Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 8

– Кость, – позвал я. – Ты чего?

– В смысле?

– Ну подожди. – Я догнал брата на лестничной площадке, поймал за плечо и осторожно развернул к себе. – Да что не так–то?

Может, раньше он без труда смог бы меня обмануть. Отмахнуться, натянуть на лицо улыбку и сделать вид, что все нормально. Но теперь я почему–то сразу понял: Костя явно чем–то озадачен… а может, даже напуган.

– Да так… – Он отступил на шаг, уперся лопатками в стену и тряхнул головой. – Ерунда всякая в голову лезет. Но тебе все равно не объясню.

– А ты попробуй. – Я уселся прямо на ступеньки. – Это из-за того, что Бельская сказала?

– Не совсем. – Костя на мгновение задумался. – Дед всегда говорил, что из Горчаковых менталисты на тройку с минусом, но я лет с семи других… чувствую, что ли. Наверное, от мамы досталось.

– Ага, – отозвался я. – И чего же ты чувствуешь?

– Вот в том то и дело. – Костя вздохнул и отвел глаза. – Раньше я на тебя смотрю – а ты… как свежая лужа на асфальте. Только не обижайся, ладно?

– Сложно, но постараюсь.

– В смысле – плоский и прозрачный. Все видно и все понятно. Сразу можно сказать, о чем думаешь, какое настроение.

– Да? – Мне вдруг захотелось улыбнуться, хоть никакого веселья я не чувствовал. – А сейчас?

– А сейчас черт знает. – Костя отлип от стены и снова неторопливо зашагал по лестнице. – На болото торфяное похоже. Черным-черно, ничего не видно. А глубина такая, что попробуй влезь – там и останешься.

Да уж. Не знаю, смогла ли Ольга Михайловна, которая не знала меня с самого детства, разглядеть что-нибудь подобное… но по всему выходило, что смогла. А то и увидела то, что скрывалось даже от меня самого. Что бы ни случилось с моим Даром и разумом после аварии, я изменился. И чертик, едва не повыбивавший Воронцову все зубы, в моем персональном омуте теперь наверняка не попал бы в даже в десятку самых крупных.

Я открыл дверь на улицу и на мгновение испытал облегчение, не увидев черную «Волгу» напротив входа. Но моя радость оказалось преждевременной: зловещая «баржа» лишь сместилась метров на пятьдесят вправо – похоже, все-таки уезжала на ночь – но окончательно свой пост так и не покинула. Затемненные стекла блестели на солнце, и я не мог увидеть, если ли кто внутри.

– Ты идешь? – Костя обернулся и замедлил шаг. – Саш?..

– Иду.

Я тряхнул головой, отгоняя ощущение чужого взгляда, но оно оказалось прилипчивым. Будто кто–то снова «зондировал» меня. Как Ольга Михайловна… только изящнее – и при этом куда успешнее. Уж не знаю, что успела заметить она, но этот явно увидел вообще все. И закрыться я бы не смог, даже если умел бы.

Круче, чем пятый магический класс? Елки…

Таинственный шпион «отпустил» меня, только когда мы вышли за ограду на Литейный. Костя вполне бы мог проигнорировать указатель «служебный въезд» и проехать внутрь, как Воронцов, но не стал хамить. Дед всегда говорил, что скромность – чуть ли не важнейшая добродетель дворянина, и брат умел закрутить гайки своему тщеславию.

Но уж точно не в том, что касалось машин.

Припаркованная в полусотне метров от ворот «Чайка» цвета слоновой кости блестела так, что становилось больно глазам. Огромная, роскошная, с вытянутыми задними крыльями, похожими на рыбьи хвосты, она казалась громоздкой и медлительной – но только на первый взгляд. Спрятавшийся за хромированной решеткой радиатора двигатель на трассе вполне мог бы угнаться и за спортивной «Волгой», и даже за «Понтиаком».

– Ты чего так вылупился? – усмехнулся Костя, закидывая мешок с моим барахлом куда–то назад. – Будто в первый раз видишь.

– Да блин… – Я устроился на скрипнувшем кожей сиденье. – Хороша бричка.

– А то. – Костя хитро улыбнулся. – За руль хочешь?

– Да!

– Балда. У тебя даже прав нету.

– Шутник… – насупился я. – Как будто раньше это кому–то мешало.

– Раньше было раньше. – Костя вздохнул и воткнул ключ куда–то под руль. – А теперь тебе до седой бороды не светит. Дед суров – но он дед.

– Угу, – буркнул я. – Ладно, поехали… на казнь.

«Чайка» зарычала, развернулась и неторопливо покатилась по Литейному. Первые минут десять я просто пялился в окно. Будто заново открывал город, в котором прожил всю жизнь… а я ведь уже тысячу раз видел все это. Каждую вывеску. В центре Питера чуть ли половина магазинов, заведений и контор вели дела еще с прошлого века, так что в их названиях кое-где мелькали старые буквы: черные или золотистые «яти» и «еры» на белом фоне, иногда на нескольких этажах разом.

Только вот этих, на углу Забалканского, раньше не было. Или вывеска переползла чуть ближе. Или еще недавно цвет у нее…

– Эй, Сань, ты чего? – Костя чуть притормозил. – Опять голова?

– Да не. – Я сполз по сиденью, устраиваясь поудобнее. – Нормально. Слушай… а чего Бельская говорит, что все это никому говорить нельзя? Ну, типа, тайна?

– Да не то чтобы прям тайна. – Костя включил поворотник. – Но сильный Одаренный – это всегда событие. Только если по-настоящему сильный. Раньше бы ты класс десятый-одиннадцатый после лицея получил, а четырнадцатый вообще всем дают… но это так.

– Ага, – кивнул я. – А теперь у меня какой?

– Никакой. – Костя улыбнулся и перебрал руками, вращая обтянутый кожей руль. – Пока учебу не закончишь – фиг тебе, а не магический класс. А чисто по диаграмме – ну, на восьмой, как у меня, потянет. Или даже на седьмой.

Вроде вспоминаю, хоть и местами туго. Четырнадцатый – можно сказать, бездарь. Десятый после лицея – слабенько, но уже кое-что. Восьмой в Костины двадцать пять – неплохо, а в мои шестнадцать – совсем круто… конечно, если осилить аттестацию, что пока в принципе невозможно.

Но и это все равно не пятый, как Ольги Михайловны. А есть ведь еще круче… но высшие магические классы – удел наследников княжеских родов. И то не всех – и уж точно не сразу.

– А дед?.. – на всякий случай уточнил я.

– На покой уходил на третьем, – отозвался Костя. – А сейчас – кто ж его знает. Может, уже и второй бы потянул. Да толку–то…

– Сильно. – Я прикинул в уме свои перспективы. – Ты говорил, что и я через двадцать лет…

– Да ты погоди! Это же все те-о-ре-ти-че-ски, – Костя проговорил по слогам. – А как оно будет – сейчас все равно не поймешь. Так что пока не высовывайся… И с Воронцовым больше не связывайся, понял?

– И чего это не связываться? Вроде…

– А того, что он тебя убьет. – Костя нахмурился и чуть придавил газ. – И не смотри, что еле на девятый класс натягивает. Взрослый Одаренный, единственный сын в семье без отца – Источник близко. Его учили контролю магии… Хреново, но учили.

А меня – нет. Да, я в одночасье стал сильнее почти в десять раз. Чувствую родовой Дар, пытаюсь поймать странную энергию вокруг – и ловлю! Буквально трогаю пальцами… Вот только сделать с ней пока ничего не могу.

– Ладно, – буркнул я.

– Да ты пойми, что не в нем дело. Воронцов – это так, фигня на постном масле. Гонки, разборки – для тех, кому заняться нечем.

На лице Кости на мгновение проскочило то ли недовольство, то ли сожаление – давно ли он и сам был таким? Беззаботным шалопаем, которому не приходилось занимать место деда в Госсовете и тащить на себе все семейные дела.

– Из этих тебя никто пальцем не тронет. А тронет – я по стенке размажу, – продолжил Костя. – Но если кто–то прознает, что ты к двадцати с копейками имеешь неплохой шанс выйти на седьмой класс – жизни тебе не дадут.

– Почему?

– По всему. В первую очередь – хорошая наследственность. Как стукнет семнадцать, за тебя девки передерутся. И не только девки. Взрослым барышням всей это фигни с венчанием и кольцами не особо надо, они на это дело… смотрят попроще. – Костя хмыкнул, покраснел, скосился на меня – и, похоже, решил не развивать тему. – Моргнуть не успеешь, как к чужому роду так привяжут, что не дернешься. Или полиция захочет себе забрать. Или Тайная канцелярия, а там и военные подтянутся. А может, и сама государыня Императрица пожелает… ко двору.