Дикий наездник - Торп Гэв - Страница 16

— Что с ней случилось? Знаю, в семейных архивах говорится, что она была колдуньей и погибла в бою. Но что случилось?

Ему не очень хотелось говорить о мертвецах в подобном месте, но молчание, последовавшее за вопросом Б’сайннада, было еще менее приятным, пока они спускались по ступеням.

— Я мало что знаю. В Паутину отправился отряд, чтобы отразить вторжение слуг темных сил. Моя мать пала в бою, но ее камень души не удалось вернуть. Отец верил — до сих пор верит, — что ее душа влилась в Паутину. Я знаю, что его недуг как-то с этим связан, хотя он ничего не говорит.

— И ты думаешь, Иврайна может помочь? — поинтересовался Б’сайннад с несвойственной ему проницательностью. — Значит, дело вовсе не в Друткхале.

— Она меня прельщает, — признался Нуаду, криво улыбнувшись, — И ужасает. Я знаю, что за ее красотой таится темная, как сама полночь, душа. Или таилась. Она комморритка, ветеран арен. Сколько альдари и меньших существ она погубила? Друткхала — убийца, как ни крути.

— Я бы определенно не хотел оказаться с ней в постели. Кто знает, проснулся бы я утром?

— Вот это и захватывает сильнее всего, не находишь? И, помимо жестокости, в ней есть что-то еще. Она — вестница Иврайны, одна из иннари. Если ты так любишь истории о призраках и заколдованных местах, то лучше иннари их не знает никто.

— Она питалась ужасом и болью бесчисленных жертв, Нуаду. Это пятно не смыть ничем.

— Как ты сказал, дело не только в Друткхале, — проговорил Нуаду, желая сменить тему. — Надеюсь, Иврайна знает, что с моим отцом, или, возможно, развеет его страхи за участь души матери. Я слышал, что Дщерь Теней — сосуд милости Иннеада, она способна направлять отлетающие души к богу мертвых и использовать их силу против врагов.

— И кто тут верит в россказни?

Друзья остановились, когда, сойдя с последней ступеньки, оказались в прямом коридоре, стены которого светились энергией душ. Из арок впереди лился еще более яркий свет, холодный и серебристый на фоне тусклого золотого свечения.

— Сколько мы уже идем? — спросил вдруг Б’сайннад. — Я потерял чувство времени. И я что-то не помню, когда мы вошли в купол.

Нуаду попытался ответить, но понял, что тоже не может точно сказать, сколько прошло времени с их прибытия. Чувство было неприятным, как будто он путешествовал в Паутине.

— Энергия душ искривляет материальный мир вокруг, — сказал Нуаду, пытаясь объяснить необъяснимое. — Полагаю, истекающее вещество душ искажает время в пещерах.

— Мы почти пришли, да? — Б’сайннад кивнул на мерцающие впереди арки. — Там будет чертог или зал, а в нем — навечно застывшие оракулы.

— Да, думаю, так и будет. — Болтающийся на цепочке путевой камень Нуаду потяжелел, будто поглощая в себя энергию душ. — Время пришло.

— И что ты им скажешь?

— Меня больше волнует, что они скажут нам, дружище, — ответил Нуаду, расправив плечи так, словно на них взгромоздили увесистый груз. — Пошли.

Плечом к плечу они шагнули в золотой свет коридора.

Оракулы Последней Истины оказались почти такими, как и ожидал Нуаду. Тем не менее при их виде сердце дикого лорда громко застучало в груди, и он вздрогнул, увидев, как дыхание заклубилось в резко охладевшем воздухе. Холод походил на настоящий удар, лишив кончики пальцев и губы чувствительности и защипав глаза. Вздох Б’сайннада подтвердил, что не только он один это почувствовал.

Подобно замерзшим водопадам, по стенам зала каскадами спускались расширяющиеся нити кристаллов, собирающиеся в озеро в центре пола. Не требовалось большого воображения, чтобы представить то ужасное время, когда цепь бесконечности раскололась и из нее, словно поток воды, вырвались духи, высасывая жизнь и свет из всего, чего касались. Десятки умерли, еще сотни душ оказались утрачены, прежде чем трое храбрых провидцев отправились в эпицентр психического прорыва, чтобы остановить его.

Они до сих пор там и стояли — кристаллические тела с амулетами и кольцами в теперь уже истрепанных одеяниях, окруженные рассыпанными по полу рунами.

Руки оракулов были подняты, пальцы — расставлены, будто направляя истекающую психическую силу. Подобно тем, кто посвятил жизнь сдерживанию энергии варпа и душ, их тела, начиная с костей, обратились в кристалл. Но не для них были медленное окоченение и последующий долгий сон. Их лица были искажены от боли, зубы — крепко сцеплены, брови — насуплены из-за мучительности трансформации.

Нуаду вздрогнул, но не только из-за крадущей тепло психической ауры, но и от холода более экзистенциального рода, что объял его при виде трех окаменелых фигур. Несмотря на то что они выглядели как альдари: c руками и ногами, в одеждах провидцев, — они не отличались от любой другой части бесконечной цепи. Характер, воспоминания, личности, которыми те являлись, — все исчезло. Это была лишь иллюзия жизни.

И такая судьба ждала всех азуриан.

Кроме тех, чьим душам повезло попасть в путевой камень.

Он подсознательно коснулся драгоценного камня на груди, проведя пальцами по скованным льдом граням. Его холод проник и в душу Нуаду, притупляя чувствительность, вытягивая из него жизнь.

Взгляд Нуаду метнулся на Б’сайннада, который после потрясенного вздоха не промолвил ни слова. Его друг стоял как вкопанный, подобно тем кристальным статуям, с чуть наклоненной головой и приоткрытым от ужаса ртом.

— Б’сайннад! — Нуаду тряхнул друга за плечо, чтобы вывести из оцепенения, однако он мог этого не делать. При звуке своего имени, эхом разнесшемся по чертогу, пилот моргнул и медленно перевел взгляд на Нуаду.

— Это… — Б’сайннад так и не закончил предложения, когда их внимание привлек более яркий свет в центре зала. Сияние внутри фигур усиливалось.

Дикий лорд со спутником двинулся по наклонному полу, стараясь избегать ручейков психического кристалла, что струились между растрескавшихся плит. Воздух становился все холоднее, вынуждая их прижимать руки к груди и прятать пальцы под мышками. От мороза у Нуаду защипало глаза, а в кончиках заостренных ушей начала нарастать боль.

Исходящий от фигур мерцающий оранжевый свет походил на огонь, и одного лишь намека на тепло хватало, чтобы двое товарищей подступили ближе.

Нуаду с облегчением понял, что свет не просто сулил обогрев. С собирающейся в замерзших провидцах психической энергией в воздух вернулась толика тепла. Его едва хватало, чтобы растопить собравшиеся у друзей на веках снежинки, но после недолгого пронзительного холода оно принесло им вполне ощутимый комфорт.

На глазах альдари колдовской свет полностью наполнил статуи провидцев, словно жидкость — сосуды причудливой формы. Свечение придало их телам отчетливость, выделив под тонким кристальным слоем каждую морщинку на лицах и даже волоски бровей и вены под кожей. Взявшийся из ниоткуда ветерок всколыхнул их одеяния, придав силуэтам иллюзию движения. Пара опасливо попятилась.

Ближайшая фигура со странным треском опустила руки.

Не в силах шелохнуться от страха, Нуаду безмолвно наблюдал за тем, как кристаллическая провидица медленно повернула голову. Статуя словно лишила дикого лорда способности двигаться, в то время как сама фигура, казалось, получила, ее. Скапливающийся свет образовал подобие глаз и румянца на щеках и, словно кровь, растекся внутри кристальной темницы.

Двое других провидцев обрели видимость жизни следом за ней, опустив руки и повернув нахмуренные лица к незваным гостям.

Уста первой статуи разделились и безмолвно зашевелились, однако слова раздались в мыслях у Нуаду и Б’сайннада тоже, судя по изумлённому возгласу последнего.

+Ты потревожил оракулов Последней Истины. Искатель славы. Воин-лорд.+ Психическая речь приобрела более зловещий тон. +Тот, кто превратит обман в истину и обречет нас всех на гибель.+

— Я — Нуаду, наследник клана Огненное Сердце, лорд диких наездников. — Он не был уверен, требовалось ли говорить это вслух либо просто подумать, но все равно облек ответ в слова. Мысль, что кто-то находится внутри его головы, была Нуаду неприятной, пусть он и привык к постоянной эмпатической связи через цепь бесконечности.