Петр Романов. Второй шанс (СИ) - "shellina" - Страница 32

Я поднял пистолет вверх и сделал шаг к барьеру. Вытянув вперед руку, я понял, что пистолет идеально лежит в руке и не такой тяжелый, как был у меня в прошлой жизни. Руки не дрожали, голова была ясная. Я ждал, когда прозвучит отсчет времени, чтобы нажать на курок.

Глядя на Долгорукого, который все же обрел потерянную при виде Изиды Петровны смелость, я думал только о том, что проиграть ему просто не позволю. Слишком крепка была обида, нанесенная мне его двойником. Ванька усмехался, уверенно держа пистолет твердой рукой.

Внезапно раздался громкий звук часов, начавших отсчет. От неожиданности я вздрогнул, но тут же собрался, отсчитывая вместе с часами секунды. На десятом ударе мы одновременно выстрелили.

Когда дым от выпущенной пули рассеялся, правда, я не помнил, чтобы такое вообще должно было быть, скорее всего сработали чары, наложенные на оружие, к нам подошли наблюдатели и секунданты.

Изида Петровна окинула меня быстрым взглядом, кивнула, не зафиксировав повреждений, и подошла к Долгорукому, который тоже стоял целый и невредимый, без единой царапины. Я нахмурился, ведь раньше никогда не промахивался, а тут вообще не пойми куда выстрелил. Я опустил руку и внимательно оглядел пистолет, даже в дуло заглянул. Никаких явных дефектов видно не было, чтобы так исказить выстрел.

— Второй заход! Прошу секундантов зафиксировать, что ни один из дуэлянтов повреждений не получил. — Прогремел недовольный голос моего наставника по домоводству и соответственно наблюдателя. Миних вот вообще, судя по всему, участия в дуэли не принимала. Просто стояла в стороне и смотрела, полностью соглашаясь с действиями своей коллеги. — Спрашиваю еще раз, не хотите заключить перемирие? Ну, если нет, то к барьеру! — рявкнула она, не дождавшись ответа.

Я снова поднял пистолет и под первый удар наколдованных часов вытянул руку, глядя не своего противника.

В этот раз я смог выстрелить первым, по крайней мере, вместе с десятым ударом прозвучал только один выстрел, и только после секундной заминки второй. Я не получил никаких повреждений, по крайней мере, не ощутил этого. Раздался злобный рык и отборный мат Изиды Петровны. Дым еще толком не успел рассеяться, как наставница разъяренной фурией пронеслась мимо меня. Барьер исчез, и я понял, что могу передвигаться в пределах стадиона и без какого-либо разрешения со стороны наблюдателей.

Я уверенной походкой подошел к своему противнику, с удовлетворением отмечая небольшое кровавое пятно, разливающееся на его шелковой рубашке в районе сердца.

— Я победил, Иван, — ровно произнес я, глядя на его недоумевающее лицо. Он не смотрел на меня, глядя на стоявшую рядом со мной Изиду Петровну, которая скрестила руки на груди и сжала губы, буквально прожигая взглядом Долгорукого.

— Вот это он тоже попал, — философский протянул Петр, а я только после этого высказывания заметил, что в районе животе наставницы через одежду проступили небольшие капельки крови. — Думаю, дуэль, этот придурок запомнит надолго. Он явно будет страдать, как и его секундант, и его родители тоже, за то, что вообще произвели его на свет. И, Петька, если ты не хочешь составить им компанию в страданиях, лучше давай свалим отсюда, да поскорей.

Я обернулся и увидел, как Ева Карловна бочком-бочком начала двигаться к выходу со стадиона. Ее маневр повторил Карамзин. Я же решил, что нельзя пренебрегать вполне приличными советами, и поспешил ретироваться со стадиона.

Я осознал, что такое настоящий триумф, когда вошел в столовую на завтрак, на который в кои-то веки успел попасть. В столовую я пошел, забежав только переодеться, потому что измененная Изидой Петровной шелковая белая рубашка совершенно не хотела меняться, оставаясь белой и шелковой. Для меня самого это было нормально, у меня похожие рубахи были, только пошире, и кружев побольше, но в школе так ходить вне выходных было не принято.

В комнате никого не оказалось. Карамзин, похоже, вообще не заходил, сразу же сбежав в направлении столовой, благо одет он был в школьную форму. Сусанина тоже не было. Уж не знаю, куда он делся, Иван передо мной не отчитывался. Он вообще вел себя со мной, как с дитем неразумным, за которым надо сопли подтирать. Я пока не определился, как к нему относится, посмотрим, что он придумал для выполнения заданий. К озеру, понятное дело, я один пойду, если у меня и есть какой-то шанс, то только в таком качестве. Еще придумать надо, как избавиться от помощника, но вот конкретно сейчас это не главное. Так что от Сусанина зависит охота на магическую пантеру, которые, судя по источникам, давно вымерли.

В столовую пришел с комфортом. Время было еще раннее и только-только начали собираться ученики на завтрак. Так что я сумел без очереди набрать еду и даже сел за стол, не в проходе, а у стены, подальше от любопытных глаз. Буквально через пять минут столовая начала заполняться народом, тишина сменилась гулом, прерываемым иногда взрывами хохота, а еще через пять минут вошел бледный Ванька, который словно ростом меньше стал. Уж не знаю, что с ним делала наставница по домоводству, но я ощутил чувство глубокой благодарности к Петру, так вовремя посоветовавшему мне убраться с места побоища.

Вот тут-то я и ощутил такое незнакомое мне чувство триумфа. На меня самого, к слову, внимания практически никто не обращал. Все внимание было приковано к Ивану Долгорукому, которого только самый последний первокурсник не похлопал по плечу, поздравляя с выстрелом года. Ванька периодически огрызался, но то чувство собственного превосходства, из-за которого так хотелось ему в глаз дать, пропало, словно и не было его вовсе. Только вот взгляд, который он бросал на меня, почему-то мне не понравился, слишком уж откровенная в нем ненависть проскальзывала, и, самое главное, я прекрасно понимал, что она вовсе не из-за дуэли в Ваньке поселилась. Интересно, в чем-дело-то? Надо бы разузнать потихоньку, потому что каким злобными и мстительными тварями могут быть Долгорукие, я, к сожалению, не понаслышке знаю.

Но вот прямо сейчас я понял то, про что мне говорил намедни Митька Карамзин: в школах закрытого типа что-то сохранить в тайне было невозможно и уже к середине завтрака о нашей феерической дуэли знала вся школа без малейшего исключения.

— Ну что же, поздравляю, — я обернулся и посмотрел на Долгова, подошедшего к моему столу совершенно неслышно, который в это время поздравлял меня совершенно серьезным образом. Наставник протянул руку, на которую я сначала посмотрел с некоторым недоумением, но потом память Петеньки дала подсказку, и я осторожно протянутую руку пожал. Какой интересный обычай, и сразу показывает отношение собеседника к тебе, все-таки в моем мире вот так трогать друг друга обнаженными частями тела, пусть это всего лишь руки, считалось неприличным.

— Почему он так сильно промахнулся? — я внимательно смотрел на наставника, отмечая, что лицо у него посерело и несло отпечаток огромной усталости. С чем или с кем он бился, чтобы довести себя до такого состояния? Собственно, я и не хотел задавать ему такой вопрос, ну откуда Долгов мог что-то знать, если его и близко к стадиону в момент выстрела года не было?

— Понятия не имею, — он устало протер лицо руками, совершенно не стесняясь того, что этот жест — проявление слабости, показывающий, что Долгов — это все же человек, а не механизм для убийства. — Долгорукий уже со второго курса вызывал по поводу и без всех, кто по какой-то причине вызвал его неудовольствие. И да, стреляет он отлично. Скорее всего его мысли были настолько погружены в мысли о нашей несравненной Изиде Петровне, что защита приняла это как сигнал к действию, то есть решила, что истинная цель — это она, а ты, ну, не знаю, ее секундант. Эта защита основана на психологическом настрое участников дуэли. Вот ты явно хотел его прибить, хотя, на чем основывается твоя неприязнь, лично мне не совсем понятно. Долгорукий тебя старше, его клан относится к десятку влиятельнейших, он клановый князь все-таки, особа, приближенная к императору. Вы нигде не могли пересечься даже теоретически, а вот нет, как-то пересеклись. Мне-то плевать, я в клановые разборки не лезу, мне и так неплохо живется. Но как наставник школы я обязан следить за порядком, а тут что-то я порядка не предвижу, и это меня напрягает. — Он снова протер лицо. — Также я отлично знаю, что ты мне не расскажешь про свои отношения с Долгоруким. Если только тебе удастся свое зелье приготовить, а я сумею у тебя немного утащить, — он усмехнулся. Веселые у меня наставники все-таки, куда там Остерману.