Клубничный блеф. Каван (СИ) - Mur Lina - Страница 21

Мне точно не понравится. А вот мой желудок со мной совсем несогласен. И я ненавижу его за это. Мне ведь потом всё расхлёбывать, а не ему. Да и не могу я.

— Сколько тебе лет, Таллия? — интересуется Каван.

— Двадцать три. А что?

— Ничего, мне просто стало интересно.

— Я думала, что ты знаешь. Елена могла рассказать тебе об этом, — хмурюсь я.

— Я не спрашивал ничего, кроме твоего имени, и есть ли у тебя муж.

— Почему? Ты же мог это сделать. Ты босс, — удивляюсь я.

— Так и есть, но разве это правильно? Нет. Конечно, когда мне нужно узнать что-то по работе, то я влезаю в дела людей. Но сейчас я не на работе. Ты моя личная тайна, и я хочу разгадать её сам. Ты даёшь мне информацию, и я её принимаю. Ты сама решаешь, что хочешь рассказать мне, а что нет. Но только без лжи, Таллия. Она меня злит, — предостерегает он.

Видимо, Каван ожидает, что я сознаюсь во всём, и мне придётся это сделать.

— Я не замужем и не выхожу замуж. У меня никого нет, но это не означает, что я заинтересована в мужчинах. В данный момент я заинтересована в поступлении в университет, поэтому мне пришлось подождать год и заработать деньги на первый взнос. Благодаря тебе, я смогла это сделать. Я не немая, как ты уже знаешь. Снимаю квартиру вместе с другом, с которым приехала в Дублин. Вот и всё, — пожимаю плечами и отворачиваюсь.

— Ты окончила медицинскую школу?

— Да. Я ничего не знала о медицине, поэтому мне нужен был фундамент. У меня были деньги на школу, но на университет не хватило. Пока училась, я думала, что мне удастся набрать нужную сумму, но в Дублине всё так дорого, да и пришлось нанимать репетиторов, чтобы они помогали мне. Поэтому окончив медицинскую школу, решила поступать в университет, но там подняли плату за обучение. Я перенервничала и провалила экзамен из-за этого. Буду пробовать ещё раз, но добьюсь своего, — уверенно произношу.

Официант возвращается с напитками. Он разливает по бокалам нам обоим воду и оставляет нас. Следом приходит другой официант, который приносит закуски, которые выглядят невероятно. Запах чего-то кислого, пряного, острого и даже сладкого. Мой желудок урчит, а во рту скапливается слюна. Блюда выглядят потрясающе, но я поднимаю взгляд на Кавана, наблюдающего за мной. Он жестом руки предлагает мне попробовать, но я отрицательно качаю головой и делаю глоток воды.

— Так и будет, Таллия. Ты упряма и твёрдо решила для себя, что хочешь. Но откуда такое желание? Ты ведь была балериной, не так ли? — интересуется Каван, перекладывая себе в тарелку огурцы с пряностями.

— Да, я училась в балетной школе, — киваю ему.

— Ты не ответила на мой вопрос, Таллия.

— Ответила на тот вопрос, на который хотела, — фыркаю я.

— Хорошо, я не буду давить на тебя. Захочешь, расскажешь потом. Тебе нравилось танцевать? Мне очень нравилось смотреть на тебя. Невероятная грация вкупе с невинной сексуальностью. Это завораживает, помимо балета ты используешь ещё несколько направлений. Стрип-пластикой ты тоже увлекалась?

От его комплиментов у меня горят щёки. Он говорит вульгарные вещи, но так сладко во рту, словно я съела сочную булочку с маком.

— Нет, я просто смотрела на то, как танцуют девочки. После закрытия клуба я практиковалась. Я люблю танцевать, но не хочу делать это смыслом всей моей жизни, — кривлюсь я.

— Откуда такое отвращение к тому, что тебе удаётся настолько прекрасно?

Смотрю на рот Кавана. Он ест и с таким аппетитом. Отламывает кусочек лепёшки, и от неё исходит жар, как и аромат доносится до меня. Господи, как же ему повезло.

— Таллия? — Каван ловит мой взгляд, и я пытаюсь вспомнить, что именно он спросил.

— Попробуй. Лепёшка делается только по моему заказу. Это не корейская кухня. Но я люблю хлеб, — улыбается Каван, протягивая мне плетёную корзинку с лепёшками. Как же я хочу…

— Нет, благодарю. — Отворачиваюсь, только бы не чувствовать этих ароматов. Это невыносимо.

— Таллия, что не так? Почему ты запрещаешь себе есть? — приглушённо произносит Каван. Его большая и шершавая ладонь накрывает мою, и слабая дрожь пробегает по моему телу. Губы начинают предательски дрожать, но я не позволяю прошлому снова изводить меня.

— Я не запрещаю. Что за чушь? — сбрасываю его руку и смотрю прямо ему в глаза. — Я не ем так поздно и просто не хочу. Зачем мне пихать в себя еду, если я не голодна?

— И снова ложь. Но если тебе так легче, то хорошо, — Каван печально вздыхает и отводит взгляд.

— Расскажи о себе. Кто ты такой? — резко меняю тему.

— Хм, человек вроде бы, — усмехается Каван.

— Вроде бы? Не уверен в том, что ты человек? — удивляюсь я.

— Иногда я в этом не уверен. Зачастую я чувствую себя тенью, темнотой и мраком. Такова моя работа — всегда оставаться в тени.

И та же пустота стала моим продолжением.

Меня трогают его слова, но я не совсем понимаю их.

— Почему ты так себя чувствуешь? У тебя есть семья? — хмурясь, спрашиваю я.

— Нет. Есть сестра и родители, но это не моя семья. Моей семьёй был лучший друг, Слэйн Нолан, пока он не женился и не завёл свою семью. Поэтому у меня больше никого нет, — мрачно отвечает Каван.

— Как нет? Сестра и родители не в счёт?

Каван поджимает губы и протирает пальцы салфеткой. Его лицо становится настолько красноречиво и полным ненависти, что без слов понятно — это не самая любимая его тема. Это его раны. И вот именно об этих ранах я бы хотела узнать.

— Я не готов.

Кавану сложно даются эти простые слова. Он буквально выдавливает их из себя.

— Всё в порядке. Ты и не должен. Прости, что спросила об этом, — быстро шепчу я. Тянусь к его руке и сжимаю её в знак поддержки. Хотя моя ладонь маленькая по сравнению с его рукой, но я хочу подарить ему тепло и убеждение в том, что прошлое не может влиять на настоящее.

Каван накрывает мою руку своей. Моя ладонь оказывается в капкане его рук, и мне становится жарко. Почему от этого человека словно пар исходит? Это невыносимо неудобное чувство.

— Потихоньку, Таллия. Я давно об этом не говорил. Я ни с кем о себе поговорить не могу, точнее, не хочу. Только Слэйн знает обо мне всё, как и я о нём. Но его больше нет рядом. Я один. Это паршиво. И когда я уже думал, что это мой конец, то увидел тебя. Ты не понимаешь, сколько сделала для меня, Таллия. Ты вытащила меня из темноты, и я услышал своё сердце. Ты оживила меня. Хочу, чтобы ты знала о том, что я не собираюсь использовать тебя, а потом выбросить. Я хочу просто немного пожить, вот и всё, — хрипловато произносит он, поймав мой взгляд. Его глаза, правда, горят синими, глубокими бликами. Они такие тёмные в своей синеве, что кажутся чуть ли не чёрными. Это словно смотреть в глубины моря и гадать, что же таится там на морском дне. Существуют ли русалки и тритоны? Загадки человечества. Интерес берёт своё, и я ныряю с головой, хотя не умею плавать. Ныряю, и мне не страшно. Ныряю в эту глубину, задыхаясь от нехватки кислорода, но плыву, рвусь вперёд. Ныряю. Снова и снова. Ныряю. Без сожаления. Ныряю.

Каван

Тону. Чёрт, я тону. Я пытаюсь выплыть и вдохнуть кислорода, но мне нравится это давление в груди. Нравится то, что я слышу, как бьётся моё сердце. Блять! Я тону. Тону в этих глазах, чистых, доверчивых и искренних. Это изводит меня. Держать себя в руках всё сложнее и сложнее. Не представляю, сколько ещё нужно приложить усилий, чтобы не забрать своё силой. Спрятать. Запереть.

Замолчать навсегда. Тонуть. Чёрт…

Официант с горячими блюдами появляется, охренеть как, не вовремя. Таллия быстро убирает ладошку из моих рук и смущённо улыбается парню. А этот ублюдок пялится на неё. Я пристально смотрю на официанта и ловлю в капкан его взгляд.

Убью на хрен!

Он без слов понимает меня. Сразу же шугается, едва не пролив суп, как и горячее. Его руки трясутся от страха. Наконец-то, мы остаёмся вдвоём. Потом найду его и придушу. Глаза вырву на хрен.