Одна на миллион (СИ) - Шолохова Елена - Страница 45

– Мама погибла этой весной, – сообщила ему я.

– Да, я недавно об этом узнал, – улыбка его сразу поблекла. Он задумался, несколько минут молчал, потом как будто вспомнил, что я тут.

– Но ты так на неё похожа, просто одно лицо, – перешёл он на «ты». – Когда увидел тебя на форуме, я аж опешил. Глазам не мог поверить. Как будто столкнулся с прошлым. И на том видео на презентации ты ещё мелькнула…

Последнее он произнёс с усмешкой, и я вспыхнула. Посмотрела на него с укором – тактичные люди о таком ведь не напоминают, но увидела, что он вдруг помрачнел, на мгновение смежил веки, уголки его губ опустились.

– Потом вот я и узнал, что Адель уже нет…

Ему звонили на городской, на сотовый, звонили почти непрерывно – он не реагировал. Паузы между фразами становились всё чаще и продолжительнее.

– Ты уж извини, что я так разоткровенничался. Я же ни с кем и никогда об этом не говорил, вот впервые… Может, зря. А, может, наоборот, зря молчал.

Снова загудел его сотовый, но на этот раз он удосужился ответить. Извинился передо мной, отошёл к столу. Потом позвонил кому-то сам. О чём говорил – я не вслушивалась. Думала над его словами, переваривала услышанное. Разбередил он рану, вспоминать маму мне всегда больно. Но он и сам переживал, это видно.

Наконец он вернулся, снова извинился, присел.

– А как у тебя жизнь складывается? – спросил он.

Я в двух словах поведала, мол, живу, работаю, всё у меня замечательно.

– А кем работаешь?

– В пресс-службе, так что обещанное интервью будет очень кстати, – намекнула я.

Он вскинул в примирительном жесте руки.

– Я от своих слов и не отказываюсь. Спрашивай. Что хочешь, спрашивай, – улыбнулся он.

Ну, он сам вызвался…

– Почему вы отказываетесь заключать договор с «Мегатэком»?

– Так и знал, что ты это спросишь, – рассмеялся он.

Мы говорили ещё минут двадцать, я такую пылкую речь двинула в пользу отцовского завода, тот бы возгордился. Сыпала доводами, приводила убедительные цифры. Кравитц слушал внимательно, задавал вопросы даже. Потом ему понадобилось куда-то срочно ехать, но главное – он обещал мне то, чего так долго и безуспешно добивался отец.

– Завтра утром, после десяти, позвони мне, – он вручил визитку. – И вообще, если вдруг помощь какая-нибудь понадобится, обращайся.

Когда я вышла от него, было уже полшестого. Я достала сотовый, отключила режим полёта, и тут же посыпались эсэмэски: абонент такой-то звонил вам тогда-то… Может, перезвонить отцу или Соболеву? Рассказать им потрясающую весть?

Пару секунд я колебалась, но решила лично доставить такую новость и позвонила в службу такси.

Как я ни торопилась, но всё-таки не успела приехать до конца рабочего дня, пробки эти, чёрт бы их побрал.

Хотя… даже если бы и успела, разве это что-нибудь изменило бы? Ну, может, только Соболева застала бы на месте. И может, он бы мне рассказал тогда, что произошло, пока меня не было. Объяснил бы, с чего вдруг он пошёл к моему отцу и заявил, что уволится либо пусть тот увольняет меня. 

Нет, не мог он выставить такой ультиматум, я же видела, как он смотрит на меня, как... Сердце в груди болезненно сжалось, будто от чужого ледяного прикосновения.

И всё равно не мог он так со мной поступить, твердила я себе. Не за что ему на меня злиться. Ничего плохого я ему не делала. Да вообще никому. Во всяком случае, уже давно. Да и просто – это же Соболев!

А вот Маринка меня обескуражила. Вместо того, чтобы толком рассказать, что случилось, она стала нести какую-то чушь. Оскорбительную чушь, между прочим. Это подруга называется?

Но кто меня попросту убил – это отец. «Отдай пропуск, ты уволена! Дома поговорим».

Я так предвкушала эффект, который произведу своими словами на отца, на Соболева, на всех, что в первый момент ликование сменилось полной растерянностью. Так и хотелось спросить отца, что это за дурная шутка. Но он не шутил, как и Маринка.

Вероятно, что-то случилось, что-то очень плохое, и обвинили в этом меня, а я ни сном ни духом. Почему меня? За что? Накатила такая горечь. От обиды перехватило горло. И когда я уходила, а потом и убегала прочь, подальше от «Мегатэка», уже не могла сдержать слёз. Чтобы не позориться на глазах у прохожих, я свернула в какую-то подворотню. Постояла, поплакала немного, успокоилась. Сначала хотела позвонить Киселёву и зависнуть у него, но потом передумала – нет, поеду домой, хотя бы для того, чтобы узнать, в чем это я так провинилась.

Вера встретила меня, как обычно, беспечным щебетом, но, поймав мой взгляд, сразу смокла, скрылась где-то у себя и больше меня не тревожила.

От ужина я отказалась – просто лежала плашмя на кровати, созерцая потолок, и ждала возвращения отца. Пыталась предположить, что всё же случилось, но ни единой более-менее подходящей версии не могла придумать.

Отец вернулся совсем поздно, Вера, по-моему, уже спать отправилась. Я выскользнула из комнаты, подошла к лестнице, прислушалась, затаившись. Он перекинулся парой слов с Воблой и закрылся в своём кабинете.

Я тихо спустилась и, постучав, вошла к отцу. А он пил! Сидел за столом, поставив перед собой квадратную бутыль с виски, и пил, в одиночку, без закуски. Да он даже не переоделся, только пиджак снял и галстук.

Подняв голову, он вперился в меня тяжёлым взглядом. Раньше меня пробирал холодный ужас, когда он вот так смотрел. Сейчас тоже стало немного не по себе, но я поборола нервозность и как можно спокойнее спросила:

– Не хочешь мне объяснить, почему ты меня уволил?

– А ты что, думала, я Соболева уволю? – он налил себе в стакан виски и залпом выпил.

– Ты, вообще, о чём? Я тебя не понимаю… Почему я должна думать, что ты уволишь Соболева?

– Вот только давай без этого всего. Не понимает она. Я всё знаю, – многозначительно изрёк он.

– Знаешь что?

– Да всё я знаю, всё. – Он снова плеснул виски, взял стакан, но потом, так и не пригубив, отставил. Обхватил пятернёй лоб. Затем медленно провёл ладонью вниз, к подбородку, будто вытер лицо. То ли вздохнул тяжело, то ли крякнул. – Господи, какой позор. Мало было того, что ты гуляла, шаталась чёрт-те с кем и чёрт-те где, мало мне было истории с наркотиками... думал, человека из тебя сделаю… но вот такая мелочная гнусная месть…  даже Адель не опустилась бы до такого... мне подчинённым своим в глаза смотреть стыдно.

– Какая месть? – чем больше отец говорил, тем меньше я его понимала. И на виски не спишешь – вроде он ещё не особенно и пьян, чтобы заговариваться, а тем не менее.

– А этот дурак ещё вечно тебя выгораживал, – продолжал он бессвязно бубнить. – Анжела старается, у Анжелы всё получается, Анжела – то, Анжела – сё. И на тебе...

– Да хватит уже! Объясни толком, что случилось.

– А то ты не знаешь! – зло сверкнул на меня глазами отец. – Кто пустил слух, что Соболев до тебя домогается? Что он тебя чуть не… тьфу, даже сказать противно.

Несколько секунд я ошарашенно на него смотрела, пытаясь осознать услышанное.

– Что за ересь?! Ты пьян и несёшь какую-то чушь.

– Ты как со мной разговариваешь! – рявкнул отец.

– Откуда ты взял весь этот бред? – не дрогнула я от его окрика. – Кто тебе такое сказал?

– Да вся контора с самого утра только об этом и гудит. Соболева записали в насильники и извращенцы с твоей подачи. На каждом углу его костерят. Он даже увольняться собрался.

– Ты меня не слышишь? Я не знаю, кто и почему придумал такое, но это точно не я.

– Хотел бы я в это верить.

– Это не я! И вообще, с каких пор ты слушаешь сплетни? Сам же знаешь, как оно бывает: кто-то ляпнет сдуру, другой не так поймёт, третий приукрасит и в итоге получается такой вот бред. Меня многие недолюбливают. Та же Юля Шумкова. Она вполне могла кому-нибудь сказать, что я…

– Да плевать мне на сплетни, – раздражённо оборвал меня отец. – Как ты не поймёшь, что не в сплетнях дело. Меня убило, что родная дочь способна оклеветать человека, так мелочно, так пошло, способна обвинить его в преступлении…