Тысяча порезов (ЛП) - Малком Энн - Страница 1

Переводчик: Татьяна Н

Редактор: Лилия С

Обложка: Виктория К

Вычитка и оформление: Екатерина Л 

Изабелла

— Улыбнись, любимая, и скажи, что любишь меня.

Я сжала губы в ровную линию.

— Я люблю тебя, малыш, но просто не могу улыбаться.

Он ничего не сказал. Просто смотрел на меня своими бирюзовыми глазами, которые, казалось, видели прямо сквозь мою кожу, мою плоть, эти глаза пробирали до костей.

Я прикусила щеку изнутри, пока не почувствовала вкус крови.

Но не улыбнулась.

Кровь имела медный и горький привкус.

Вот что он почувствовал, когда поцеловал меня.

И он правда поцеловал меня.

Он всегда так делал.

На вкус тот был как мята и сигареты.

Мой любимый аромат поцелуя.

Драгоценный аромат поцелуя.

Его.

Наш.

— Ты любишь меня.

Это был не вопрос.

Я никогда не задавалась вопросом об этом. Ни разу с тех пор, как нам исполнилось тринадцать.

С тех пор мы любили друг друга и будем любить, пока оба не перестанем дышать. Было много причин, по которым я любила его. Например, то, как он целовал меня. Как подергивались его губы, когда тот пытался не улыбаться, как каждый вечер водил меня за мороженым, несмотря ни на что. Как носил жесткую и серьезную маску для всего мира, играя роль «крутого парня» так хорошо, что почти все верили, что он такой и есть.

Почти все.

Мне нравилось, что я была единственной, кто знала другую его сторону. Он мягко и нежно разговаривал, когда мы были только вдвоем, и эта нежная часть была лишь для меня.

Но что мне больше всего в нем нравилось, так это отсутствие страха. Тот факт, что он любил меня, целовал, водил за мороженым, несмотря на то, кем я была.

Несмотря на мою фамилию.

Каталано.

Несмотря на моего отца.

Винсенция Каталано.

Кристиан знал, что мой отец мог бы убить его, не задумываясь, если бы тот когда-нибудь причинил мне боль.

Если какой-то мальчик сталкивался со мной в школе, он тут же извинялся, бросал умоляющие, испуганные взгляды, словно у меня на быстром наборе был убийца. Я была популярна только потому, что люди боялись того, что произойдет, если они подвергнут травле дочь Дона. Потому что родители, жаждущие власти и связей, заставляли своих детей посещать множество пышных вечеринок, которые устраивались в моем доме.

Моего отца уважали и боялись во всем городе. Люди притворялись, что он им нравится, что они любят его только для того, чтобы продвигать свои собственные интересы и не быть его врагами. Единственным местом, где его по-настоящему любили, был наш дом, где все боялись только маму, а мы с братом просто обожали нашего папу. Десятилетняя разница в возрасте между мной с братом была результатом многочисленных выкидышей и одного мертворождения. Смерть и трагедия были не просто частью семейного бизнеса, они поселились в нашем доме.

Такие вещи могли бы сломить любую другую пару, но мои родители были особенными. Они были детьми преступной династии. И поженились не по любви, а потому что их родители хотели союза между двумя семьями для власти. Их брак положил конец десятилетиям кровопролития между семьями Костас и Каталано.

Их жизнь не была сказкой. И узнала я обо всем не сразу. Мои родители, возможно, скрывали от меня многие аспекты жизни, но они были правдивы в истории происхождения нашей семьи. Оба были послушными, знали, что у них нет выбора, мой отец жаждал власти, а мама смирилась с тем фактом, что она всегда будет женой Дона, что это ее судьба и долг. Бабушка была умной, воспитанной, хитрой и бесстрашной женщиной, которая сказала маме, что брак, скорее всего, не даст ей любви, но она получит другую власть.

Вместе они проживали годы долга, уважения, дружеского общения, боли и, наконец, любви. Любовь пришла после боли, потому что мама сказала, что Костас не умеют любить без боли

— Я люблю тебя, — сказал Кристиан, низкий гул его голоса ласкал мою кожу.

Моя мать была неправа. Я полюбила Кристиана всем сердцем и душой, и это ничуть не ранило.

Он потрогал кольцо с бриллиантом, которое надел мне на палец этим утром, пока мы обжимались, а мои родители думали, что я была на вечеринке с ночевкой, хотя в глазах мамы сиял понимающий блеск, когда я вчера выходила из дома.

Это был мой восемнадцатый день рождения. Папа хотел устроить грандиозную вечеринку, как делал каждый год, сколько себя помню. И в первый раз я поспорила с ним, сказав ему, что хочу спокойно провести вечер со своими подружками и перенести вечеринку на следующий день.

Мой отец быстро согласился, потому что он не привык к тому, чтобы его дочка что-то требовала.

Я никогда с ним не спорила. Не потому, что боялась, а потому что мне это было не нужно. Моего отца страшились во всем городе — черт возьми, во всей стране, — но он обожал свою послушную дочь. Я знала, чего от меня ждут как от дочери Дона. И не обижалась ни на своих родителей, ни на свои обязанности. Конечно, иногда я мечтала о другой жизни, более простой, без такого количества смертей, опасностей и страха. Где я могла бы точно знать, что нравлюсь своим друзьям такой, какая я есть, а не из-за моих родителей.

Но эти мысли были мимолетными, особенно после встречи с Кристианом. Особенно с тех пор, как он надел кольцо мне на палец, бормоча о вечности и о нашем будущем.

От этого у меня кровь застыла в жилах.

Наше будущее.

Мой отец был не из тех, кто обещает свою единственную дочь незнакомцу ради большей власти и ради мира. У него уже была власть, и все были слишком напуганы, чтобы пересечь дорогу Дону.

Но мой отец все еще оставался моим папой. Не просто главой одной из самых влиятельных и опасных семей в стране. Но и нормальным отцом, который при нормальных обстоятельствах не был бы в восторге от того, что его дочка, все еще учащаяся в средней школе, выходит замуж за парня, с которым встречается с тринадцати лет.

Моему отцу Кристиан нравился. На самом деле, очень. Ему нравился Кристиан, потому что тот уважал его и не соглашался слепо со всем, только из-за того, что тот — Дон. Он ему нравился, потому что Кристиан обращался со мной как с принцессой, а я и была принцессой мафии. Папа также серьезно относился к внешности. Он проводил час в день в тренажерном зале, занимался спортом, еженедельно посещал парикмахера, и все его костюмы были сшиты вручную. Я никогда не видела своего отца в джинсах или спортивных штанах.

Для него было важно, чтобы у меня был тот, кто будет заботиться обо мне, будет выглядеть достойно, и чьи гены дадут нам прекрасных детей.

Годы были добры к Кристиану. Когда мы только начали встречаться, он был долговязым, неуверенным в себе парнишкой. Но даже тогда он был особенным. Это отражалось в его глазах. В его улыбке. Он был тихим, а остальные мальчики — шумными, незрелыми.

Теперь он вырос. Стал высоким. Намного больше ста восьмидесяти сантиметров. Самый высокий мальчик в школе. Его темные волосы были блестящими, слегка завивались на затылке. Он проводил много времени в спортзале у нас дома по приглашению моего отца, и его руки стали мускулистыми, скульптурными, что подчеркивалось каждой рубашкой, которую тот надевал. Он был, безусловно, самым горячим парнем в школе. Ну ладно, не парнем. Кристиан стал мужчиной.

И я женщиной.

Женщиной со сверкающим бриллиантом на пальце и будущим с любовью всей моей жизни.

— Ты боишься? — прошептала я.

Его пальцы плясали вокруг выпуклости моей груди.

Я затаила дыхание, мое тело напряглось от интимного прикосновения, обнаженная кожа была открыта ему и его воле. Мы с Кристианом много чего делали, но он очень настаивал, чтобы мы не занимались сексом до моего восемнадцатилетия.

Это сильно раздражало меня, так как я жаждала его, ничего подобного не ощущала ни с кем. Все мои подруги давным-давно потеряли девственность с мальчиками, которые даже не понимали, что делают. Во всяком случае, так мне говорили.