Дед Егор (СИ) - Шрайбер Фил - Страница 1

Дед Егор сидел на приступке своей избёнки. Избёнка была старенькая, но ещё крепкая, из дубовых брёвен метровой толщины. Щели между ними тщательно законопатили пенькой и мхом. Солнце стояло в зените, начинало припекать. Но дед Егор наслаждался приятной прохладой – высоченные кроны окружающих сосен давали приятную тень.

Вездесущая мошкара висела на поляной с избой, издавая противное зуденье, действующее деду на нервы. А тут ещё и простреленные на первой войне колени заныли. В раздражении он махнул мосластой, покрытой сморщенной кожей, рукой. Взявшийся из ниоткуда порыв ветра снёс комарьё и мошек обратно на болотце.

В небе громыхнуло, и Егор посмотрел на бегущие тучки.

– Ох, итить! – пробормотал дед. – Опять кого ни попадя несёть. Мёдом им здеся намазано, штоль?

Он почесал затылок и задумался.

– Девки! – кликнул дед.

Из открытого окошка выглянула чумазая мордочка.

– Самовар готовьте, да щи разогрейте. Гость у нас.

Егор внимательно вгляделся в небо.

– А может и не одни, – протянул он.

Из-за дома выплыла полуденница, несшая двухведерный самовар к сараю с дровами, на растопку. Словно королева прошествовала мимо крыльца, поставила самовар на кирпичи и начала рвать березовые чурки в щепу руками.

– Э-э-х, девки… Сколько не учу, все никак к топору не привыкнуть! Выдергывай им потом занозы из рук-то! Всю зелёнку изведёшь, опять в город идтить.

Дед сокрушённо вздохнул.

– Мавка! Неси с погребу мясо да капусту, да хлеба с наблюдника достань.

Из бани выглянула другая, не менее чумаза мордочка, и мавка бегом понеслась в сторону землянки, которую дед называл погребом.

Пока полуденница и мавка готовились к приходу гостей – дед даже заставил их умыться и приодеться, – прошло часа два. Со стороны леса, где начиналась тропинка до ближайшего села, показались две фигуры. Девки уже расставляли во дворе вокруг могучего дубового стола корявые, такие же могучие стулья, на столе грелся самовар, стояла кастрюля щей и нарезка солонины. Посредине лежала краюха ржаного каравая, завернутая в тряпицу.

– Ну, проходите, гости дорогие, коль пришли. Вот чайку испейте, да щей похлебайте, – неласково приветствовал дед Егор гостей.

Сам он демонстративно уселся во главу стола, словно подчеркивая своё старшинство.

Гости сели напротив. Высокая, сухая и высокомерная женщина неопределенного возраста, одетая по столичной моде, как дед её еще помнил. Рядом с ней устроилась маленькая светловолосая девочка.

– Княгиня Морозова, – представилась чопорная дама.

Руки поцеловать не предложила – из моды, видать, вышло.

– Егорием меня кличут, – представился и дед. – А роду-племени я неизвестный, потому как забыл от воинского ранения.

Дед поднял узловатый палец вверх, как будто ссылался в этом на решение небесной канцелярии.

– За это сам Батюшка-Анпиратор мне медалю вручил и расцеловал, пока я в госпитале лежачий был. Хотя лучше бы меня расцеловала там медсестричка! – Дед молодцевато подкрутил ус. – Эх, хороша бестия была, да не про нашего брата – солдата. Им всё господ-офицеров подавай было, эх…

Дед замолчал, словно погрузившись в воспоминания. А затем продолжил. И ещё. И ещё.

Княгиня сидела, словно линейку проглотила. И молча слушала старческие воспоминания.

Наконец дед прервался, словно выдохшись. Княгиня помолчала ещё, для вежливости. А дед обратил внимание что мавка и полуденница странно затихли – обычно они старались напугать гостей, благо те их видели только при желании нечисти. А сейчас ничего – ни шорохов, ни шуршаний, ни завываний. Тут он услышал, что кто-то громко хлюпает, обернулся и обомлел от картины. Пока он соловьём разливался перед княгиней, пытаясь создать впечатление недалекого и выжившего из ума старикана, приведенная ей девочка перебралась за другой край стола и пила с нечистью чай. Те тихонько сидели вокруг неё, положив головы на руки, и то подливали крохе чай, то подвигали мёд в сотах, то доставали откуда-то ягоды или сухарики. Рядом лежал огромный печатный пряник.

Женская рука в перчатке аккуратно закрыла отвисшую челюсть деда Егора.

– Морозова она, хоть и дальняя ветвь, – сообщила княгиня, которая перестала выглядеть такой уж чопорной и прямой.

Она даже стала немного нравиться деду. Не так что бы сразу на бал, а в кабак бы точно пригласил.

– Видит многое, может многое, а ответственности перед людьми никакой. Словно подменыш. Только нечисть домовую и строит, да их же за людей и считает. Мать погибла, отец неизвестен. Не справляюсь я с воспитанием, хоть и дюжину деток родила да выпестовала. Не человеческая у малышки судьба.

– Ну, то не нам судить, – жестко ответил дед Егор. – Девки, неси очки, глядеть буду!

Мавка тенью метнулась в избу и перед дедом возникли старые, не единожды чиненные изолентой очки. Круглые стекла потрескались от времени, а заушины были обмотаны электротехническим кембриком. Дед аккуратно нацепил очки на нос и воззрился на девочку.

Вокруг неё бушевало белое пламя. Мавка и полуденница как раз жадно ловили открытыми ртами искры, отлетавшие от пламени.

– От чудо так чудо. – Дед Егор аккуратно снял с себя очки-артефакт и потёр глаза. – Вроде и дитя человечье, и обличьем наша, а чувствую волотскую силу в ней. Потому и с нечистью ей проще сходиться, а не с людьми. А что Морозова – так вы все, почитай, потомки волота Мороза, чай, не тайна за семью печатями. Что-то в ней силу пробудило, и сдержать её надо, а то и правда в волота обратится да за рубеж уйдёт.

Княгиня вопросительно приподняла одну бровь. Дед аж крякнул от удовольствия – давненько с культурными людьми не общался!

– Рубеж? Что ещё за рубеж?

– Да кто как бает – люди поумнее витийствуют, што, дескать, это об-страк-ция, когда душа мажеская силу в яви имеет, да мечется между правью и навью, и склоняется деяниями в сторону нави али прави. Кто с правью да навью знается на деле, те намёки делают, что волоты уходят за пределы яви и бродят там, а чтобы вернуть их – на то жертва человеческая потребна. Волот от того возвращается, но звереет и крови человецкой алчет. С того огромные беды для людишек приключаются. Вот!

Закончил дед Егор и снова поднял узловатый палец к небесам, словно призывая их в свидетели. На удивление княгини в высоте мелькнула молния в чистом небе, и через несколько секунд раздался гром.

–Так-то, – сказал дед и оскалился в ухмылке.

Только тут княгиня разглядела за седой бородой крепкие, не по-человечески крупные и острые зубы. Сухие тонкие губы сомкнулись, и дед снова глянул на княгиню.

– Внучку-то я твою приму, породу вижу. Вся в бабку пошла, чего скрываешь-то?

Дед снова повернулся к девочке, которая с воодушевлением размахивала руками, пытаясь объяснить что-то жестами молчаливой нечисти.

Княгиня вспыхнула. Проклятый старик словно в душу глядел – свою кровную внучку привела, потому что не справилась. Она спрятала лицо в ладони и заплакала. Тихо и без внешних эффектов. Минутная слабость прошла, и княгиня достала из сумочки платок, промокнула чуть припухшие глаза.

Из той же сумочки появилась толстая стопка ассигнаций. Дед Егор молча накрыл стопку рукой и улыбнулся – деньги он любил. Их наличие значительно упрощало его жизнь в человеческом мире.

– Через год приходи, княгиня. Воспитаю я дитё, штобы не шугалась людей да с нечистью не путалась какой не надо. Ну и в навь её не пущу – не для дитёв это!

Княгиня благодарно кивнула, встала и подошла к внучке, явно не видя нечисть и горящий вокруг девочки костёр белого пламени. Поцеловала в лоб, взъерошила чёлку и попрощалась. Девочка ничего не ответила. Она находилась в своём мире и даже не заметив ухода бабушки.

* * *