Долг и верность. Книга 2 (СИ) - "Малефисенна" - Страница 43

Моей одежды нигде не было, и я быстро схватил какие-то тряпки, сохнувшие на перекладине над камином. Шум повторился, и сквозь толстые стены я с трудом расслышал мужской голос. Его тон меня напугал. Предчувствие неприятно заскоблилось где-то внутри, начиная царапать внутренности, и я, держась одной рукой за стену, прибавил шаг — хотя получалось только хромать. А несколькими секундами позже услышал возню и гомон уже нескольких возмущенных голосов. Когда я понял, в чем может быть дело, меня заметили два парня, застывшие у верхних ступеней и закрывшие своими широкими спинами спуск.

— А я их помню, — послышался чей-то голос, наполненный ненавистью и презрением, и я опешил, увидев, наконец, среди собравшихся кругом мужчин Эвели. Из ее носа текла кровь, на опухшей скуле алела обильно кровоточащая ссадина. «Думай!» — попытался обругать себя я, но лишь мельком разочарованно взглянул на покрывшиеся неприглядными волдырями и потерявшие чувствительность пальцы и пошел напролом — почти побежал, едва не запнувшись на первой же ступени.

Сердце стучало в висках, а в голове не осталось ничего, кроме страха за Эвели, окруженную незнакомцами, скалящуюся и нервно оборачивающуюся по сторонам. В последний момент я схватился за перила, когда край ковра натянулся и уехал из-под ног.

Я вообще ничего не слышал, теряя над собой контроль. Ни секунды на размышления, страх просто бы не позволил остановиться. Все пришло в движение, и чужие затылки расплылись перед глазами. Я с трудом поднялся на ноги после жесткого падения на последние ступени, но почему-то никто не спешил ко мне. Краем уха расслышал знакомый многочисленный скрежет и вскинулся, пытаясь увидеть. К тому моменту, когда взгляд прояснился, началась драка.

Я ничего не понимал, пытаясь лишь найти в этой толпе Эвели, а комната была слишком маленькой даже для рукопашной. Я оттаскивал тех, кто оказывался ко мне спиной, отброшенный чьей-то атакой, силясь пробраться к приоткрытой двери, из которой всего несколько секунд назад вывели Эвели. Один канделябр грохнулся мне под ноги, затухая, и я быстро подобрал его, используя как оружие. Чей-то локоть ударил под ребра, выбивая стон — но словно не нарочно. Я до сих пор чувствовал, что меня будто бы вообще не замечают, занятые другим врагом где-то там за моей спиной. И у меня не находилось возможности просто обернуться, чтобы разглядеть происходящее: настолько сильно зажали со всех сторон. Лишь застыв на несколько секунд в попытках отдышаться я заметил, как в направленных на меня удивленных взглядах мелькнуло узнавание. И рванул, задевая первого импровизированным оружием и отбрасывая к окну.

— Эвели! — позвал я, крича так громко, как только мог. Горло прошила острая колющая боль, и я закашлялся, почти сгибаясь пополам. — Эве… ли!

— Киан? — прокричал кто-то в ответ, и я, ошарашенный происходящим, не сразу узнал севший голос Ариэна. Успел лишь пожалеть, что не узнал сразу все, что произошло перед Заррэтом, а теперь не мог сориентироваться, глупо озираясь по сторонам и уворачиваясь от тех, кто все же обратил на меня внимание. Они определенно хорошо меня знали, но не могли же это быть те же самые люди, что подняли меня из снега и согрели, не позволив замерзнуть насмерть? Или могли. Мысли обрывались на середине и тут же переключались на настоящее, когда каждая секунда могла стать последней. Тут и там свет настенных подсвечников отражался от занесенной стали. И вот, наконец, протиснувшись к той самой двери, я увидел борющихся женщин, катающих друг друга по полу. Слабый свет, загораживаемый спинами, не позволял увидеть их лица, я видел лишь резкие движения и улавливал напряженное мычание, почти что рык. Эвели лежала на лопатках, выгнувшись в пояснице из-за связанных рук, и пиналась ногами, пытаясь сбросить с себя ношу. Я быстро упал на колени, хватая с виду хрупкую соперницу за плечи и сбрасывая на бок.

Крики совсем близко проходили мимо меня, как песок сквозь пальцы. Я весь был занят попыткой поднять Эвели на ноги, пока прыткая и злая девчонка, вцепившись со спины мне в волосы, пыталась ударить посильнее. Она сомкнула зубы на моем ухе, еще крепче обвивая мой живот ногами, и я застонал от неожиданной боли, ослабляя руки. Пользуясь заминкой, Эвели перевернулась на бок, пытаясь подняться, но получилось ли, я уже не увидел. Новая боль прошлась по телу, по шее потекла горячая-горячая кровь. Я крутанулся на месте, пытаясь сбросить с себя противницу, но та быстро спрыгнула на пол, ударяя меня под колено. На жесткий дощатый пол мы упали уже вместе, крутясь и попеременно прижимая к нему друг друга. Оказывается, за это время я сильно сдал, и теперь не удавалось отбить даже такое слабое сопротивление. Перед глазами все сильнее двоилось, а темнота вокруг лишь больше сгущалась, не давая вовремя уйти от удара. Но все-таки я взял свое и навалился всем весом на незнакомку, намертво придавливая к полу, но она все еще билась подо мной, как настоящая дикарка. Я неловко замахнулся, пытаясь ее успокоить, но Эвели, подскочившая ко мне, прокричала короткое «стой».

Девчонка застыла, отбросив волосы в сторону так, чтобы видеть меня. Глаза горели ненавистью и яростью, но я их узнал. Полное непонимание происходящего норовило благоразумно поставить барьер между эмоциями и действиями, но я уже ни о чем не думал. Резко поднял Келлу за подмышки и прижал к себе, даже не задумываясь, узнала ли она меня в таком состоянии. И обнял ее так крепко, как только мог, несмотря на ситуацию радуясь тому, что мы встретились. И какое же я почувствовал облегчение, когда она так быстро успокоилась в моих руках. Пусть все еще тяжело дыша и сглатывая.

Я слышал, как рьяно билось ее сердце, и чувствовал, как кровь с ее губ медленно стекала по моей щеке.

Вслед за удивлением сознание прошила скверная постыдная мысль: я почти ударил ее. Как же вышло, что мы встретились врагами, как? Я ведь не думал, что жизнь может быть другой. Столько лет просто принимал данный Природой путь, не смея перечить. А Келла… я оставил ее, бросил, сам того не понимая.

Посреди всей этой заварухи в горле вдруг встал противный липкий ком. Я смотрел ей в глаза считанные секунды, но и этого хватило. Только сейчас, увидев ее здесь, не желающую сдаваться до последнего, я ощутил всю вину и стыд за то, что пришел так поздно. Вспомнил прийти. Вспомнил… Я должен был вернуться раньше, найти, освободить от рабских оков, а вместо этого смирился, оставив ее одну. Понимание этой беды принесло нестерпимую боль: ей пришлось научиться самой себя защищать.

Я открыл было рот, чтобы просить прощения, когда кто-то с силой сжал мои предплечья, оттаскивая и грязно ругаясь себе под нос, а затем больно пихнул по ребрам.

— Хайн, стой!

Я поморщился от боли в заскорузлых рубцах, но уже не сопротивлялся, оцепеневший от всего происходящего, и, оглушенный не стихающим гомоном потасовки, даже не сразу заметил, как все закончилось. Покрутился по сторонам, пока незнакомцы грубо пытались поставить меня на колени, заломив руки. Ариэн и Эрд — никак не ожидал его здесь увидеть — безоружные и сильно помятые, стояли рядом, все еще пытаясь вырваться из мертвой хватки не известных мне врагов. Эвели дергала связанными руками, сидя на полу, и злобно порыкивала на переругивавшихся мужчин, не желающих опускать мечи, направленные в сторону проигравших. Предчувствие, что сейчас нас прямо здесь и прирежут, только усиливалось, и я напряженно застыл выжидая.

Келла рывком поднялась на ноги, настойчиво накрывая своими ладонями почти упирающееся мне в грудь острие меча.

— Не мешай, эй! — высвобождая свою руку, гаркнул ей тот самый мужчина, яростно оттащивший меня — с обветренным, словно высохшим суровым лицом. — Ты чего? — и небрежно показал на меня, почти касаясь холодным металлом левой скулы. На мгновение мы пересеклись взглядом с Эвели, и она упрямо поджала губы, всем видом показывая и мне, и окружающим, что ронять достоинство не намерена. И все-таки я не мог не уловить появившегося страха в ее глазах, когда по моему лицу из рассеченной раны потекла кровь. Но и сам старался держаться, в ответ лишь чуть заметно прикрыв глаза. — Это из-за него наших ранили. Вот… вся компания. Прямиком со Службы, да? — Я не нашел, что возразить, понимая, что в таком положении попытаться оправдаться себе дороже.