Ненависть и другие побочные эффекты волшебства (СИ) - Оболенская Ася - Страница 33

Пока мы завтракаем, собираемся и едем к старейшинам, Вадим не устает повторять те правила, которые я уже слышала несколько десятков раз.

Не спорить, не перебивать, не конфликтовать. Соглашаться. Кивать. Помнить, что мы во всем разберемся.

Инструкция такая, что лучше не придумаешь, но я все равно чувствую себя отвратительно, когда сажусь в машину.

— Ты запомнила?

Тут даже идиот запомнит, зачем спрашивать в сотый раз?

Я поворачиваюсь к парню, смотрю на него и понимаю — он ведь тоже нервничает. Конечно, даже виду не показывает, но я абсолютно, железобетонно уверена в том, что и у него на душе все совсем не спокойно.

— Да. — пререкаться нет ни малейшего желания. Даже язвить не хочется.

— Вот и супер. — парень кивает и отворачивается, смотря теперь на дорогу.

— Только вот возможно, я буду выглядеть слегка нелепо в джинсах… В администрации то…

— Лин, мы не туда едем.

Последняя фраза Вадима прозвучала как гром среди ясного неба. В принципе, в ней не было ничего странного. Ну, не туда и не туда, какая разница, но я почему-то напряглась еще сильней. Словно здание администрации за время моих магических приключений уже успело стать некой зоной комфорта. Если о месте, где тебя хотели убить, можно говорить, как о зоне комфорта.

Хотя, где меня убить или покалечить только не пытались…

Вадим паркует машину перед пафосным рестораном. Нет, даже не так. Перед самым пафосным рестораном города. Ну, конечно…

Не в силах сдержать эмоции, фыркаю. А чего я ожидала? Хорошо еще, что в администрацию президента лететь не пришлось.

Поправив футболку, делаю медленный глубокий вдох, затем неспешно выдыхаю и открываю дверцу, впуская в салон теплый воздух.

Вопреки моим ожиданиям, Вадим не держится на расстоянии. Он дожидается меня, берет за руку и лишь затем, когда накрепко переплетает мои пальцы со своими, ведет в сторону главного входа в ресторан.

А дальше начинается какая-то карусель из лиц, силуэтов, ощущений. В этом ресторане сейчас собрано такое количество силы, что в некоторые моменты становится страшно. В те моменты. Когда меня отпускает ужас.

Помимо трех уже знакомых мне старейшин, я впервые вижу еще человек двадцать. Все они — сильнейшие колдуны и колдуньи, которые с гордой осанкой восседают на своих местах за столиками, изучая меня как музейный экспонат.

Чувства сложно описать словами. Они отвратительны. Серьезно, просто все оттенки отвратительности. Как будто тебя рассматривают под увеличительным стеклом, как результат какого-то сомнительного эксперимента.

Я, кажется, здороваюсь с Александриной, которая успевает заметить, что Вадим держит меня за руку. Ее взгляд в этот момент — еще один оттенок отвратительности, но я стараюсь об этом не думать. Я вообще стараюсь ни о чем не думать. Как показала практика, это вполне нормальная стратегия.

В какой-то момент мне приходится выпустить ладонь наставника, который занимает свое место за столиком, и взойти на сцену, где в обычное время играет оркестр с живой музыкой. Сейчас же кроме меня тут никого нет.

Ощущение того, что я цирковая обезьяна на манеже усиливается в несколько тысяч раз. Зрители-старейшины смотрят на меня голодными глазами. От этого все внутренности переворачиваются. Сердце колотится, как бешеное.

Но все затихает, когда пространство пронзает спокойный голос Александрины.

— Уважаемые старейшины, мы готовы начать.

Получив от собравшихся единогласное одобрение, Александрина начала официальную вступительную речь. Как я ни пыталась сосредоточиться на ее словах, ничего не получалось. Картинка перед глазами плыла, категорически не желая становиться четкой. За последнюю минуту я уже несколько раз ущипнула себя за запястье, чтобы хоть как-то попытаться прийти в чувство. Помогало сомнительно, но это лучше, чем ничего.

В голове помимо раздражающего шума, в который превращается речь старейшины, раз за разом повторяются инструкции Вадима. Как будто он записал их на кассету где-то у меня в памяти и поставил воспроизведение на репит.

В его инструкции только одно упущение — мы совершенно не обсуждали тот вариант, в котором от волнения я просто упаду в обморок. Интересно, мое бесчувственное тело будет в состоянии выполнять просьбы (или же правильнее было назвать их приказами?) Александрины?

От этих мыслей голова в очередной раз начинает кружиться, и я уже тянусь кончиками пальцев к запястью, где уже наверняка появился заметный красный след, когда по телу вдруг разливается тепло.

Я без труда могу определить его источник — руна, нанесенная на кожу на несколько сантиметров выше того места, куда я уже привыкла себя щипать.

Пелена перед глазами, наконец, рассеивается, я вижу мир четко и ясно. Голова перестала кружиться, и я осматриваю зал, ищу глазами одного единственного человека. Испытываю такое облегчение, поймав взгляд его темных глаз, что словами описать сложно.

Нет никаких сомнений в том, что причина моего спокойствия именно Вадим. Опять балуется чем-то незаконным. Точнее, использует лазейки в законах, как сказал бы он сам, выжимает максимум из нашей странной связи.

Когда колдун едва заметно кивает, я с трудом сдерживаю улыбку. Нет уж, улыбка точно будет перебором в данной ситуации, абсолютно неадекватной реакцией. Поэтому вместо нее я просто одариваю Вадима долгим взглядом, пытаясь вложить в него всю свою благодарность, а затем поворачиваюсь к Александрине.

Теперь смысл ее слов понятен. Условия ясны. Действие за действием, начиная с элементарного, усложняясь с каждым новым заданием, я выполняю ее команды. Я не испытываю трудности с переносом подноса полного хрупкой посуды на противоположный край зала, мне легко удается внушить официанту наполнить бокал старейшины шампанским. Учитывая то, что весь персонал заведения и так больше напоминают послушных марионеток, нежели живых людей, я бы даже сказала, что с неодушевленными предметами пришлось приложить больше усилий.

Я совершенно не ожидаю, что когда-нибудь моим испытаниям придет конец, но не особо переживаю по этому поводу, Вадиму удалось успокоить мои разбушевавшиеся эмоции, местами даже отключить их. Сейчас я представляю собой если не эталон сосредоточенности, то, по крайней мере, что-то недалекое от него.

— Пожалуй, хватит. — голос Александрины рассекает пространство, и я с удивлением перевожу взгляд с аквариумной рыбки, которая была целью моего последнего задания, на старейшину. Наверное, я смотрю на нее с нескрываемым удивлением, потому как она теперь уже медленно поясняет. — На этом все. Думаю, старейшинам достаточно информации для принятия решения.

Я действительно удивлена. Еще несколько минут назад я и не думала, что этот театр одного актера когда-нибудь закончится, и вот теперь все. Финал. Кажется, я сделала все, что от меня зависело, теперь оставалось только ждать.

После того как старейшины вновь единогласно поддерживают решение Александрины, блондинка приглашает меня спуститься со сцены и ведет за собой по служебному коридору. Она останавливается перед дверью, на которой нет ни единого опознавательного знака, распахивает ее и жестом приказывает войти.

Не спорить.

Я не спорю, киваю и прохожу в кабинет.

— Я вернусь после того, как закончится обсуждение. — безэмоционально сообщает старейшина и закрывает за мной дверь.

Соглашаться.

Ладно, подождем.

Я поворачиваюсь и осматриваю кабинет, который, судя по всему, принадлежит кому-то из руководства ресторана. Здесь, как и в зале, все так и светится роскошью. Мебель, ковры, ди…

Я едва успеваю бросить взгляд в сторону дивана, как тут же отшатываюсь к двери и закрываю рот ладонями, чтобы от шока не закричать.

Потому что на диване с абсолютно стеклянными глазами, не шевелясь и очень медленно дыша, сидит мужчина в деловом костюме.

Спокойствие, которое связью поддерживал во мне Вадим уже успело рассеяться. То ли мы слишком далеко друг от друга, то ли здесь это было невозможно. И теперь мне страшно. По-настоящему страшно, словно я смотрю на оживший кадр из фильма ужасов.