Право палача (СИ) - Эстас Мачеха - Страница 17

«Нормальный мужчина с той же философской нежностью будет оправдывать кражу дамского чулка», — подумала Клавдия.

— Стало быть, на эту вещь заказчик есть? И он вор? — осторожно поинтересовалась помощница.

— Больше похож на коллекционера безделушек. В крайнем случае, он непременно попадётся и загремит в тюрьму, — Каспар нашёл на полке надфиль. — Какое отверстие фальшивит? Попробую подогнать размер.

Со своей задачей Клавдия справилась быстро. Благо, учитель музыки, натаскавший её на импровизации, помог развить прекрасный слух. Каспар принялся дальше полировать кость. Сыпавшаяся с неё пыль и теснота вынудили графиню покинуть фармакию, чтобы не чихать поминутно.

Она вспомнила о деньгах, которые получила за спасение ребёнка. Было крайне неловко, когда мейстер вывел её за руку, словно девочку, показать зашедшему чиновнику, процедив:

— Не забудьте вознаградить эту особу, как обещалось в одном из последних указов о вспоможении болящим.

Клавдия считала свой поступок опрометчивым и глупым, но золотое солнце пяти пистолей, засиявшее в её тощем денежном мешочке, говорило об обратном. В тот же день вечером, всё раздумывая, она произнесла, обращаясь на кухне к товаркам:

— Надо же… Вот сколько стоит жизнь ребёнка. На это и лошадь не купишь.

Вместо них ответил мейстер, пришедший за добавкой жаркого:

— Ребёнок — есть голодный рот, мадмуазель. Да и считаешь ты неправильно. Прибавь туда угрозу твоей жизни, станет понятнее. Причём, с каждым днём твоя жизнь становится всё дороже. Направление твоих амбиций, в целом, мне нравится, — старик облизал ложку, — мне они тоже близки.

Он ушёл, ничего не пояснив, и теперь Клавдия не знала, что и думать об этих словах. Какие ещё амбиции приплёл ей старик? Странно было и то, как щепетильно он относился к её деньгам, несмотря на присвоенную подвеску.

Теперь она бесплодно жонглировала этими мыслями, направляясь в сумерках к открытым ещё лавкам. Петляя по темнеющему лабиринту улиц, она с раздражением поняла, что пить вино ей некогда, однообразные сладости надоели, а какое она хочет новое платье — и думать лень, хоть покупка и назрела. До чего странным было понять, что она не может войти даже в зажиточный дом без помех! Приходилось всякий раз схлопывать юбки с боков, чтобы протиснуться на лестницу или в комнату. Лениво оглядев витрины, она развернулась и вдруг услышала за спиной, вдалеке, хлопки. От них залаяли в подворотнях собаки. Фейерверки или ружья?

Когда Клавдия проходила мимо трактира, хозяйка высунулась и свистнула, привлекая её внимание.

— Шла бы ты отсюда, киса. Там, в центре, какая-то заварушка. То ли опять лупят ваших, то ли крохобор хочет свой зад снова на трон усадить.

Послушав совета, Клавдия поблагодарила и ускорила шаг. Когда дома расступились перед лекарней, она решила войти с чёрного хода. Для удобства так делали все, кроме должностных лиц и пациентов. То, что она обнаружила при ступеньках, заставило её опешить.

У корыта, куда попадала вода с крыши, устроилась поразительно чумазая девица в нелепой яркой юбке и венке из искусственных цветов. Задрав бедро над деревянным краем, она старательно отмывала то, чем господь опрометчиво наградил её. Выглядело это настолько странно, что Клавдия попятилась, но её уже заметили.

— Эй, будь другом, подай какую-нибудь тряпку!

«Это ведь куртизанка!»

— Ты здесь случайно или кто-то из лекарни заказал? — спросила Клавдия, протягивая ей носовой платок.

— Даже не проси, не скажу ничего.

— Понимаю, кредо. А так? — на ладони Клавдии заблестели денье.

— Ну ладно. Аптекарь. Кто бы мог подумать, да?.. Надеюсь, ты не его жена.

Куртизанка проворно сунула в рот деньги и встала на обе ноги, готовая удирать.

— Не скажу, — подбоченилась Клавдия.

По улице торопливо застучали деревянные каблуки. Не прошло и нескольких секунд, как подворотня проглотила звук вместе с беглянкой.

Клавдия зло вцепилась в край шали, купленной по дешёвке для зимы. Каспар обеспечивал заботой, едой, шутками и полезными знаниями. Почему-то ей казалось, что количество этих благ строго рассчитано на каждого обитателя лекарни. Он был горшочком с золотыми монетами, куда чертовка сунула жадную пятерню и теперь каждый не досчитается своего гульдена, ибо тот потрачен. Самое главное — не досчитается она, привыкшая к обилию внимания.

— Как дела, аптекарь? — толкнула Клавдия дверь фармакии.

— Я тут салютами и крысиным ядом, что ли, торгую? — отозвался подмастерье.

Даже если бы она не столкнулась с проституткой, отточенное интрижками чутьё подсказало бы ей, что этот человек минуту назад с кем-то забавлялся. На щеках ещё остался особый румянец, который всегда в таких случаях дополняет сытый вязкий взгляд. Ряса Каспара стекала со стула. Оказалось, что под ней он носит штаны с онучами и тёмную рубашку тонкого сукна. А ещё оказалось, что он крепкий и подтянутый, а лишняя одежда любого сделает чуть рыхлым и сутулым. Это было последним обстоятельством, державшем Клавдию на безопасном расстоянии. Её прежняя среда была полна мозгляков, мнивших себя великими мыслителями и любовниками по совместительству. Избытком болтовни, хвастовства и бесполезных умозаключений они прикрывали свою очевидную телесную слабость, напоказ пожирали устрицы и конфеты из насекомых. Едва ли это помогало им взбадривать свою аморфную, как у трутневой личинки, плоть, так что совокупляться у них выходило лишь с чужими умами. Этим подлым, удушливым способом они и размножались, навязывая моду на демонстративную чувственность, от которой у Клавдии случались мигрени и безудержное желание снова и снова навещать конюха.

Непринятый собственной семьёй, бывший чумным, а ныне мортусом Каспар был до такой же степени падшим, до какой сострадательным и чутким. Чужая беда приводила его в бешенство, заставляла лупить растяпу Тиля и кричать во весь голос от досады. Никакая злость не приживалась у него внутри, от потрясений он становился лёгким и каким-то помятым, как пустой фунтик, разорённый детьми. Увлечения, замаравшие бы другого, скатывались с него ртутью. Собирает кости потому, что жалеет. А гулящую девку что, бесплатно лечил?

«Как бы не так! Подобного полёта в грязь его белые крылышки не выдержат».

— Кого она изображала с венком на голове и вся в саже? Туземку?

Каспар выпрямился и опустил глаза — понял, что попался.

— Нет. Если можно, не говори никому.

Клавдия побарабанила пальцами по косяку.

— Мейстеру такое вряд ли понравится, — вкрадчиво сказала она.

— Что плохого я тебе сделал?

«Я ревную, голова твоя воронья!» — едва не крикнула Клавдия, когда внутри всё зазвенело от негодования.

— Ничего, но полагаю, ты нарушил правила нашего аскетического проживания и заслуживаешь…

— Ступай! — Каспар так резко встал, что Клавдия отпрянула. — Расскажи всё мейстеру. Позови остальных, хоть вместе посмеётесь. Я привык, дома меня ежедневно поднимали на смех. Он недоволен моим безбожием, а от разврата за стеной просто взорвётся. Ты всё ищешь, кого и как нацепить на крючок, чтобы издеваться и управлять, но со мной такое не пройдёт. В конце концов, я никому не помешал и не навредил.

Тон Каспара ужасал своей беззлобностью и бесстрашием.

— Скажу, если ещё раз её увижу.

— Ну уж нет. На сделку с тобой я не соглашался. С такой склонностью к торгу тебе бы трясти петрушкой на базаре.

Если факт торговли фетишами ещё можно было подтвердить флейтой, то никто бы не поверил её рассказу про девку. Каспар понимал это, либо действительно предпочёл выговор тому, чтобы оказаться в распоряжении Клавдии, и шантаж провалился.

— Хорошо, предлагаю всё забыть, — сдалась она.

Совесть Клавдии слабо заскулила. Желание сделать Каспару как можно больнее странным образом сломалось то ли о его спокойную твёрдость, то ли об очередное воспоминание о конюхе. Тот не выдержал и сбежал, Клавдия даже проспорила Жюли, сделав ставку на самоубийство. Спор они затеяли от скуки, заметив странную задумчивость того, кому думать не положено вовсе. Единственный вывод, который удалось сделать Клавдии — игрушку можно разломать из любопытства, но тогда она станет непригодной.