Одна на миллион (СИ) - Шолохова Елена - Страница 33

– Да никого вообще-то не жду, – пожал он плечами. – Может, уйдут…

Но звонок повторился. А затем для убедительности незваный гость стал долбить кулаком.

Руслан поднялся, направился в прихожую, а я осталась в гостиной, наблюдая за ним в зеркало, украшавшее стену напротив. Щёлкнул замок. Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, кого там принесло. Но тут Руслан отошёл в сторону, открывая дверь пошире и пропуская гостя в дом...

Я беззвучно охнула. Боже мой! Соболев! В груди у меня больно ёкнуло. Как он тут оказался?! Зачем?! Не хочу, чтобы он меня видел! И сама не хочу его видеть! Или хочу?

– Анжела здесь? – спросил он Руслана, потом посмотрел в зеркало и поймал мой взгляд. – Вижу, здесь…

– Э-э, а ты кто? – спросил Киселёв. – А-а! Понял, понял. Ты – секс на пляже. Ну, проходи.

Соболев недоумённо воззрился на Киселёва. С минуту молчал, потом поинтересовался:

– Почему на пляже?

Угу, против секса, значит, он не возражает.

Киселёв пожал плечами.

– Этот вопрос не ко мне. Я вообще пиво люблю.

Соболев ещё несколько секунд смотрел на Руслана так, как будто тот городской сумасшедший и как с ним себя вести – неизвестно. Потом, видимо, решил не заморачиваться, и снова перевёл взгляд на меня.

– Анжела, – позвал он. – Мне надо с тобой поговорить…

Я вдруг запаниковала. После такого позора Соболев последний человек, с кем мне бы хотелось разговаривать. Даже вот так, когда он – в прихожей, я – в гостиной, и смотрим мы не в глаза друг другу, а в зеркальное отражение, я и то готова умереть от стыда. Прямо чувствую, как лицо залило краской.

А ещё выслушивать его… где мне взять столько сил и выдержки? Ведь наверняка приехал рассказать, как я всё испортила, сорвала презентацию и какие-нибудь важные сделки, сгубила репутацию отца и его компании, опозорила всех и вся...

Только интересно, как он вообще меня нашёл? Откуда он узнал про Киселёва и, тем более, где раздобыл его адрес?

– Анжела, – снова позвал меня Соболев. – Давай поговорим?

Не хочется, страшно не хочется, но ведь не отвертеться. Я поднялась с дивана, вышла в прихожую. 

Слишком близко я подходить не стала. Остановилась в трёх шагах от Соболева и для верности привалилась к стене спиной. Поджилки от волнения дрожали. Но посмотрела на него прямо и по возможности невозмутимо – пусть мне и стыдно до смерти, но он об этом не узнает.

– А в комнату пройти не желаете? – спросил Киселёв.

Я ему вместо ответа послала убийственный взгляд. Мол, совсем рехнулся, нашёл кому и что предлагать!

Соболев, видимо, засёк мой посыл и тут же вставил своё слово:

– Нет, я ненадолго.

– Ну, как скажете, – развёл руками Киселёв. – Беседуйте, не буду вам мешать. Пойду на кухню, проголодался что-то.

И он уплёлся на кухню, ещё и дверь за собой затворил, с ума сойти какой деликатный.

Я выдохнула, приготовившись к нотациям, но Соболев вдруг шагнул ко мне, встал напротив и, заглянув в глаза, спросил:

– Ты как?

Я даже растерялась. Взглянула на него ещё раз, а он так смотрит, будто тревожится за меня. Не за сорванное выступление, не за дела компании, а именно за меня. Ни капли злости или раздражения, а самое что ни на есть искреннее беспокойство в его глазах.

– Ну так, – пролепетала я, пожав плечами.

– Плохо тебе, да?

Я кивнула и низко опустила голову. Господи, ну где моя выдержка? Слёзы дурацкие из глаз покатились. Я сморгнула, потом зажмурилась крепко, закусила губу, но во мне как будто лопнуло что-то, какая-то струна, которая держала меня, не давала рассыпаться. А теперь всё летело к чертям…

Я шмыгнула носом, тыльной стороной руки утёрла слёзы, но они продолжали струиться. Соболев выудил из кармана платок, протянул мне. Очень кстати, у меня платков никогда при себе не водится, разве что когда болею.

– Я понимаю, каково тебе, правда, понимаю, – тихо сказал он.

А я лишь продолжала всхлипывать, не в силах взять себя в руки.

Наконец сумела выдавить срывающимся голосом:

– Это не я. Не я флэшку испортила.

И посмотрела на него. А он оказался ещё ближе, чем я ожидала. Совсем близко.  

– Да уж понятно, – прошептал он.

И вдруг поднял руку и легонько провёл ладонью по моим волосам, по виску, по уху, коснулся шеи. А потом и вовсе обнял, прижал к груди. Ткань его пиджака была жесткая и шершавая, и на лацкане выпирал какой-то колючий значок, но это такие мелочи, такая ерунда… Ведь он обнимал меня! Сам! Я вдыхала его мужской запах, смешанный с почти выветрившимся парфюмом, и таяла. И тяжесть, сжимавшая грудь, медленно отпускала…

Я бы так, наверное, могла стоять долго-долго, но Соболев выпустил меня из объятий. Рано я успокоилась. Впрочем, он не отходил. Взял меня за плечи, чуть отклонился назад и снова посмотрел в глаза.

– Ты так не переживай, Анжела. Почти никто и не догадался, что там… на видео была ты.

Не сводя с него глаз, я произнесла:

– Зато ты догадался.

Может, он поймёт, какой смысл я вложила в эти слова? Это, считай, признание, что именно его мнение мне важно.

Я напряжённо следила за ним. И видела: он понял. Потому что взгляд его тоже стал другим. Серъёзным, пристальным, как у человека, который на что-то решается, но... Но потом он отвёл глаза, как будто смутился.

– И ты думаешь, что это изменило моё к тебе отношение? Ерунда, – усмехнулся он. – Я и не такое в жизни видел. Да мы все когда-то где-то… расслаблялись.

– А как отец? – спросила я, испытав лёгкую досаду.

– Ну… – замялся он. – Переживёт, думаю.

– Он сильно ругался? Он меня, наверное, убьёт.

– Не убьёт. Он, может, и резкий человек, но не дурак. И понимает, что не твоих это рук дело. Скорее, убьёт меня. И будет прав.

Соболев вздохнул, а до меня дошло – ему-то тоже не сладко пришлось. Как он там потом выкручивался перед целым залом зрителей? Как потом оправдывался перед отцом?

– Выступление сорвалось, да?

Соболев усмехнулся.

– Да не то чтобы. С роликом я, конечно, налажал. Ну, извинился перед публикой. А дальше уже продолжал по намеченному. Так что, по большому счёту, то видео ничего не испортило, не сорвало, не нарушило. Самую малость всколыхнуло народ, ну и слегка обескуражило, но о нём уже все забыли к концу презентации. И ты не думай об этом.

– Я не могу не думать. Но спасибо вам… тебе.

– Да за что? – улыбнулся он.

– Я думала, ты приехал, чтобы ругать меня. Думала, ты меня винишь…

– С чего тебе такое в голову пришло?

– Так всегда и бывает. И в отделе меня все ненавидят. Ну, кроме Марины. И даже ты стал плохо ко мне относиться. А это очень тяжело, когда все кругом настроены против тебя. Это просто невыносимо. А теперь ещё и это видео…

– Ну с чего ты взяла, что я к тебе плохо отношусь?

– Да как с чего? Это видно, это чувствуется! То каждый вечер было: «Анжела, зайди», а теперь… игнор. Как будто я пустое место…

– Ну какое же ты пустое место, – пробормотал он. – Просто я…

Он замолк на полуслове, но смотрел так, словно опять колебался, сказать-не сказать. Я замерла, боясь его вспугнуть. Что бы там он ни держал в мыслях – пусть скажет. Но он молчал. И это молчание… оно как будто звенело, вибрировало между нами, вызывая дрожь и слабость внутри.

Потом взгляд его скользнул чуть ниже, остановился на губах, потемнел, подёрнулся поволокой.

Дрожь в груди стала сильнее, сердце, ухнув, горячо забилось где-то внизу живота. Будь что будет. Соболев шумно выдохнул, подался вперёд. Его ладонь легла на мой затылок, дыхание опалило кожу…

– Может, всё же чаю там, кофе или чего покрепче? – голос Киселёва прозвучал так неожиданно и так некстати, разрушив момент.

Соболев медленно убрал руку и отстранился. Он всё ещё смотрел на меня, но выглядел так, будто постепенно отходил от внезапного наваждения. Чёрт бы побрал Руслана! Угораздило же его сунуться так не вовремя.

– Нет, спасибо, – не глядя на Киселёва, ответил ему. А потом уже мне: – Анжела, давай я тебя домой отвезу?