Голодные Игры глазами Пита Мелларка (СИ) - "Mary_Hutcherson" - Страница 46

Картинки нескончаемым потоком проносятся в моей голове: вот на нее летит Катон с огромным мечом, вот Марвел, будто восстал из мертвых, швыряет в нее копье, вот Цеп превратился в огромного медведя и несется на нее, рыча и оголяя огромные клыки. Мне даже приснилось как та девушка, Лиса, кормит ее ядовитыми ягодами. Единственное, что радует меня с каждым новым кошмаром это то, что со временем действие сиропа становится все слабее и слабее. Я уже начинаю различать некоторые звуки за стенами пещеры. Это стук. Будто целая армия солдат бегут друг за другом по крыше пещеры. Цепляюсь за этот звук, будто за последнюю ниточку, связывающую меня с реальностью, и совсем скоро выкарабкиваюсь из слащавого дурмана успокоительного.

Глаза уже открыты, но все еще плохо вижу. Проходит не меньше пяти минут, прежде чем я могу сфокусироваться на огромном камне у входа в пещеру. Пробую сжать руки в кулаки — получается, потом приподнимаю голову — тоже получается, а потом случается самое удивительное.

Сгибаю раненую ногу в колене и подтягиваю ее к себе, не испытав при этом почти никакой боли. Может, я все еще сплю? Опять закрываю и открываю глаза, но все осталось неизменным. Провожу руками по каменному полу и нащупываю что-то мокрое. Пальцы вязнут в какой-то жидкости. Подношу руку ближе к лицу и ужасаюсь — кровь! Дальше происходит еще более невозможная вещь — я самостоятельно сажусь и отползаю на несколько шагов дальше от кровавой лужи. Мозги еще не совсем отошли от сиропа, поэтому не сразу понимаю, что происходит. Вспоминаю все, что произошло до того момента, как я заснул.

Клавдий Темплсмит объявил о пире у Рога Изобилия. Китнисс собралась идти туда, чтобы добыть для меня лекарство. Я не хотел отпускать ее, но она накормила меня ягодами с сильным успокоительным, и я отрубился. А теперь, когда я проснулся, могу согнуть ногу. Значит, она принесла лекарство. А кровь на полу означает то, что ее ранили!

Быстро оборачиваюсь, и вижу Китнисс, лежащую в целой луже крови, которая до сих пор стекает с пореза прямо над бровью. Ползу к ней и аккуратно дотрагиваюсь до плеча.

— Китнисс! — шепчу я, — ты меня слышишь?

Но ответа не следует. Что же делать?! Вдруг она умирает! Начинаю легко трясти ее, и она сжимает кулак на правой руке и дергает плечом.

Отлично, просто отлично! Из-за меня она рисковала жизнью, а теперь ранена и истекает кровью. Что-то больно колет в грудь. А ведь могло быть и хуже… Эта рана могла оказаться для нее смертельной, и сейчас бы мы оба были мертвы. Беру себе на заметку больше никогда не разрешать ей решать за нас обоих.

Недолго думая, беру ее рюкзак и нахожу там аптечку, аккуратно промываю лицо и руки от крови и перебинтовываю рану. На белой повязке почти сразу же выступает кровь, но, к сожалению, не знаю, чем помочь еще. Помню, как однажды брат разбил лоб, лазая по деревьям, крови было просто море, а я был совсем еще ребенком и страшно перепугался. Отец сказал тогда, что от такой раны не умирают, а крови много, потому что в этом месте много сосудов. Значит, жить Китнисс точно будет, если я не прибью ее после пробуждения.

Нахожу в рюкзаке пару кусков мяса и осознаю, что впервые за долгое время кошмарно голоден. Мясо оказывается очень вкусным, и я успеваю съесть целых три куска, прежде чем вспоминаю, что не один.

Китнисс не просыпается, и я ее не тревожу. Шрам на моей ноге почти затянулся, оставив тонкую красную полоску. Рядом с Китнисс нахожу шприц, видимо, она сама вколола мне лекарство. И опять спасла мне жизнь.

Аккуратно встаю на ноги и медленно хожу по пещере, а потом выглядываю наружу. Там идет дождь, а точнее ливень. Вода стекает сплошной стеной и не дает различить даже очертания ближайших деревьев. Высоко в небе начинает светиться герб и играет гимн. Приглядываюсь и вижу знакомое лицо. Сначала верю своим глазам, но потом понимаю, что не ошибаюсь. Мирта погибла. Вероятно, кто-то убил на ее на пиру. И самое ужасное не то, что мне становится ее жалко, а то, что это могла сделать Китнисс. Ей пришлось убить ради меня. Вот что ужасно на самом деле.

Пытаюсь отделаться от подобных мыслей, но ничего не выходит. Что теперь делает Катон? Как скоро он придет, чтобы отомстить? Будем ли мы готовы сразиться? Если Мирта пришла на Пир одна, значит, он еще не восстановился после нашей последней встречи. Или он пришел, но дал ей погибнуть? Так хочется разбудить Китнисс и расспросить ее обо всем, но я этого не делаю. Ей нужны силы, она ведь потеряла много крови.

Еще немного хожу по пещере, а потом ложусь на пол и, к своему удивлению, засыпаю. А когда просыпаюсь, уже наступает день. Дождь не прекращается и не идет слабее. Неужели распорядители хотят нас затопить?

Китнисс продолжает спать около меня. Дотрагиваюсь до ее повязки — подсохла за ночь. Значит, кровь больше не идет. Ну хоть одна хорошая новость. Потом беру ее за руку и тихо шепчу: «Китнисс», но она даже не шевелится, и я оставляю ее в покое.

Остаток дня наблюдаю за потоками воды, стекающими по стенам, и стараюсь не думать ни о чем плохом.

На арене наступает вечер. Весь день прислушиваюсь к звукам за стенами пещеры, но это почти невозможно из-за шума дождя. Единственное, что могу сказать с уверенностью это то, что пушка сегодня не стреляла. Это значит, что Катон, Цеп и Лиса все еще живы. Мне очень хочется узнать, что случилось там, на пиру у Рога. Как погибла Мирта, и как отреагировал на это Катон.

Я, наверное, последний идиот, но мне до безумия жаль этих двоих. Ведь они тоже, скорее всего, были очень рады, что смогут вернуться домой вместе. А теперь Катон будет мстить тому, кто убил его возлюбленную. И я его ни в чем не обвиняю, потому что сам поступил бы так же. Это меня пугает, ведь если Мирту убила Китнисс — Катон придет мстить нам. Говорю «нам», потому что теперь мы единое целое. Особенно после того, как она спасла мне жизнь.

Все то время, что Китнисс спит, я сижу рядом с ней, чтобы не пропустить момент, когда она проснется. И наконец-то чувствую, как она начинает ерзать.

— Китнисс, Китнисс, ты меня слышишь?

Она резко открывает глаза и начинает осматривать все вокруг, будто не понимает, где находится, а потом задерживает взгляд на мне и долго и упорно вглядывается в мои глаза.

— Пит, — еле слышно произносит Китнисс и слабо улыбается.

— Привет. Рад снова видеть твои глаза.

— Я долго была без сознания? — она дотрагивается пальцем до повязки и тихо ахает.

— Точно не знаю. Я проснулся вчера вечером, а ты лежишь рядом в жуткой луже крови. Сейчас кровотечение, кажется, прекратилось, но я бы на твоем месте не пытался вставать.

Достаю из ее рюкзака бутылку с водой и подношу к ее губам.

— Ты идешь на поправку, — замечает она.

— Еще как. Штука, которую ты мне вколола, знает свое дело. Опухоль почти спала, и я могу ходить. Правда, пока не без усилий, но в любом случае намного лучше, чем было до этого. Я уже даже забыл, когда в последний раз сам ходил куда-то.

Она кивает, выслушивая мою историю, а потом опять включает «заботливую мамочку».

— Ты ел?

— Угу. Слопал три куска гусятины и только потом понял, что надо экономить. Не волнуйся, теперь я на диете.

— Все в порядке. Тебе надо есть. Я скоро пойду охотиться, — она опять дотрагивается до повязки, только в этот раз проводит пальцем вдоль лба и щурится в тех местах, где особенно больно.

— Только не слишком скоро, ладно? — убираю ее руку от повязки и целую пальцы. — Теперь моя очередь о тебе заботиться.

Напарница улыбается и не возражает, поэтому я кормлю ее гусятиной и изюмом, потом даю воды и растираю замерзшие ноги. Она дрожит, поэтому кутаю ее в свою куртку и ложусь рядом. И где там остались те злость и желание отчитать Китнисс за безрассудное поведение? Видимо, где-то в другом мире, где я не плавлюсь как сливочное масло на солнце от одной ее улыбки.

— Интересно, для чего это все устроили? Грозу, дождь. Точнее, для кого? — спрашиваю я, накручивая локон каштановых волос на палец.