В чертогах памяти (СИ) - Грэй Саймон - Страница 26

— Уверен, наши православные горожане с восторгом оценят твою идею. Как и прихожане церкви Апокалипсиса.

— Думаешь? Честно говоря, я сомневался, но раз ты согласен, то предлагаю внести этот вопрос в повестку следующего заседания.

— Господа, господа! — вмешался священник, прежде чем Ходынков успел выдать очередную колкость. — Раз моё присутствие вызывает такую негативную реакцию, я, пожалуй, оставлю вас. Не хочу стать яблоком раздора. Хотя, Михаил Семёнович, не совсем понимаю вашу реакцию. Если не ошибаюсь, ваши родители каждое воскресение присутствуют на наших проповедях. Искренне жаль, что вы не разделяете их взглядов.

Глядя на физиономию епископа, которая в данный момент выражала только сочувствие, советник чуть не задохнулся от ярости — Ручкин ударил по самому больному. В отличие от жены, тестя и тёщи, которые целиком и полностью поддерживали Ходынкова в его действиях, родные мать и отец, которых он считал разумными и добропорядочными людьми, его резко осудили. Практически с самого появления «Чистоты Господней» в городе, они стали верными прихожанами этой церкви, не пропуская ни одной воскресной службы. После нескольких весьма резких разговоров об идеях, которые святоши в коричневых рясах несли в народ, Ходынков-старший попросту отказался говорить с сыном, пока тот не выбросит из головы «весь этот либерастический бред о правах мутантов». Зато мать, пытаясь примирить своих мужчин, теперь постоянно названивала ему и занудно вещала про «человека, чистого и душой, и телом».

— Дела моей семьи вас не касаются! — наконец ответил Михаил Семёнович, кое-как справившись со своими чувствами.

— Конечно, конечно! Я никоим образом не хотел вас обидеть! — приторно улыбнулся епископ. — Что ж господа, всем приятного и продуктивного вечера. Надеюсь, вам удастся решить то небольшое недоразумение, которое возникло в городе.

С этими словами Ручкин поднялся из-за стола и направился к дверям. За ним шагнули два молодых человека в простых рясах. Ростом и шириной плеч оба значительно уступали Джейсону, но глядя на их движения и настороженные взгляды, которыми они постоянно сканировали зал Совета, мало кто сомневался, что каждый из братьев и в одиночку способен накостылять гориллоподобному секретарю.

— Ну что, теперь ты доволен? Можем начинать? — ехидно поинтересовался Дикенсон, дождавшись, пока за епископом захлопнутся двери. Предыдущая сцена его крайне развеселила и привела в благодушное расположение духа, как, впрочем, и всех остальных советников. За исключением, разве что, Лыковой…

— Вполне, — кивнул Ходынков.

— Отлично! Тогда давай заканчивать этот балаган, — хмыкнул мэр и, подавшись вперёд, хищно уставился на оппонента. — Понимаю, ты метил на моё место и поэтому взбаламутил мутов. Хороший, ход, не спорю. Уверен, что на следующих выборах ты спокойно обошел бы меня с большим отрывом. Но!

В этот момент Дикенсон погрозил пальцем сопернику, словно нашкодившему мальчишке:

— Твоя затея не удалась! Поэтому будь любезен, прикажи своим людям сдать оружие, убрать весь мусор с улиц и вернуться на рабочие места. А мы уж с тобой договоримся полюбовно, раз твоё место тебя просто так не устраивает. Налоги на воду поднимем, к примеру, или еще что-нибудь…

С чувством легкого удивления Ходынков уставился на мэра. Затем удивление постепенно сменила брезгливость. «Неужели он и вправду думает, что дело исключительно в деньгах и власти?» — подумал он, но вслух, с некоторой ехидцей, ответил:

— Я всего лишь избранный представитель народа, Алан. Я не могу «приказать».

— Господи! Ну почему ты вечно цепляешься к словам! — закатил глаза мэр. — Ну попроси, тогда. Убеди, уговори, уболтай!

— И на каких же условиях им предлагается сдать оружие?

— Я знал, что ты разумный человек, — обрадовался мэр и повернулся в сторону генерала Ли. — Питер, как считаешь, какие мы можем выставить условия?

— Думаю, жестить не надо, — пожал плечами тот. — Заведём на всех уголовные дела, особо опасных осудим и расстреляем, а на остальных повесим штрафы и исправительные работы. Уилсона отругаем и простим, а Макгрегора отправим на заслуженный отдых. Засиделся старикашка в Совете, пора и честь знать.

— Боюсь, никто не согласится, — сухо возразил Ходынков. — Люди знают свои права, а ты сейчас предлагаешь их даже не нарушить, а попросту проигнорировать.

— Господи! Какие люди? Это же муты! Сброд! Извращение в глазах Бога! — с каким-то нездоровым огнём в глазах воскликнул Дикенсон. — Кстати, я даже благодарен за твоё участие в этом деле. Мы боялись, что мутанты сорвутся и пойдут бузить, но ты их удержал. Зато теперь у нас есть повод немного подрихтовать Свод Законов и запихнуть этих животных туда, где им самое место. Огородим им район и пусть сидят там, вдали от нормальных людей. Но если хочешь, можешь себе оставить свою ручную обезьянку.

— Миша, что ты ломаешься, как целка, — вдруг холодно бросила Митчелл, до сих пор делавшая вид, что внимательно слушает комплименты Главы Департаменты промышленности. — Будь уже мужиком и признай тот факт, что ты обосрался. Сейчас тебе дают шанс выйти из положения в чистых штанах — воспользуйся им. Либо сдохни в том дерьме, в которое сам себя посадил.

— Алан, ты сейчас серьёзно? — растерянно произнёс Ходынков, всматриваясь в собеседников. Он постепенно начал прозревать и этот процесс оказался весьма болезненным. В голове всплыли слова, сказанные Джейсоном в машине: «Все, кто хотел, вполне явно показали себя. Либо покажут в самое ближайшее время».

— Конечно, я серьёзно! — воскликнул мэр и вдруг осёкся. — Господи, Миша! Ты и вправду думал, что всё вертится исключительно вокруг предстоящих выборов? Пойми, смутные времена, которые наступили после Чумы, практически закончились. На карте уже есть три больших игрока и остаётся не так много времени, чтобы добавить четвёртого.

— О чём ты? — облизнул пересохшие губы Ходынков.

— Два часа назад я подписал официальное прошение в Карлсбург с просьбой прислать к нам миротворческий контингент. Конечно, мне следовало воспользоваться услугами Макгрегора, но старый пердун спрятался у тебя за пазухой и не хочет вылезать. К счастью, Альфред Карлович согласился помочь и передать письмо по назначению. Максимум через неделю к нам прибудет 2-я Мотострелковая дивизия, которая вычистит к чертовой матери всё это мутово отродье. После этого Карлсбург возьмёт нас под свой протекторат и это станет первым шагом в рождении новой империи!

Не выдержав, Михаил Семёнович вскочил с кресла и заорал:

— Ты рехнулся? Какой протекторат?? Какая империя??? Василиса, хоть вы ему скажите!

Обернувшись к Лыковой, он хотел потребовать от неё слов поддержки, однако побледневшей женщине явно было не до этого.

— Что это? — с тревогой воскликнула она, ткнув пальцев в панорамное окно, украшавшее заднюю стену зала Совета.

Дернув головой, Ходынков успел заметить только яркое пятно, когда Джейсон внезапно выпрыгнул из-за секретарского стола, бросившись к начальнику с громким воплем:

— РАКЕТА!!!

При виде того, как на него летит здоровая туша помощника с перекошенным в крике ртом, Глава Департамента водных ресурсов еще успел подумать: «Неужели он и вправду хочет схватить меня подмышку?». В следующее мгновенье зал превратился в огненный ад…

***

Последние пятнадцать лет у семьи Грэй было два места обитания. Первое — дом в пригороде, который обычно называли «родовым гнездом». Второе — просторная квартира в пятиэтажном многоквартирном доме, построенным почти сто лет назад. В то время было модно строить невысокие здания, в подвалах которых обязательно присутствовало убежище, в котором жильцы могли укрыться в случае нападения на город или другого ЧП. Когда риск подобных происшествий снизился, в убежищах демонтировали часть оборудования, а помещения стали использовать как общие кладовки. К сожалению, сегодня они понадобились вновь…

Откинувшись на спинку древнего скрипучего стула, Саймон тупо пялился на противоположенную стену и думал. Это единственное, что он мог делать в последние пару дней, хотя «думать» — слишком громкое слово для тех мыслительных процессов, которые протекали у него в голове. В тот памятный вечер, когда помятый и взъерошенный дружинник сообщил им о смерти отца, мать ушла в родительскую комнату и закрыла за собой дверь. Вернувшись с покрасневшими, но сухими глазами, она взглянула на одетого старшего сына и твёрдо произнесла: