я смотрю в небо, пристально разглядываю линию горизонта под туманной дымкой и размытые очертания гор вдали. Там я ищу малейшие намёки на мигающие огоньки, а их всё нет и нет.

Ветер срывает мой капюшон, развеивает волосы. Я пошатываюсь из стороны в сторону, поскольку то ли от пронзающего холода, то ли от усиливающейся тревоги я не чувствую ног. Я ни на миг не могу заставить себя успокоиться. Головой соображаю, что всё наконец-таки позади, но что-то не даёт мне расслабиться и в полной мере распробовать вкус свободы. 

Шах отвлекает меня от бесцельного разглядывания пугающего чёрного неба. Он подхватывает меня под руку и мы спускаемся по металлической лестнице на нижнюю палубу, где мне становится значительно теплее, но не везде. Сердце почему-то затягивается льдом, постепенно превращаясь в глыбу.

Укрывшись от ветра под перекрытиями, я без остановки втягиваю в себя прохладный солёный воздух. Он пробирает меня до костей, но надышаться я всё равно не могу.

— Куда мы сейчас идём? — интересуюсь я, семеня мелкими шажками вдоль ограждения, за которыми колеблются волны.

— Нам надо разместиться в каютах. Тебе следует отдохнуть, набраться сил. Впереди долгий путь, — отвечает Шах, подстраиваясь под мой шаг.

— А куда плывёт этот лайнер?

— В Барселону. Это конечная твоя остановка. Я сойду в порту Александрии, а ты отправишься до Испании.

Замедляю шаг, а потом торможу резко. Шах тоже вынужден притормозить.

— Я? Ты хочешь сказать, что я поплыву до Барселоны одна? — верещу я очень громко, что самой противно слышать.

— С чего ты взяла, что останешься одна? Не одна. Ты будешь с Эмиром, — распинается он предо мной, снова ловит за запястье и стискивает в тугом кольце своих пальцев. — Если всё пойдёт по плану, то я останусь в Египте, а вы отправитесь дальше. Отдохнёте, приведёте себя в порядок. На мир, в конце концов, посмотрите!

Звучит очень даже ничего, но есть то, что смущает меня и с чем я мириться не готова.

Я с силой выдёргиваю свою руку, не желая мириться с дальнейшей перспективой остаться в одиночестве. Сейчас я больше похожа на избалованную девчонку, намеревавшуюся закатить скандал на пустом месте. 

Если вспомнить, то ещё неделю назад ради желанного покоя я готова была обречь себя на вечное одиночество. Мне не нужен был человек, в ком я могла бы найти своё утешение. А сейчас в одиночестве я могу видеть лишь бессмысленность своего существования, несовершенство мира и бесплодность всех приложенных усилий.

Слёзы скатываются по моим щекам от всех этих мыслей, но моментально застывают и высыхают. Мне не приходится даже скрывать их.

— Ой, не... Я не пойду дальше, пока своими глазами не увижу вертолёт, — я отчаянно мотаю головой, всхлипываю. — Шах, я не сдвинусь с этого места, пока Эмир не прилетит сюда. Я не останусь здесь одна! Я не могу!

— Уверяю тебя, Эмир совсем скоро уже прилетит, — замечаю нервоз в его голосе.

Он тоже устал от непрекращающегося бардака, тянущегося по пятам за мной и Эмиром. Он устал и от меня в частности. Я как нельзя лучше понимаю его, но ничего поделать с собой не могу. Мне до чёртиков страшно оставаться одной в чужой стране, где может произойти всякое.