Телохранитель для стервы (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна - Страница 7

К счастью, на этот раз на кухне никого. Спускаюсь туда уже полностью одетый, пью кофе и выхожу на улицу, чтобы подождать Нику в машине.

Сегодня девчонка не опаздывает и не планирует бежать. Она сменяет траурное платье на кричаще красное, с открытыми плечами и совершенно неприличной длиной. О чем она думает? На губах алая помада, на голове крупные локоны, в руках клатч. Недоступная светская львица, которая делает одолжение местной полиции. Возможно, она не так уж и неправа. С такой не получится разговаривать свысока.

Я не удивлюсь, если ей предложат кофе и кресло, чтобы во время допроса она не чувствовала себя некомфортно.

Несмотря на пафосный вид, Ника все же нервничает. Теребит в руках клатч, ее губы плотно сжаты. Даже жаль ее становится, хочется утешить, но я прекрасно помню, какой она может быть, и сиюминутное желание пропадает. Богатенькая стерва справится со своими потрясениями сама, а если будет выходить плохо — напьется. Вот тут важно оказаться рядом, чтобы дотащить ее до дома.

Я почти не ошибается. Нас встречают на входе в участок и провожают в кабинет для ожидания. Да, там стоят диваны, есть кофе и царит вполне уютная атмосфера, но я все равно подбирается. Мне не нравится, как смотрят на Нику менты. И еще оживает чутье. Интуиция, в которую мало кто верит в мирное время, и которая помогала выжить на войне. Меня она подвела один лишь раз. И поэтому я оказался тут. Не отнесся достаточно серьезно к смутным подозрениям. Сейчас не планирую повторять ошибку.

— Прошу за мной, — приглашает Нику следователь, безразлично мазнув по мне взглядом. А вот это зря.

— Я с ней, — отзываюсь тоном, не терпящим возражений.

— Невозможно, она должна идти одна.

— Приказ ее отца. Не оставлять одну.

— Она будет с капитаном полиции. У вас есть основания нам не доверять? — презрительно приподнятая бровь. Снобизм вообще присущ ментам, но я знает, за что мне платят. Да, я в отставке, но все же звание никуда не делось, и авторитет тоже.

— У меня нет оснований вам доверять. Поэтому я все же составлю моей подопечной компанию.

Ника смотрит недоуменно, следователь морщится, но у него нет аргументов. Она не задержана и вольна давать показания в сопровождении адвоката или охранника. Очень интересно, почему ее отец не озаботился адвокатом. Не счел нужным? Очень зря. Менты не так безобидны, как может показаться. И если замешаны интересы двух влиятельных семей лучше, когда кто-то прикрывает спину.

Меня не пускают вместе с Никой в комнату, где берут показания, но разрешают смотреть за разговором через стекло.

— Если я посчитаю, что моей клиентке что-то угрожает, я вмешаюсь, — тихо произносит я, и следователь едва заметно кивает, признавая правоту.

Ника

Мне тут неуютно, и я чувствую себя не свидетельницей преступления, а как минимум соучастницей. Марк зачем-то рвется со мной. Сначала его настойчивое желание вызывает только раздражение, и я демонстративно не поддерживаю охранника, хотя могла бы упереться и встать в позу, тогда бы его пустили. Я наивная и глупая, а вот он, видимо, лучше представляет, что меня ждет.

Вопросы сыплются сразу и без остановки, подразумевающие ответ, тот который не хочется давать, потому что он неверный. Я хочу рассказать им совсем не то, о чем меня спрашивают. Меня вынуждают признаться, я не понимаю в чем. Это все настолько неприятно, что начинает болеть голова. А вопросы все сыплются и сыплются. «Зачем я заманила подругу в клуб?» Я ее заманивала? Зачем? «А правда ли Лиза была моей лучшей подругой?» Нет. Неправда, но ведь за это не убивают? Что? Убивают за меньшее. Как же плохо. Я совсем не готова и растеряна. Думала, мы тут просто поговорим, и я снова расскажу, как все произошло.

Меня спасает Марк, он решительно без стука заходит и ударяет дверью о косяк.

— Закончили, — приказывает он и довольно грубо за локоть поднимает меня со стула.

— Ты что себе позволяешь?

Капитан, выглядит возмущенным. Даже меня пронимает его холодный презрительный взгляд, а со мной подобное случается нечасто. За такое поведение Марка запросто могут упечь за решетку. Папа, конечно, вытащит, но что за это время произойдет с ним и со мной непонятно. Мне страшно, никогда не испытывала этого чувства так остро. Я вообще не приняла всерьез приглашение приехать, думала, просто в очередной раз все расскажу. Да и папа не волновался. Почему же все пошло не так?

— Я себе позволяю? — Парень презрительно изгибает бровь. Он выглядит уверенным и совсем не обеспокоенным. Так, словно и правда знает, что делает. — Вы пугаете свидетельницу. Я связался с ее отцом, дальше она будет говорить только с адвокатом. Допрос окончен.

— Я решаю, когда закончить допрос.

— Конечно, как скажете. Адвокат приедет через час, и, думаю, он сумеет правильно сформулировать вопрос на тему, что вы тут творите.

— Вы можете быть свободны, — шипит следователь. — Ждите повестку. И тогда я не буду так снисходителен.

— Рад, что мы поняли друг друга. Ника, мы можем идти.

Я радостно вскакиваю со стула, испытывая ни с чем несравнимое счастье. И только когда мы оказываемся на улице, замечаю, что Марк как-то странно качается. Похоже, он едва идет.

Дверь ему открываю я, причем не с водительской стороны. Едва я отступаю, он падает на пассажирское сидение, а я замечаю струйку крови, стекающую из носа по губе.

— Что случилось? — испуганно спрашиваю я и, порывшись в сумочке, протягиваю ему платок.

— Думаешь, меня просто так выгнали из армии? — хмыкает он. — Нет. Там перед дверью… — Он качает головой. — Пара ударов, всплеск эмоций, состояние, будто снова попал на войну. И привет…

— И привет…? — уточняю я.

— Ну, будет как-то так. — Он пожал плечами. — Пять минут, и я приду в себя. Можем подождать?

— Я сама сяду за руль! — Я радостно пользуюсь случаем и залезаю на водительское сидение.

— Но отец запретил.

— Сейчас чрезвычайная ситуация! А пока едем, и ты приходишь в себя, расскажешь, какого хрена там вообще случилось.

Марк

Как же плохо. Я знаю, что это, мать его, посттравматический синдром. Из-за него меня и выгнали из армии. Зачем нужен солдат, у которого в момент малейшей опасности может потемнеть в глазах и перехватить дыхание? Не всегда темнеет, не всегда случается переклин и, говорят, постепенно сойдет на нет. Но кому нужно проверять правдивость этого утверждения? Интересно, если об этом узнает заказчик, он выгонит его сразу же? Наверное. И никакие теплые воспоминания о дружбе с отцом не спасут.

Ника, вероятнее всего, считает меня жалким. Впрочем, какое дело до богатенькой, капризной мажорки? Я просто делает свою работу и все. Сегодня, стоит признать, херово.

— У тебя кровь? Что случилось? — говорит Ника, уставившись большими испуганными глазами. Она сейчас выглядит удивительно юной и нежной. А еще совершенно не дерзкой, нормальной.

— Думаешь, меня просто так прогнали из армии? Теперь такое иногда случается. — Говорить об этом не хочется. Под носом кровь, и сейчас она начнет течь по подбородку и капать на дорогой, мать его, костюм. А платка нет. Я никогда не помню про платок. Это такой совершенно ненужный аксессуар, а вот Ника помнит. Она роется в сумке и достает пачку бумажных.

— Держи, — как-то очень неуверенно бормочет она.

Принимаю без слов и прижимаю к кровавым дорожкам, представляя, как сейчас выглядит — жалко. Отвратительное чувство, к которому не получается привыкнуть.

Ника, воспользовавшись тем, что я не в состоянии, радостно устраиваюсь на водительском сидении. Для вида бурчу, но на самом деле благодарен за это самоуправство.

Просить ее подождать унизительно, а вести автомобиль в таком состоянии опасно для жизни. На миг я попал в тот ад, в котором провел несколько месяцев на больничной койке, даже некоторые особенно болезненные рубцы на груди снова начали ныть.

— Почему они так надавили на меня? — спрашивает Ника. Она, закусив губу, выруливает на оживленный перекресток. Управляет машиной девушка вполне уверенно и мягко, я ожидал худшего. Особенно после строгого наказа отца девчонки, который велел не подпускать ее к управлению.