Третьего не дано (СИ) - "ТиссОль" - Страница 9

- Прости меня, Марь! Прости…

Я сидела на лавочке, глядя на склонённую тёмную кудрявую голову и не знала, что ответить. Я любила своего Димку. А он? Любил ли он меня? Ведь, если любишь, то делишь с любимым человеком всё! Если это действительно любовь, то люди существуют как одно целое, доверяя друг другу и разделяя все радости и горести. Получается, что вот так думала только я, но не мой муж. Он не посчитал нужным мне всё рассказать и поделиться со мной этой его тайной. Почему он мне врал почти три года, скрывая вторую семью? Если бы он меня любил, разве не рассказал бы мне всё? Не думаю, что он очень боялся моей реакции на его признание. Если бы он …. Возможно всё было бы иначе, а теперь … Как мне теперь жить без него, зная, что у него есть другая, с которой он поддерживал отношения всё это время. А ещё и ребёнок … Он говорит, что это не так. А как?

- Если бы я ещё до свадьбы всё тебе рассказал, или после, когда она ко мне заявилась… Ты бы простила? – он поднял голову и посмотрел на меня своими потемневшими как грозовое небо глазами, затягивая меня в этот омут.

А я… я не знала, что ответить. Я не могла сейчас сказать, какая бы у меня была реакция на его признание тогда. Скорее всего, никакой свадьбы не было бы. Хотя, всё ведь и произошло ещё до официальной росписи, но мы уже с ним были парой, готовящейся к созданию семьи. А то, что произошло, ничто иное как измена. Для меня так точно!

Если тебе изменяют прямо перед свадьбой, то зачем создавать семью с этим человеком?

Возможно, узнав я всё это тогда, мне бы не было так больно. Я бы, наверное, поступила так же, как и сейчас. Тогда, три года тому назад, когда мы ещё не так привязались друг к другу, наверное, мне было бы проще всё закончить. А так ли легко разорвать всё в самом начале? Я этого не знаю, но знаю, что сейчас это не просто. Как же всё-таки больно, когда уже врослись друг в друга, вот так его отрывать от себя. Но я не могу поступить по-другому. И тогда бы тоже так же поступила. И теперь даже уже не важно чей это ребёнок. Важно другое – доверие. А его теперь уже не будет.

- Можешь не отвечать. Всё и так понятно, - как-то с надрывом произнёс Димка. - Это всё, да? Всё кончено?

Я отвернулась, пытаясь скрыть подступившие слёзы, но не смогла их удержать.

И они, крупными хрустальными каплями, падали мне на щёки, каждый раз, когда я закрывала глаза, пытаясь избавиться от накопившейся влаги.

Я всё-таки не выдержала и заплакала. Не сдержалась. Опять. Что ж я такая слабачка! Я же решила быть сильной и … Не смогла…

- Марьюшка, прости меня, прости. Я всё исправлю, я всё сделаю, чтобы ты ни попросила, только прости меня, - шептал муж, собирая губами солёные хрустальные горошинки – осколки нашей семьи.

А у меня даже не было сил отстраниться. Я просто сидела и позволяла ему меня целовать, запоминая эти последние моменты – минуты перед расставанием, перед финальной точкой.

Затем, я всё же попыталась оттолкнуть его, но … Куда там! Он сгрёб меня, крепко обнимая и сажая себе на колени, укачивая как ребёнка, а я никак не могла остановиться, обильно поливая его светлую рубашку слезами.

Мы так и сидели какое-то время, ничего не говоря, пока я не успокоилась. Затем, я попыталась освободиться от его объятий и слезь с колен, но он не отпускал, лишь слегка ослабил объятия.

- Пусти, Дим. Я пойду в дом, а ты возвращайся к себе, - попросила я охрипшим от рыданий голосом.

Он отпустил меня и я, наконец, встала, немного отошла и, обернувшись, сказала:

- Я подала на развод и … заеду за вещами на неделе или...

- Нет! Марь, пожалуйста! Нет, только… Нет, Марь! – он бросился ко мне, опять упав на колени и обхватив ноги руками, не давая мне сделать и шага.

Он что-то ещё говорил, но мне уже было всё равно. Всё уже было сделано – давно. Ещё тогда – в прошлом. А прошлое не изменить. Оно так и останется той ошибкой, недосказанностью, враньём. Большой грязной кляксой, уже внесённой в историю нашего брака, которую никогда не стереть. Всё уже сделано…

Я попыталась оторвать его руки, но тщетно.

- Дим, отпусти. Я тебя уже отпустила. Иди, к твоей семье, у тебя там ребёнок, а он ни в чём не виноват. Подпиши всё что нужно, нет смысла затягивать. Пожалуйста, не мучай меня. Если ты ещё хоть что-то ко мне чувствуешь, не препятствуй и не тяни с разводом.

Он поднял на меня глаза, такие … Лучше бы я не смотрела. Вот опять…

- Дим, пожалуйста, мне надо уйти. И … давай не будем видеться ни до, ни после развода. Мне … слишком больно.

- И мне, мне тоже очень больно, я не смогу без тебя, я же …

- Вот поэтому, давай уберём эти визуальные и звуковые раздражители. Проще будет всем, поверь мне.

Он медленно ослабил захват и отпустил меня. Я развернулась и направилась к дому, ускоряя шаг и не оборачиваясь. У меня не было сил даже сказать прощай. Я только и могла войти в дом, ничего не говоря родителям, пройти в свою комнату и упасть на кровать, рыдая уткнувшись в подушку.

Что делал Димка, ушёл ли или остался, я не знала. Я оплакивала свой такой счастливый и такой скоротечный, и так некрасиво закончившийся брак. Действительно брак! И трёх лет не продержался! Начался со лжи и закончился таким болезненным разрывом. А так всё хорошо начиналось. Любовь с первого взгляда! Раз и на всегда! У меня… А у него? За что он так со мной, с нами? Вот и всё.

Я проплакала всю ночь. Не помогали даже мамины успокаивающие средства. Утром в понедельник я была такой разбитой и «красавой», что пришлось позвонить и взять два дня отгулов, потому что, из-за проведённой ночи в слезах, я чувствовала себя так плохо, что вряд ли смогла бы смотреть в монитор, не говоря уже о что-нибудь вообще видеть и что-то делать.

У меня было два дня на «успокоиться и привести себя в порядок», чтобы доработать до отпуска две последние недели, а потом … А потом у меня не было… Или было. Я не знала. И не представляла своё потом без него. Но я справлюсь, наверное …

Дмитрий Ильинский смотрел вслед уходящей жене, запоминая каждое движение, каждый жест, каждую деталь. Ему это было жизненно необходимо, потому что казалось, что с её уходом уходили все краски, радость и счастье его жизни, все его силы, вдохновение, мечты, планы – абсолютно всё. Поэтому он и стоял, глядя как уходит его любимая женщина, пока ещё жена, единственная любовь – его жизнь, его Марьюшка. Настоящая или прошлая – не важно. Важно то, что ещё не всё потеряно. Остается ведь ещё и будущее. И за это будущее, их общее будущее, он готов бороться – сейчас – в настоящем.

Он знал, что не сможет так же просто отпустить её навсегда из своей жизни, как только что отпустил в дом её родителей. Он просто сделал то, о чём она его попросила – убрал визуальный и звуковой раздражители.

Ему было больно видеть её уход, но он ей сделал гораздо больнее своей ложью, хотя, на самом деле он не обманывал, просто не говорил.

А разве недосказанность — это ложь? А разве сокрытие правды может считаться обманом?

Он никогда ей не изменял в браке и это была чистая правда. И никогда не врал, просто не говорил – не всё говорил. Для неё это ложь, а для него спасительное молчание. Не помогло. В этот, первый раз не помогло. Во второй раз он такого не допустит, а третьего не будет.

А измена? Можно ли считать то, что произошло до свадьбы изменой? Она считает, что да, а он … А он даже и не помнил, как изменял! Если бы не визит Ирины чрез месяц после его свадьбы, он бы и не вспомнил. И что теперь делать? Что-то нужно делать. Пока он ещё не знал, что конкретно и как, но то, что слова Марьи попали в цель, он уже это понимал и осознавал. Марья была права в том, что он повёл себя как маленький – поверив и согласившись на всё, что ему предложила Ирина. Тогда он боялся, что Марья всё узнает, а теперь …. А теперь он сам собирался всё узнать. Узнать и проверить то, что нужно было сделать ещё тогда.