Ателье Мадам Пикок (СИ) - Юраш Кристина - Страница 34

- Ворота! Сломали ворота! – донеслись крики.

Вслед за грохотом раздался пронзительный свист и шум приближающейся к нам другой кареты, которая резко свернула и тут же опрокинулась, вертя колесами. Я увидела лежащую на боку карету Дитриха, а его кучер соскочил с козел и распевая пьяные песни.

- Уберите карету с дороги! – кричал кто-то, но больше я ничего не слышала. Сердце колотилось, кураж спадал, а я вертела на руке роскошный браслет.

Карета мчалась, петляя переулками и пугая прохожих, а потом остановилась, как вкопанная.

- Все платье истоптал! – с сожалением прокряхтела я, глядя мятые и пыльные перья. – Придется перешивать!

Я взбежала по ступенькам, ведущим в храм, видя, как Бесподобный Елауарий гладит огромного полосатого кота, который шипит, вырывается и извивается, как бешенная гидра, обещая растерзать каждого, кто еще осмелится к нему подойти.

- Познакомься, это брат Бенедиктус, - умиротворенно произнес Елауарий, поворачиваясь ко мне расцарапанным лицом. – Теперь он будет жить при храме! Просто одно ружье сломалось…

Бесподобный Елаурий вдохнул.

- А отбиваться как-то нужно! – заметил Бесподобный Елауарий с умиротворенным вздохом. – Но за дополнительную плату, разумеется!

Я увидела обновленный прейскурант услуг. Венчание – пять риалей, торжественное венчание – десять риалей. Венчание с арендой ружья – пятнадцать риалей… И в самом конце появилась надпись «Аренда брата Бенедиктуса для самообороны – 50 риалей».

- Пышь! – злобно выдал брат Бенедиктус на меня, как бы намекая, что не зря он стоит, как три ружья и «дружки жениха с большим опытом».

- Можно, я сделаю пожертвование на храм? – спросила я, отстегивая браслет.

- У меня сдачи не будет, дочь моя, - вздохнул бесподобный Елауарий. – Хотя, погоди… Сейчас посмотрю, что у нас в ящичке с пожертвованиями…

Он отпустил брата Бенедиктуса, который выгнул спину и обвел все вокруг осоловевшим взглядом. Мне пришлось отступить в ответ на «Пшшш!». Брат Бенедиктус распушил хвост и заскочил на скамейку.

Бесподобный Елауарий открыл поросший паутиной ящик у входа, засунул туда руку и достал три патрона.

- Спасибо вам, добрые прихожане, - сложил он руки, поднимая руки в молитве. Меленькими шажочками он дошел до ружья, прислоненного к стене, ловко переломил его через колено и заправил магические патроны.

- Одну минутку, - блаженно вздохнул бесподобный Елауарий, глядя на меня ясными глазами, в которых можно разглядеть любовь ко всему миру. – Я разменяю! Подожди здесь, дитя мое. Но брата Бенедиктуса не гладь. Он сегодня немного расстроен.

Дверь в храм закрылась, потом воцарилась тишина. В этой тишине я шагнула к алтарю, щурясь на заливающий его свет. Он казался розовом.

- Дорогая богиня, - сложила я руки и опустила глаза. – Я не знаю, правильно ли я поступаю…

Я с надеждой подняла глаза, силясь прочитать ответ.

На улице послышались выстрелы и дикие крики: «Моя нога!!! Заберите все! Только оставьте мне жизнь!».

Дверь со скрипом отворилась, а я разглядела, как по улице полз с простреленной ногой неприятный тип.

- Вот и разменял, - смиренно заметил Елауарий, доставая окровавленный мешочек. – Я всегда говорил, что самое не то, что снаружи, а что внутри! Вот смотришь на него, вроде бы тип бандитской наружности. Но внутренности у него добрые…

Мне ссыпали золото, а я пересчитывала ловкими пальцами монетки. Теперь я смогу починить машинку!

- Спасибо, - улыбнулась я, прижимая к себе золото. – Больше не надо!

- А больше и не дам! – улыбнулся Бесподобный Елауарий, относя золото в коробочку «На строительство храма богини любви».

Я вышла из храма, видя, как неподалеку прохожие собираются возле тела. Быстро открыв дверь ателье, я шмыгнула туда мышкой и задернула шторы, закрывая дверь на замочек.

- Нда… - ужаснулась я, видя, во что превратилось платье. – Срочно перешивать!

Я отошла на несколько шагов, скрипя половицами и прикидывая, как бы так переделать фасон, чтобы спасти платье.

- Есть! – щелкнула я пальцами, доставая выкройку из стола. И тут мне стало так лень, что я положила ее обратно в стол и спрятала платье в шкаф.

Укропчик стоял на месте, вполне довольный жизнью и кустами сирени.

- Домой, - пошлепала я ладошкой Укропчика, и тот нехотя поплелся по узким улочкам, петляющим на карте, словно кто-то расписывал перо.

Стоило мне сдать Укропчика и открыть дверь, я поняла, что Дитриха еще нет дома, поэтому завалилась на диванчик в холле, скинув старые строгие туфли. Пока Джордж зажигал свечи, за окном послышался стук кареты. Она не проехала мимо, а остановилась возле дома.

Я оторвала голову от подушечки и напрягла слух. В дверь внезапно постучали, а Джордж, осторожно отодвинул тяжелую штору, как бы проверяя, кто это.

Когда он повернулся, его лицо было бледным.

- Кто там? – почти беззвучно спросила я, представив, что там за дверью дерутся тайная канцелярия и жандармерия за право арестовать меня. Неужели кто-то узнал? Но как? Или выследили? Вроде бы слежки не было! Я проверяла!

- Там… - начал Джордж, глядя на меня. – Приехала мама хозяина.

- Что?! – выдохнула я, забывая вдохнуть. Мама Дитриха?

Мама – это плохо! Мама – это хуже тайной канцелярии! Я вскочила на ноги, бросаясь к зеркалу. Мое строгое коричневое платье приличной горожанки тут же застегнулось на все пуговицы под самое горло.

- Расческу! – беззвучно прошептала я, показав Саре, как чешу волосы. Она кивнула и бросилась по коридору.

- Мама Дитриха, - шептала я, стирая остатки макияжа.

- Вот! – выдохнула мне Сара, вручая расческу, которой я быстро прочесала нарочно покрытые пылью волосы и туго стянула все в гульку. Я напоминала унылую луковицу.

Мое воображение быстро нарисовало чопорную леди, стоящую за дверью, до которой уже дошли слухи, что ее сын женился. А на свадьбу не позвал!

Стук повторился. Дворецкий вопросительно указал на дверь, но я замотала головой, пока Сара несла мне пудру, без которой приличная горожанка чувствует себя голой.

Щедро припудрив лицо, я превратилась в унылую бледную моль с уставшим от земных пороков взглядом.

Наверняка она еще и член почетных женских комитетов по «Вязанию варежек для одноруких», «Помощи обездоленным добрым словом и шарфиком» и какой-нибудь ассоциации по «Трупоустройству дорогих родственников!». И глава какого-нибудь женского кружка по «Вышиванию крестиком салфеточек для погорельцев».

Сейчас дверь откроется, она войдет и скажет: «Какой ужас! И мой сын женился вот на этом! Это что за вид!».

Благородная дама всегда найдет к чему прицепиться, но я сделала все, что могла, чтобы выглядеть приличной женой. Если что, ее сын уехал по очень важному делу.

- Открывай, - беззвучно произнесла я, и Джордж открыл дверь.

В коридор, распространяя запах дорогих духов вошла Красотка Роуз в красном наряде и в сетчатых чулках. Ее полная грудь была больше открыта, чем прикрыта, на щеке красовалась жирная мушка, а полные губы были сочно накрашены яркой помадой. В ее руках была трость. Только сейчас я заметила, в виде чего был выполнен набалдашник трости. И покраснела.

- Проститутка, дружочек, - крикнула она в сторону улицы, - это - твоя совесть! Это понятно?!! Что значит доплатить? Мне кто-нибудь доплатит, за то, что у меня на заднице памятник каждой яме?

Она повернулась к нам, делая шаг в холл. На счет того, входит ли она в комитеты, я ошиблась. Тут больше было похоже, что комитеты входят в нее…

- В последний раз нанимаю экипаж! – высказалась она. – Мой экипаж в починке.

- Как ваше здоровье? - учтиво поинтересовался Джордж.

- Клиенты не жалуются! – нахально заметила она, проходя по роскошному холлу.

- Это - мадам Бергендаль, - сдал меня дворецкий, быстро прячась за штору.