Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 42

В общем, о визите сотрудника ВУОАП я попросил Вадима особо не распространяться. Ни к чему, чтобы по институту поползли слухи обо мне не столько, как об авторе песни, сколько как о барыге от музыки. Полине я тоже ничего говорить не стал, скажу — когда посчитаю нужным.

За следующую неделю… Вернее, восемь дней, произошли два важных события. Первое — мы с Вадиком успешно сдали два экзамена. А второе — дело с Язовскими покатилось по рельсам правосудия. Младшего вызывали на допрос, чем он закончился — пока неясно, Полину в известность не ставили. Самое же главное, что, как мне по секрету сообщил Борисов, у Язовского-старшего на работе возникли некоторые проблемы. Им заинтересовался не только Комитет партийного контроля, но и ОБХСС. Оказывается, до борцов с хищениями соцсобственности уже давно доходили сигналы о некоторых коррупционных схемах, позволявших Виктору Николаевичу увеличивать собственное благосостояние даже на ниве идеологии — для кое-кого комиссия для получения визы или разрешение на ту же туристическую или иную поездку в капстрану становилась формальностью. Но вот команда «фас» поступила, и ребята взялись за дело с полной самоотдачей. Даже вроде Комитет госбезопасности подключился.

Мне даже на какой-то миг стало жалко семейку Язовских, но я быстро справился с приступом сочувствия. Нет уж, давить до конца, чтобы впредь другим неповадно было.

Пришло между делом письмо от Серёги Зинченко. Тот писал, что «Ах, какая женщина» — самая популярная песня в их ресторане, её за вечер раз по пять заказывают, а то и больше. И что они официально отчисляют проценты за её исполнение, так что скоро я стану миллионером. Это он, конечно, в шутку написал, но в каждой шутке, как известно…

И вот настал день, когда я заявился в сберегательную кассу, сунул в окошечко сберкнижку и паспорт, а в ответ от сотрудницы услышал:

— Евгений Платонович, на ваш счёт поступило в общей сумме семьсот сорок три рубля тридцать восемь копеек. Снимать будете?

— Э-э-эм…

В моём мозгу почему-то всплыли цены на хлеб, водку и колбасу. Усилием воли я отогнал эти мысли прочь.

— Да, немного сниму, рублей пятьдесят.

Через минуту, покидая 37-е отделение Сбербанка СССР, я шёл в общагу и думал, что всё-таки неплохо быть в СССР композитором и поэтом.

— Вот!

Я выложил на стол пять перед Вадимом пять червонцев. Тот вопросительно посмотерл на меня.

— Честно заработанные на ниве музыкально-поэтического творчества, — пояснил я. — Снял на карманные расходы. А всего за одну песню семьсот с чем-то набежало. Я же говорил, что теперь нам не придётся потеть на разгрузке вагонов, и теперь южный вояж у нас в кармане!

Я сказал это и широко улыбнулся. А вот Вадим, напротив, нахмурился.

— Жень, это твои деньги, мы же уже говорили об этом….

— Вадик, послушай меня, пожалуйста! Я знаю, что это мои деньги. Но также знаю, что могу ими распоряжаться по своему усмотрению. И если я захочу, например, купить для нас с тобой пачку пельменей — я это сделаю, и есть мы их будем вместе. Может быть, в другой раз ты купишь, и мы тоже будем есть эти пельмени вместе. Сегодня мне повезло, завтра повезёт тебе…

— Это не везение, — качнул головой наш комсорг. — Ты сочинил песню, за каждое исполнение которой тебе отчисляется определённый процент. И я уверен, ты одной песней не ограничишься. Я же помню, как ты ещё одну в Москву возил… Да ты понимаешь, что теперь можешь до конца дней своих вообще не думать о том, как заработать на кусок хлеба?!

— Погоди, это ты мне сейчас как бы в упрёк ставишь?

— Да почему сразу в упрёк, — смутился Вадик. — Я просто имел в виду, что… Чёрт, ты меня совсем запутал!

— Ага, я тебя, — криво ухмыльнулся я.

Вадим обхватил голову руками.

— Слушай, не знаю, что на меня нашло. Извини.

— Ладно, кто старое помянет… В общем, на первый гонорар — вернее, на часть его — я организую посиделки. Сейчас зашлём кого-нибудь в магазин.

— А может, не надо афишировать эти самые гонорары? Это ж ведь и завидовать начнут, и взаймы постоянно просить.

— Тогда скажу, что это гонорар за стихи в газете. Я о них всё равно ещё никому, кроме тебя, не говорил. А сейчас достану газету, покажу, вот, мол, моё стихотворение, а это вот гонорар за него, как раз на выпить-закусить хватит. Не всё же мы пропьём! И про песню никому говорить не будем. Хотя рано или поздно, наверное, и так узнают, кто автор… Но что сейчас загадывать. В общем, празднуем мой стих в газете! А остальные деньги, если что, будут храниться в тумбочке.

— Вот так вот, в тумбочке? — опешил Вадим.

— У нас же в общежитии воров нет, да и дверь запирается. А если тебе на что-то понадобятся деньги — можешь брать прямо отсюда.

— Да ты что!

— Это наш общак, — невольно выразился я на блатном жаргоне. — Появилась лишняя денежка — кладём сюда.

Вадим только со вздохом покачал головой. А потом напомнил, что я как комсомолец со своей зарплаты должен платить 5-процентный налог. И что он это дело как комсорг обязан держать на контроле. Ну да мне 37 рубликов для родного комсомола не жалко.

Хорошо посидели с одногруппниками, хотя я старался на спиртное не налегать, учитывая, что завтра тренировка. Несмотря на сессию и то, что ближайшие соревнования — а именно всесоюзное первенство ДСО «Буревестник» — пройдут осенью, я продолжал посещать занятия. Дашь разочек слабину — потом замучаешься приводить себя в форму.

А в ближайшую субботу сбегал в магазин «Телевизоры» на улице Вайнера, где присмотрел новую модель чёрно-белого телевизора — «Весну-5» за 220 рублей. Метнулся в сберкассу, снял нужную сумму, а уже в воскресенье с 26-килограммовым телевизором, замотанным в покрывало, чтобы не оцарапать кинескоп, махнул в Асбест.

Конечно же, объясняя такую покупку дома, пришлось признаться, что за песню начал получать солидные отчисления, и что это, скорее всего, только начало, но огромная просьба об этом никому. Не хватало ещё сплетен и завистников. По ходу дела на крышу протянули провод, подсоединили к соседской антенне. С обычной комнатной приём был бы очень плохой, так как в Асбесте своей телевышки ждать ещё лет тридцать с гаком.

Заскочил и в ресторан, повидаться с Серёгой. Убедился, что и впрямь «Ах, какая женщина» пользуется повышенным спросом. При мне два раза заказали помимо первого «бесплатного» исполнения. В первый раз я не видел, сколько тот, кто заказывал, давал денег руководителю ансамбля, а вот во второй раз заметил зеленоватый цвет купюры. Значит, трёшка. Это за вечер если раз десять закажут не только эту, но и другие песни, то музыканты, выходит, нехило так зарабатывают.

От спиртного, как ни уговаривал друг выпить за встречу, отказался, ограничился кофе. Рассказал про визит представителя ВУОАП.

— Ого, это серьёзно, теперь всё встало на денежные рельсы. Уже попёрло бабло? — спросил Зинченко с таким видом, как будто этот ему попрёт, а не мне.

— Есть маленько, — не стал отпираться я. — Несколько сотен на сберкнижку уже набежало. Только ты, Серёг, особо не распространяйся, лады?

— Могила!.. Кстати, ничего нового не сочинил?

— Да вы ещё с этой песни сливки не сняли, — хмыкнул я.

— Это да, — ухмыльнулся в ответ Серёга. — Да и не мы только. Эту песню уже по всему Союзу распевают.

— В ресторанах? — уточнил я.

— Ну это само собой. Я уже, например, сам видел, как парень девушке под гитару её пел на завалинке. Того и гляди, кто-нибудь запишет, и начнут по радио гонять.

— Да пусть гоняют, — отмахнулся я.

— Лишь бы не забывали автора указать и бабосики отстёгивать, — подмигнул мне дружбан. — Женёк, так что насчёт новых песен? Может, завалялось что, а?

— Ох и прилипчивый ты, Серый… Ладно, пороюсь сейчас в закромах своей памяти.

— Вот-вот, поройся, а мне снова на сцену пора бежать.

Что ж этому пройдохе предложить… Я начал перебирать в памяти песни, подходящие для исполнения в кабаках, но не слишком пошлые. Ну даже если предложу что-нибудь, это же надо… как… литовать, ну то есть напечатать сначала где-нибудь. А то ведь им же и влетит за партизанщину. Штрафы там, ещё что-нибудь…