Лич на стажировке. Часть 1 (СИ) - "Алаис" - Страница 33

— А сам, значит, вмешаться не мог? Или тебя в происходящем все устраивало?! — если мысленно можно кричать на собеседника, то именно это я и делала.

— Не устраивало. С самого начала не устраивало. С того момента, как ты сломала эту пластинку, которую непонятно зачем вообще взяла, — в голосе подселенца послышались гневные нотки. — Но тебя не поймешь. Вмешиваюсь — не нравится. Не вмешиваюсь — не нравится. Ты уж будь добра, определись, чего тебе вообще от меня надо.

На смену вспыхнувшей злости пришла пустота. Я снова была во всем виновата и, самое противное, в словах подселенца ведь была толика правды. Я спрашивала его, что делать мне, но не просила помочь. Вот только сам Альд, до этого так охотно перехватывавший управление моим телом по поводу и без, вел себя подозрительно... пассивно. И эта передача контроля не по его, а по моей воле... Что-то снова изменилось, и я опять не могла понять — что именно. И такое ощущение, что подселенец и сам нервничал по этому поводу. Хотя, может, мне просто так хотелось думать. Тем временем Альд вернул мне управление телом, и сопутствующая этому боль встряхнула меня до последней косточки.

— Ты промахнулась улицей, — голос подселенца стал раздражающе ровным и безэмоциональным, — ближайший поворот направо, и за первым перекрестком дом будет по левой стороне.

Звенящая тишина в голове сопровождала меня на всем пути. Молчал подселенец, молчала и я. Не знаю, о чем он думал, но у меня на размышления не осталось ни сил, ни желания.

А увидев на пороге дома встревоженную Линс, я поняла — похоже, что-то случилось.

Чужое тело с сохранившейся душой владельца напоминало Альдауару гостевые покои. Вроде бы ты волен в них делать все, что заблагорассудится, но пристальный взгляд хозяина при этом то и дело сверлит затылок. И хорошо еще, если молча.

Чужие впечатления, мысли, чувства, эмоции... Они запутывали, сбивали с толку, не давали сосредоточиться и сохранить хотя бы крохи того благословенного равновесия, которое помогло ему не сойти с ума за столетия бестелесного одиночества. Умерев дважды, Альдауар не питал иллюзий относительно собственной эмоциональной и, возможно, даже душевной полноценности. Обычному человеку и одной-то смерти с головой хватало, чтобы необратимо измениться. Об этом его предупреждал когда-то Суртаз, рассказывая, насколько холодными и безэмоциональными были личи его родного мира. Они ничего не испытывали, лишь имитировали какие-то эмоции и чувства, если это требовалось для взаимодействия с живыми. И то, не всегда.

Как же Альдауар этого хотел... Примерно так же, насколько и боялся.

Тогда он считал свою эмоциональность наиболее серьезной помехой в достижении могущества. Но, глядя на Суртаза, понимал, обратная его сторона — пустота и холод посмертия. Первый Некромант ни о чем не сожалел, ничего не боялся, никому не сочувствовал, не испытывал ни горя, ни радости. И от этого могущество его было практически осязаемым. Альдауар же, как первый его ученик, чувствовал себя обязанным оправдать ожидания великого наставника и стать если не равным ему самому, то лучшим из лучших последователей.

Только не вышло. Эмоции и чувства никуда не делись. Притупились, исказились, но остались с ним даже после второй смерти.

Шиз стала его вторым шансом. Хрупкая, неопытная, смертельно раненая девчонка, которую каким-то неведомым чудом выбросило из портала посреди пустыря. К месту, где его прокляли на вечное заточение. Казалось бы, бери и пользуйся. К любому телу можно привыкнуть, если задаться целью. Но он не смог. Пожалел — всего на миг. И упустил свой шанс, не сумев вовремя избавиться от чужой души и занять ее место. Стал всего лишь подселенцем, все могущество которого позволяло лишь на короткое время перехватывать контроль над телом этой недоучки. Жестокая ирония.

И все же, чужое тело с сохранившейся душой владельца напоминало Альдауару темный чулан, в котором можно было спрятаться от родного мира, ставшего совершенно чужим. Язык практически тот же, магия — тоже, в принципе. Правда, появились новые, не знакомые ему заклинания. Но по-настоящему могущественной магии, способной поспорить с его собственной, он еще не видел. При попытке кратко охарактеризовать свои ощущения от увиденного чужими глазами в голове возникало единственное слово — упадок. Везде и во всем. Одно было хорошо: хозяйка тела ощущала себя в посмертной форме достаточно вольготно для того, чтобы он смог спокойно понаблюдать за происходящим, изучая и запоминая.

Вот только не все результаты этого наблюдения оказались приятными.

Обожествление Суртаза не стало прямо-таки потрясающей воображение новостью. Многие поклонялись Первому Некроманту еще тогда, когда он был среди людей. Встреченный девчонкой лич-жрец Альдауару совершенно не понравился. Хотя бы потому, что в священной посмертной форме некроманты были выше этого. Должны быть выше, так как сами являются полубогами, если уж на то пошло. Но это мнение он предпочел держать при себе, впрочем, не без одобрения отметив, что мысли Шиз на этот счет не слишком отличались от его собственных.

Куда более болезненным, возмутительным, немыслимым оказалось другое открытие... Они сдержали свое слово, поклявшись, что вычеркнут его имя из всех летописей, из самой памяти людей. Будто его никогда не существовало. Все, что тогда ему оставалось — смеяться им в лицо. Он верил, что они не посмеют. Что Суртаз не допустит этого. Что такого просто не может быть, ведь он, Альдауар Никтур Неззерак Рихс, потомственный маг-целитель и лучший ученик Первого Некроманта столько сделал для людей как при жизни, так и в посмертии...

Как же он ошибался. Недооценил, на что оказалась способна обычная человеческая зависть.

И теперь Альдауар наблюдал за миром, который его не помнит, магическим зрением девчонки-лича, которая толком ничего не умеет. Развивать способности Шиз, пока на это есть время — определенно было необходимо. Ее тело ему еще пригодится. Узнать о том, что произошло с остальными учениками Суртаза, тоже стоило. Хотя бы для собственного спокойствия. И чтобы понять, что делать дальше.

Вот только время было не на его стороне. И в любой момент Альдауар мог предстать перед выбором, в котором ни один из вариантов его не устраивал. Но альтернатива была. И для нее следовало всего лишь совладать со строптивой девчонкой, неожиданно научившейся перекидывать ему контроль над телом. А еще — упрятать поглубже проклятую жалость, раз за разом мешающую ему быстро принимать неприятные, но необходимые решения.

Чего только стоил глупый, бессмысленный порыв — оставить в живых мальчишку-чернокнижника. Его смерть решила бы сразу несколько проблем, но... Момент был упущен. Впрочем, если он проболтается, лич-жрец наверняка лично убьет его за святотатство. Возможно, так будет даже лучше.

Пока же следовало сосредоточиться на другом...

— Суртаз великий, за что мне это все?

— Ты что-то сказал? — наблюдая за тем, как встревоженность на лице Линс сменилась явным облегчением, я лишь краем сознания уловила какую-то фразу подселенца с упоминанием Суртаза.

— Тебе показалось, — безэмоционально отозвался Альд.

Что ж, показалось, так показалось. Мои ощущения будто бы раздвоились — с одной стороны я восприняла ложь подселенца совершенно спокойно, с другой же — сама удивилась своему неожиданному спокойствию и тому, что вообще распознала в словах Альда вранье. Могло же действительно показаться.

— Он тебя проклял, если ты не заметила.

— Тид?

— Да. Что-то рассеявшее твое внимание и замедлившее реакцию.

— Солнышко из-за тучек выглянуло, значит... — я снова толком ничего не ощутила. Даже обиды. Мое внимание заняла устремившаяся навстречу Линс.

— Это была шутка.

— У тебя отвратительное чувство юмора.